Изнанка судьбы - Лис Алина - Страница 43

— Жаль. Люблю знать, что писать на могиле, — горбун огладил «яблоко». — А мне даже нравится, как все складывается. Устроим милый вечер на троих. Посмотрим, как ты отреагируешь, когда я начну отрезать кусочки от твоего приятеля.

С этими словами Блудсворд оторвался от дверного косяка и пошел прямо на меня. Он не торопился, уверенный, что я никуда не денусь. Рэндольф еще хватал ртом воздух и тряс головой, пытаясь подняться. Я цапнула первый попавшийся предмет со стола в лаборатории — это был человеческий череп, почему-то эбонитово-черный, — и швырнула его в горбуна. Вспышка отбросила мое бесполезное орудие, не дав долететь ему до тела мага.

— Испортишь что-нибудь, и я отрежу тебе уши. Без ушей прекрасно можно жить, — сообщил граф. Он даже не угрожал. Просто извещал о намерении.

Рэндольф встал. И снова поднял свои клинки. Он мог попробовать сбежать сейчас, когда Блудсворд стоял спиной к нему, слишком поглощенный мною, чтобы замечать уже побежденного врага. Я отчаянно хотела, чтобы фэйри сбежал. Мысль, что горбун будет пытать его в моем присутствии, была невыносима. Но, взглянув в спокойное и сосредоточенное лицо воина, я поняла: не сбежит. Никогда.

И тут Терри, о котором забыли все, включая меня, скомандовал:

— Переноси нас, Элисон.

Мир моргнул. Рядом ревел вихрь черной, дикой энергии. Тьма, свернутая в воронку, скулила и выла на разные голоса, и мне слышались в этом вое голоса тех, кто в муках умирал на алтаре Блудсворда. Шершавый и колкий ветер гулял меж колонн, больно, чуть не до крови, облизывал кожу, норовил содрать оболочку с вещей и явлений, оставить лишь голую, беспомощную суть.

Это место было равно чуждым и опасным для людей и фэйри. И все же Терри снова оказался прав — оно было нашим шансом на спасение. Я лишь секунду помедлила и рванула к выходу и Рэндольфу.

Оставалось пробежать не больше десяти футов, когда поющий черный вихрь ускорился и пошел наперерез. Я вильнула, он тоже. Встреча была неизбежна, но в последнюю минуту сильные руки дернули меня в сторону. Я полупридушенно пискнула в железных объятиях фэйри, и мы вместе вывалились из двери. Обернувшись, чтобы ее захлопнуть, я застыла.

Блудсворд стоял сразу там, где секунду назад не было ничего. Прямо напротив выхода.

Защитное поле мага трещало и искрило непрерывными разрядами, за которыми почти невозможно было разглядеть его фигуру. Он поднял руки, что-то выкрикнул. Время замедлило ход.

Бесконечно долго срывалось с рук Блудсворда зеленое пламя. Полыхающий болотным маревом шар летел так медленно, что можно было уже с десяток раз отпрыгнуть, но, как в дурном, вязком сне, ноги и руки вдруг налились неподъемной тяжестью, повернуться не было сил и оставалось лишь беспомощно наблюдать.

Путь гудящего темного вихря пересекся с траекторией зеленого пламени. Шар беспрепятственно прошел сквозь тугой поток темной энергии, лишь сменил цвет с гнилостно-изумрудного на черный. На лице Блудсворда возникло выражение ужаса, когда он понял, что преображенное заклятие летит прямо в меня…

Но на пороге навстречу заклинанию шагнул Терранс. И пламя растеклось по его фигуре, глодая призрачную плоть черными клыками. Он истаивал, как сосулька, брошенная в камин.

Терри обернулся. Я поймала его растерянный взгляд. Призрак улыбнулся, но в этой улыбке было слишком много боли…

А потом Рэндольф захлопнул дверь.

— Бежим!

— Там Терри!

— Терри мертв.

— Нет, — прошептала я. — Нет, это невозможно.

— Бежим, Элисон!

— Я не оставлю Терри.

Он опустил клинок:

— Тогда мы оба здесь погибнем.

Я поняла, что так и будет. И еще — что Рэндольф готов к смерти. Может, он был готов к ней с того момента, как вошел в дом мага. А может, с того дня, как спас меня от грисков.

И я побежала с Рэндольфом. А Терри остался там. Навсегда.

