Лабиринт (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 20

Дрожит, и я дразню уже уверенно, то сильнее надавливая на клитор, то лаская по кругу.

— Больно? — хриплым шепотом на ухо, жадно целуя подбородок, шею, ключицы, плечи.

— Дааа.

— Прекратить? — языком по дрожащим губам, и в глаза ее смотрю, как они закатываются.

— Еще…

— Вот так?

Надавил сильнее, быстрее, и она поплыла, выгнулась дугой, я сам не поверил, что уже сокращается, пульсирует, вскрикивая так жалобно, что мне до безумия хочется войти в нее и выбить гортанные, низкие, жадные, настоящие. Кончила моя девочка. Такая чувствительная. Так быстро. Так чудовищно быстро. Глаза закрыты, а сама раскрытая для моих ласк и беспомощная. Скользнул средним пальцем в ее невыносимую тесноту и сам громко застонал задыхаясь, почувствовав легкие спазмы. Наклонился к ее бешено вздымающейся груди и прикусил сосок, втянул в себя. Закричала, выгибаясь, все еще сокращаясь вокруг моего пальца. Я не двигаю им, просто охреневаю от бешеного кайфа. От ее оргазма. От запаха. Почти сам кончаю от выражения лица с широко открытым ртом и подрагивающими веками. Первый толчок, ловя изменения в приоткрывшихся глазах, а они снова закатываются. Второй, третий. Не глубоко, у самого входа, а так хочется на всю длину и двумя, тремя, до хрипоты, чтоб текла на руку. Как же хорошо в ней… горячо и тесно. Безумно тесно. Обхватил за горло, привлекая к себе, понимая, что дико хочется сдавить пальцы сильнее, чтоб хрипела и задыхалась… но я посылаю зверя на хрен. Мне хорошо сейчас. Мне дьявольски хорошо.

— Смотри на меня… Скажи мое имя.

— Маааксим, — глубже в нее, немного глубже и резче. Она сокращается опять, словно, не выходя из этого состояния, если так вообще, бл***, бывает, и утягивая меня за собой на ментальном уровне, когда ее наслаждение стало моим собственным, и я, как без кожного покрова, содрогаюсь, впитывая эти стоны. Слизываю с ее губ крики, слезы, каждый вздох. Вот так, маленькая. Сегодня больно не будет. Не здесь… и не со мной.

Прижал к себе, поглаживая по волосам. Сильно прижал.

"Не со мной" причинило адскую боль, так что внутри все выкрутилось, сжалось. Но я ни на секунду не забыл свой приступ ярости и свое желание сжать пальцы сильнее, сожрать ее боль, услышать крики. Зачем ей эта грязь? Попробует — потом не сможет по-другому. Первый опыт всегда складывает модель сексуального поведения, и если я сейчас сделаю с ней то, что так люблю делать — она больше никогда не будет той нежной девочкой, которую я знал. Не хочу ей себя. Не хочу ей боль. А мне больше нечего предложить.

— Я люблю тебя, — прошептала очень тихо, а я сжал челюсти сильнее.

Не любишь. Увлечена, хочешь, летишь как мотылек на огонь, но не любишь. И я не умею. Ничего у нас с тобой не выйдет. Ты первая, кому я не хочу сделать больно, и поэтому сделаю сейчас. Ты быстро излечишься, а я спрячу твои стоны очень глубоко и далеко, туда, где никто не найдет, даже я сам.

Потом она спала в машине, укрытая моей курткой, а я смотрел на нее и курил. Много курил, вырубив музыку, слушая, как она дышит.

Утром отвезу домой и съеду от Графа.

ГЛАВА 10. Андрей

— С девчонки глаз не спускать, Фима сориентирует на местности, следите за всеми соседскими поселками и самим городишкой. Странно, что даже не озаботились ей фамилию сменить, так и оформили, как Беликову. Там, видимо, указания просто — держать рот на замке, а значит, кто-то из местных прикормлен, — я придерживал телефон, прижимая его плечом к уху, так как одной рукой держал руль, а второй доставал еще один сотовый, на ходу рассматривая дисплей. Он разрывался от звонков — вот что значит побыть "вне зоны доступа"… Ворон. Разволновался, видать, старик. В который раз уже звонит за последние несколько дней. Теплые отцовские чувства взыграли? Возможно… где-то на очень большой глубине души, но сейчас ему скорее дискомфортно стало, что связаться до этого со мной не мог. Сидя в камере, я и сам ощутил, насколько это паршиво — пребывать в неведении, словно чувствуешь, как приходится отпускать из рук контроль. А это, хочешь не хочешь, вызывает не только злость или ярость, но и тревогу… Беспомощность, мать ее.

