Джек Мэггс - Кэри Питер - Страница 55

Он обошел площадь два или три раза, пока не привлек внимание дежурного полицейского, который, разумеется, спросил его, что он здесь делает. Но когда полицейский поднял свой фонарь, на площадь выехал кэб, и Том тут же окликнул его. Он велел кучеру везти его, но не туда, где его ждал Стилшенк, а прямехонько в Айлингтон, где ему предстояло решить опасную задачу – разбудить среди ночи Ма Бриттен.

Неспокойной и неугомонной Ма нередко, чтобы уснуть, приходилось выпивать на ночь стаканчик или два французского ликер-крема. А погрузившись в желанный сон, ей менее всего хотелось быть внезапно разбуженной светом фонаря в руках собственного сына. Поэтому проснувшись, она не поскупилась на брань и, конечно, была чертовски не в духе.

Я, к счастью, не был свидетелем этому, но, прожив немало с этой парочкой, думаю, что в предлагаемом мною коротком скетче не погрешу против истины,

«– Тебе бы лучше было не терять этих ублюдков, – сказала Ма, – а то, не дай Бог, Сайлас попросит шайку наведаться к тебе в гости.

– Я ничего не терял, Ма, – оправдывался Том. – Я выполнил свою,работу, они вошли в дом, но, как видите, не вернулись.

– Ты куча дерьма, – не колеблясь, подвела итог она.

– Дерьма! – взвизгнул он. – Не называйте меня так. Я не трус.

– Дерьмо! – еще раз крикнула Ма».

Ей нравилось оскорблять его, оскорблять до тех пор, пока лицо его не становилось багровым, и он еще больше жаждал от нее доброго отношения и материнской ласки. Хотя он уже был взрослым мужчиной и его грубые красные руки оказывались ловкими и умелыми, когда они с матерью отправлялись в ночное путешествие, тем не менее он все еще, как прежде, мог хныкать, как мальчишка, и цепляться за материнскую юбку.

«Если ты потерял этих маленьких ублюдков, я отрежу тебе твои чертовы уши», и так далее.

Она могла называть нас ублюдками и даже кем-нибудь похлеще, но истинной причиной ее тревоги был страх лишиться курицы, несущей золотые яйца, и хотя обычно она была очень бережливой, когда речь шла о пенни, сейчас, не колеблясь, во второй раз оплатила поездку в экипаже до площади Монпелье.

Когда они приехали на улицу за конюшнями, Том уже утвердился в своем мнении, что сбежавшие нарочно устроили ему ловушку, а теперь только ждут его.

Этим своим предположением он еще раз дал матери повод назвать его кучей дерьма. Она, вырвавшись вперед, первой вошла в дом.

Несмотря на просьбы Тома не делать этого, она зажгла свечу, нашла кухню и там разыскала мешок с ворованным серебром, который мы с Софиной аккуратно упаковали. Тот факт, что ценная добыча оказалась на своем месте, убедил ее, что полицейских здесь и близко не было. Она торжествующе, походя, раз или два пребольно дернула Тома за уши и (теперь немного успокоившись) продолжила обход дома.

Том, однако, испытывал страх от такого рода перемещений. Он старался держаться далеко в хвосте, но Ма силой заставила его идти рядом, когда они стали подниматься по лестнице на верхний этаж. Для этого она ухватила его за ухо и не отпускала, пока на площадке верхнего этажа не услышала храп вашего покорного нижеподписавшегося.

Кто его знает, что подумал Том, услышав эти звуки, однако они привели его в панику.

Когда Ма велела ему задернуть занавески на окне, он куда-то исчез в темноте, и ей самой пришлось – что она потом не забыла припомнить ему – самой, стоя перед открытым окном и у всех на виду, быстро задернуть шторы. После этого она высоко подняла свечу.

– Ублюдки! – выкрикнула она.

Ее крик разбудил меня. Проснувшись, я увидел Ма с распущенными, как перед сном, волосами, в неизменной, любимой ею черной юбке, которую она носит и по сей день. Она держала свечу надо мной так низко, что капля горячего воска упала мне на голый живот, то же она проделала с Софиной; бедняжка, вскочив, перепуганно забилась в угол, пытаясь чем-либо прикрыться.

