Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Лабиринт (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

— Клоун, бл**ь, — пронеслось мне вдогонку.

— Не клоун — Зверь. Он тебе сердце голыми руками вырвет, Гера, и сожрет сырым. Спрячь ствол, задолбал, придурок. Иди… потрахайся и расслабься.

Я ухмыльнулся. Все же Лева проинформирован мной неплохо — сломанное ребро и нос, видать, поднывают в плохую погоду.

Я подошел к бару, отыскивая взглядом троицу, которую провел сюда. Не мешало бы расслабиться. Полчаса на прицеле у обнюханного имбецила как-то не располагает к спокойствию. Но вместо них мне очень мило улыбалось какое-то чудо с белыми волосами, черной подводкой в пол-лица и пухлыми губами. Вот слабость у меня, когда у них пухлый рот.

— Мы знакомы? — спросил я и подтолкнул к ней меню бара. Отрицательно качнула головой и облизнулась. О дааа, детка. Я точно знаю, чего хочу сейчас.

— Я о тебе наслышана, — вдруг сказала она и я усмехнулся. Пусть будет так.

— Поехали знакомиться, если наслышана и не страшно…

Через пару минут я уже вел ее в сторону выхода, сжимая упругие ягодицы:

— Так значит, любишь жестко трахаться? — шепнул ей на ухо, прикусывая мочку.

— Дааа.

Она кричала это "дааа", пока сосала мой член, в коротких перерывах, когда я давал ей продышаться и снова яростно долбился в этот рот, удерживая ее за затылок. И потом, заливаясь слезами, когда драл ее, нагнув над креслом в моем номере, намотав ее длинные волосы на кулак, под конвульсивные сокращения ее плоти вокруг моего члена. Да, ей таки нравился жесткий трах, она кончала, как заведенная, а утром не взяла денег. Не люблю, когда они не берут, потом начинают названивать и требовать свиданий, но эта даже номер телефона не спросила. Кто-то платит за секс, чтобы получить сам секс, а я любил за него платить, чтоб не возникало сложностей. Дал денег — и мы в расчете, и все вопросы на счет продолжения отпадают.

* * *

Я врубил музыку на полную громкость и закурил, глядя в лобовое стекло. Наконец-то почти дома. Последние три года мотался туда-сюда. То в Питер, то вообще по Урюпинскам всяким. Ворон сказал завязывать там, здесь проблем хватает. Ахмед, сука, наехал на наших недавно, устроил маскарад в центре города. Попрессовали ребят, а некоторых менты загребли во время поножовщины.

Я подумал об отце, уверен, он сразу же обзвонил своих адвокатов, работающих на него уже годами. Пацанов выдернут, и довольно быстро. В этом отношении Сава придерживался одного правила — своих надо вытаскивать всегда. Из любой передряги. За это его фанатично уважала братва. Впрочем, как и я сам, что так же не мешало мне сильно его ненавидеть. Три года назад наш разговор с Вороном состоялся сразу после похорон Лены. Ни днем раньше. Хотя у него был целый месяц и до этого поговорить со мной. Нет, я даже не ждал. Я давно не жду от людей ровным счетом ничего, кроме подлянки. Его молчание доказывало, что известие никоим образом не всколыхнуло в нем никаких чувств. Я не удивился. Но тогда уже отбросил планы мести, и не из-за отца, а из-за Графа. Есть дружба, которая вырастает из ненависти, а наша была подпитана ненавистью к общему близкому врагу — родному отцу. Нас объединяло настолько много, что вся моя месть теряла смысл, когда я понимал, что в лице Андрея мщу сам себе. Нет — это не благородство. Это умение возвращать долги, и я был должен брату хотя бы за то, что тот два раза протянул мне руку, когда должен был всадить пулю промеж глаз.

Ворон вызвал меня к себе, когда я вернулся из больницы, где оставил Андрея у постели дочери. Сава лично позвонил и сказал, что ждет меня на ужин. Поразился его цинизму, точнее, не поразился, а скорее усмехнулся, понимая, насколько этот человек предан своим пустым идеалам. Хорошо, что на похороны пришел, я думал, его и там не будет. Не скажу, что горел желанием обсуждать с ним его отцовство. Не так я хотел, чтоб он узнал о моем существовании, но что сделано — то сделано, и мне было все же интересно посмотреть ему в глаза и понять, что он чувствует. Ведь он месяц обдумывал этот разговор. Сава ждал меня в этот раз не в кабинете, нам накрыли в просторной зале на двоих. От ужина я тогда отказался. В душе остался едкий пепел после всего, что произошло в последние дни. Он предложил мне присесть, но я так и остался стоять. Мы оба молчали. Я смотрел на него и думал о том, что много лет назад я бы сдох за возможность вот так поговорить с ним, а сейчас… сейчас, как говорится, уже нахрен не надо. Да и не о чем. Он мне никто, и я ему… никто. Ворон первый нарушил молчание.