Я сбросил звонок, так как сейчас нужно узнать все насчет больницы, в которой Беликов залечивает свою дочь. Макс пробил информацию, и сейчас следовало бы копнуть поглубже. Мы действовали с разных сторон, и пока он налаживает связь с Таней, нам нужно получить то, на что она согласилась бы обменять свою помощь. Нам требовалась огромная услуга, поэтому обмен должен быть равнозначным, а еще лучше, если то, что предложим мы, будет важнее того, что она могла потерять. Мы должны были гарантировать ей безопасность и неприкосновенность. Ей и ее дочери. А для этого нужно не просто охранять девочку от возможных попыток перепрятать, но и понять, каким образом ее освободить, не спугнув раньше времени самого Беликова. Я понимал, чего нам может стоить малейший неосторожный шаг, сейчас мы не просто искали способ прикрыть свою спину, но и втянули во все это Татьяну, и она в случае согласия окажется на нашей ответственности.

Поймал себя на мысли, что как бы не иронизировали скептики, а в нашей жизни все же действует закон бумеранга. За каждый свой поступок придется рано или поздно ответить. Разница лишь в том — позволить этому бумерангу сбить тебя с ног или, задействовав все силы и ресурсы, поймать его на лету.

Особенно отчетливо я почувствовал это, когда переступил порог своего дома после СИЗО. Потому что там меня встретила пустота. Удручающая и тяжелая. Дом, который казался мертвым, потому что тишина, ставшая нем полноправной хозяйкой, была гробовой. Стены, шикарная мебель, крыша над головой, горничная, бесшумная, словно призрак, вышколенная охрана, больше напоминающая роботов, только улыбка и искренние слова Дарины наполняли его жизнью. А вот та, которая была сейчас самым дорогим человеком в мире, возвела вокруг себя стены, которые хотелось развалить к чертовой матери, и только боль и упрек, застывшие в ее глазах, меня останавливали.

— Андрей Савельевич, наши на месте сообщают, что в ближайшей к городу гостинице сделан заказ трех номеров на сегодняшний вечер. Что нам предпринять?

— Ничего, ждите на месте, я выдвигаюсь сам.

Проверил в сообщении адрес больнички, который мне нарыла охрана, и вновь едва смог сдержать ухмылку. Беликов, конечно, наглец, притом абсолютно бесстрашный. Все это время их с Таней дочь находилась практически под носом, езды часа полтора от города, просто он блестяще умел использовать рычаги влияния. Поэтому отыскать пациентку простому смертному оказалось практически невозможно, да и скорее всего, сама Таня была уверена, что ее дочь за семью морями.

Решив, что дело лучше не откладывать, направился прямо в больницу.

Дисплей сотового опять замигал, извещая о голосовом сообщении.

"Андрей Савельевич, где же вы, и что мне говорить партнерам? Я не знаю, что отвечать… — пауза… — Андрей, я уже места себе не нахожу… Ну куда же ты пропал? Ну где же ты? Я волнуюсь… Ну как же так?" — голос на записи был взволнованный, его обладательница тараторила, и я подозреваю, что и во всех предыдущих ее сообщениях одно и то же в нескольких десятках вариаций. Это была Ольга, моя секретарша. Хорошая девушка, вот только больно разговорчивая. Так и напрашивалась на то, чтобы я заставлял ее замолчать, наматывая копну густых блондинистых волос на кулак, ритмично погружаясь в ее горячий рот. Она отлично справлялась с горловым минетом, делала его с особым рвением и удовольствием, снимая мне напряжение трудового дня или стресс после очередных сложных переговоров. С ней было удобно, легко и понятно. Иногда даже забавно наблюдать за тщательными попытками казаться мне нужной. Типичная представительница охотниц за мужчинами, которая наивно предполагала, что удастся найти того, кто согласиться расплатиться за качественный и регулярный секс штампом в паспорте.

Я так и не дослушал до конца ее сообщение, зная, что не услышу ничего нового. Вместо этого, не желая откладывать неприятное, но неизбежное дело в долгий ящик, решил перезвонить отцу.