– Вон! – закричала Ма, уже обращаясь к Тому, который неожиданно появился на пороге и недоуменно пялился на нашу наготу.

– Вон! – снова крикнула Ма. Том исчез, а я сделал вид, будто не понимаю, чего она от меня требует.

– Убирайся отсюда! – крикнула она мне еще раз, не сводя глаз с бедняжки Софины.

Моим вечным позором останется то, что в тот момент я предал Софину, оставшись за дверью, дрожа, как мальчишка. А Том в это время смотрел на меня и качал головой. Из-за любопытства и желания что-либо услышать он даже временно удержался от физической расправы надо мной.

– Встань! – слышали мы голос Ма. – Руки прижми к бокам.

Потом она понизила голос, и разговор за дверью был похож на те, которые мы с Софиной слышали, прижав ухо к доскам пола на кухне. Вопросы, ответы, рыдания. Только последние слова Ма Бриттен показали, что на сей раз у нее с ее неожиданной клиенткой были совсем иные отношения. Она допрашивала ее с пристрастием.

– Пять месяцев? – наконец, не выдержав, громко выкрикнула она. – Глупая маленькая шлюха!

Значит, она узнала, понял я, сколько месяцев мы с Софиной были мужем и женой.

Глава 61

Тоби совсем исчез из дома. Он спал в ночлежке, гипнотизировал каторжника, возвратил себе колье, пил сначала кларет, а потом бренди в компании с Чири Энтуи-стлом.

Он продал права на издание своей книги «Джек Мэггс» и подписал контракт на шестьдесят фунтов, а сейчас стоял перед своим домом на Лембс-Кондуит-стрит, чувствуя на коже липкую грязь Лондона, а во рту серный привкус коррупции.

Моросил мелкий дождик, скорее похожий на туман, и оседал на кудрях Тоби, как роса на паутине. Капли скатывались по его грязным шекам, заканчивая таким образом, вместе с опухшими губами и мутным взглядом, портрет не то демонической, не то трагической личности. Он стоял какое-то время в тени, глядя на собственный дом с чувством, похожим на ужас.

Проходя по дорожке к дому, он заглянул в окно кухни и увидел, как миссис Джонс скребет стол, чтобы был чист к завтраку. Как он завидовал старой курице и ее покорной уверенности в завтрашнем дне.

Он вошел в дом с парадного хода очень тихо и осторожно, но, увы, в награду за это встретился с той, кого так хотел избежать.

Девушка сидела на скамье у вешалки для шляп; она была в халатике и домашних шлепанцах. Распущенные волосы закрывал и ее плечи, однако, несмотря на такой вид, она смело и безрассудно встала ему навстречу и обняла, страстно прижавшись всем телом.

– Где моя жена? – спросил он и поспешил увлечь ее в темную гостиную и усадить на маленький шахматный столик прямо против себя. А сам затем, чтобы не нарушать правила приличий, зажег свечу.

– Я ждала тебя, дорогой.

– Где Мери?

– В детской, но лучше послушай, что тебе скажет твоя Лиззи, так долго ждавшая тебя.

Она протянула руку и коснулась его лица. Он невольно резко отстранился.

– Лиззи, – объяснил он. – У меня лицо очень грязное.

В ответ на это она наклонилась, чтобы снова поцеловать его, и он увидел округлость ее обнаженной груди.

– Тоби, я думаю уехать во Францию. Одна.

– Ради Бога, застегни халатик.

Она повиновалась, но сделала это так кокетливо, словно забыла о серьезности ситуации.

– Я хорошо знаю французский, ты сам мне это говорил, – продолжала она.

Во Францию? Тоби не знал, как реагировать на подобную авантюрную затею. Ей было всего восемнадцать, и она едва ли понимала, каков путь в Королевскую академию.

– С кем ты говорила?

– Я буду отсутствовать всего полгода. Наверху заскрипели половицы.

– Я буду в хорошем протестантском доме в Париже. – В каком? – перейдя на шепот, спросил он. – Каким образом ты найдешь такой дом? Кто будет с тобой?

– К Рождеству я вернусь с ребенком.

– Нет!

– О, милый глупый Тобиас. Я не скажу, что он наш.

Он посмотрел на нее таким встревоженным взглядом, что она в своем невменяемом состоянии только рассмеялась.