Белый шум (СИ) - Щербинина Зоя "Jero3000" - Страница 9

Она закашлялась, и Невилл увидел, что ее снова начинает трясти. Он положил руку на дрожащее плечо, превозмогая ненависть, что поднималась в душе подобно разбуженной кобре.

— Родольфус предложил помучить тебя. Он говорил, что мать будет куда сговорчивее, если ей придется спасать ребенка. Барти даже достал тебя из колыбельки, а я… Я не могла иметь детей, вместо материнства я положила жизнь на алтарь служения делу Темного Лорда, но в ту ночь мне стало жаль. В первый и последний раз в жизни я не позволила кого-то пытать.

— Ты защитила меня? — Невилл опешил. — Но ведь ты сама потом не прочь была бить меня заклинаниями!

— Это другое, — Лестрейндж покачала головой. — Ты мог защищаться. Но пытать бессловесного ребенка было выше моих сил.

«Нельзя трогать ребенка», — вспыхнул в памяти Невилла крик Гермионы.

— Как удивительно, — проговорил Дамблдор, улыбаясь непонятно чему. — Ты всю жизнь стыдилась и прятала самый добрый поступок в своей жизни, то, что дало тебе шанс на искупление и спасение души.

— Я знаю, что ты меня не простишь, — севшим голосом проговорила Беллатрикс, вцепившись в руку Невилла. — Но я не хочу больше видеть кошмары. Не уезжай.

Он молчал, не зная, что и ответить, но увидел, что ее опять начинает бить крупная дрожь и поспешил обнять, словно пытаясь уберечь от кошмара.

— Невиллу нет нужды уезжать, — Дамблдор улыбнулся, и по мановению его руки белый туман развеялся, являя взору белоснежный поезд. — Вы едете вдвоем. Первый шаг сделан и теперь пора двигаться дальше.

Дверь поезда распахнулась, приглашая отправиться в путь.

— Но разве она не должна пройти полное искупление здесь? — спросил Невилл, не веря своим глазам и ушам.

— Каждая история имеет свой путь, — туманно ответил Дамблдор, и в его голосе послышался знакомый треск с шипением. — Вам предстоит очень долгий, здесь же вам нужно было сделать первый и самый главный шаг.

Невилл подсадил Беллатрикс и сам вскочил на подножку. Дверь за ними захлопнулась, поезд пришел в движение, а станция за окном стала терять свои очертания, пока ее не поглотил белый шум.