Элвин

Тварь рванула вперед, целя в горло. Я перерубил ее шпагой и, не глядя, швырнул заклятье. Правую ладонь пронзила болезненная судорога. Показалось: не удержу силу, устроив самосожжение на радость местным обитателям…

Удержал.

Огненная волна лизнула землю, выжигая все в диаметре пяти футов вокруг. Остатки стаи бросились врассыпную. Мелкие и юркие звери — этакая помесь ящерицы с давно дохлой гиеной. По сравнению с гусеницей, которую я разделал чуть раньше, их можно было назвать даже симпатягами.

«Гусеницей» я обозвал ее для простоты. Толстое, похожее на связку сосисок тело было высотой мне по колено, и его покрывали шевелящиеся волоски, с палец каждый. А от нескольких оскаленных, сочащихся слюной ртов на спине насекомого-переростка передернуло даже меня.

Сейчас нашинкованные останки твари украшали тропинку за ближайшим поворотом. Если их еще не растащили местные падальщики.

Гиеноящеры заскулили, принюхиваясь к запаху паленой плоти. Пламя на славу поработало с их сородичами. Под слоем превратившейся в уголь чешуи угадывалось не до конца сгоревшее мясо.

Вожак помедлил, заворчал и отступил. Тропа снова была свободна.

В спину мне летели хруст и жадное урчание.

Кровь пропитала камзол, но уже почти не текла, только плечо постреливало болью. Не сумел поставить щит, глупо подставился под клыки. Магия — ненадежная штука в руках однорукого.

Время. Его опять было мало. Слишком мало.

Я ускорил шаги, сдерживая желание перейти на бег. За новым поворотом тропы снова не оказалось ни Франчески, ни обрывков красного платья, ни следов борьбы или крови.

Ощущая облегчение пополам с разочарованием, я выругался сквозь зубы. Когда я стоял на скале, она уже дошла до этого места? Или еще нет?

Проклятье!

О том, что Франческа могла свернуть с тропы, думать не хотелось.

Я знал одно: отсюда без нее не уйду. Пройду всю долину, вырежу всех, кого встречу. А если с сеньоритой что-то случилось…

Здесь поток мыслей прерывался. За этим допущением была пропасть. Ледяная бездонная яма.

…Если с ней что-то случилось, я тряхну стариной и выжгу это паучье гнездо дотла!

Из зарослей донесся птичий грай. Стая поднялась в воздух, сделала круг над моей головой. Я вскинул руку, собирая пламя в горсти. Словно угадав мое намеренье, птицы сделали еще круг и перелетели за реку.

Франческа… какого демона ее понесло в долину?

Мой путь сюда отмечали выгоревшие площадки и останки местной фауны. Бесконечная череда однообразных схваток. Я рубился, швырял заклятья — срабатывало одно из трех, но и этого хватало. Поодиночке мерзость, населявшая долину, не тянула на серьезного противника. Но их было много. Мелкие и крупные. Летучие, прыгучие, ползучие. Со жвалами, клыками, когтями. Эта пакость все лезла и лезла, словно задалась целью меня остановить. И я, испепеляя очередную стаю уродцев, пытался отогнать отчаянную мысль, что сеньорита одна и безоружна: мыслимое ли дело для женщины выжить среди подобного?!

Это я еще по дороге шел. Мелькавшие в зарослях по обочине тени как-то не вызывали желания сходить с нее без острой необходимости.

У холма тропинка разделялась на две. Первая, широкая, шла в обход холма — вглубь, в долину. Вторая, едва заметная, вела на вершину. Я, не колеблясь, свернул на нее. Нужно еще раз взглянуть на окрестности. Осточертело искать вслепую.

Шагнув меж двумя менгирами на выложенную камнем площадку, я не сразу понял, что мои поиски завершены.

Франческа лежала на алтаре, раскинув руки. Платье из алого, как кровь, бархата мягкими складками спускалось до земли. Голова запрокинута, обнажая беззащитную шею с черной полоской ошейника. Каштановые кудри разметались блестящей волной по ковру изо мха и веток.

Она выглядела невредимой. Спящей. Беззащитной.

…Бывало, я засиживался до утра, и она засыпала одна — ровно в такой позе, словно обозначая свои границы и желание спать в одиночестве. Но стоило мне лечь рядом, как Франческа поворачивалась набок. Не просыпаясь, подползала ближе, чтобы положить голову на плечо. Я обнимал ее — осторожно и нежно, чтобы не разбудить. Тихий ритм ее дыхания, теплая щека на плече, мягкое руно волос под пальцами — все это было так просто, обыденно и правильно.