— Я позвал тебя не для того, чтобы бить себя в грудь, оправдываться и говорить, что сожалею о твоей матери, — он тоже не торопился садиться за стол, стоял напротив меня ужасно бледный, с ввалившимися глазами, но все такой же до тошноты высокомерный, — я даже не помню, как она выглядела. В моей жизни таких, как она, были сотни.

Я сжал челюсти, контролируя дикое желание съездить ему под дых.

— Ничего личного, Макс. Тогда я жил именно так. Какая-то девка, с которой я спал, пока скрывался от ментов, решила захомутать меня известием о беременности. Я дал денег и забыл о ее существовании. Я поступил бы так с любой другой.

Я в этом даже не сомневался. Сам такой. Оттрахал и забыл. Пошел дальше. Но, бл**ь…

— То есть идеи проверить, сделала ли она аборт, у тебя не возникло?

— Нет. Совершенно. По всей логике вещей должна была. Не в ее положении оставлять ребенка, безотцовщину, с ее-то мамашей чокнутой. Ей не повезло, либо тебе повезло. Сейчас я уже не знаю, что это было. Извиняться мне не за что, да и оправдываться тоже. Я не знал о твоем существовании, а она не представляла для меня ровным счетом ничего, чтобы я начал интересоваться.

Савелий поставил на стол два бокала и плеснул нам обоим виски.

— Я, Макс, предлагаю начать с чистого листа. Вот с этого момента, когда я знаю, что ты мой сын. Исправить уже вряд ли что-то можно, но, учитывая, как ты подгадил за последние годы — мы в расчете. Ты теперь моя семья, и я готов забыть все то дерьмо, что ты расплескал вокруг себя в радиусе километров. Не пафос — жизненное кредо. Родная кровь — не вода.

Он отпил виски и снова посмотрел мне в глаза. Я не знал, что испытываю. После того, как тобой затыкали все прорехи и твоими руками устраняли неугодных, довольно странно вдруг понимать, что тебя возвысили до каких-то благ, потому что ты вдруг оказался носителем генов самого Ворона.

— Не сказал бы, что сожалею об этом дерьме, — ответил я и отпил виски. Ворон ухмыльнулся.

— Я был бы разочарован, если бы ты сожалел. Поэтому проехали. Назовем это ответным шагом, спустя несколько лет.

Я молчал, смотрел на него и молчал, сжав челюсти. Не так-то просто через столько лет ненависти вдруг начать воспринимать его иначе, чем подлым ублюдком, из-за которого погибла моя мать.

— Я знал, что разговора особо не получится. Это нормально. Время займет. На. Возьми.

Ворон, сунул руку за пазуху и достал из внутреннего кармана пиджака конверт, подал мне.

— Загляни.

Если это бабки, я врежу ему, несмотря на то, что он еле на ногах стоит. Раскрыл конверт и достал свидетельство о рождении. Мое свидетельство. Свежая корочка, едва высохшие чернила и печать. Только фамилия теперь стояла не та, которую указала мать, а Воронов, и в графе "отец" проставлено имя: Савелий Антипович Воронов.

Стиснул челюсти до боли, чувствуя, как участился пульс и раздуваются ноздри. Внутри началась война, где одна часть меня хотела разодрать это гребаное свидетельство и швырнуть в лицо Ворону, а другая — содрогнулась от идиотской непонятной радости.

— Именно поэтому я не звал тебя месяц. Я хотел сделать то, что сделал бы двадцать восемь лет назад, если бы узнал о твоем существовании. Я, может, паршивый человек и хреновый отец, но я справедлив и у меня есть свои принципы: мои дети — это мои дети. Моя семья. А семья, Макс, — это святое. Землю жри, но семью не предай.

Он вдруг схватил меня за затылок.

— На меня смотри, — наши взгляды встретились, и я сильно сжал конверт пальцами, — сучонок, а глаза как у меня, один в один. Дел ты навертел… Я расхлебывать заколебался за этот месяц. Но имел право… Признаю. Виноват.