На краю Дикого Поля (СИ) - Ежов Сергей - Страница 45

  - Сказка о попе наверное показывает священнослужителя жадным и глупым человеком. - утверждающе сказал отец Савл.

  - Верно.

  - Да... Нехорошие вещи говорят в чёрном народе о клире.

  - Тут я судить не берусь, и сам таких разговоров не поддерживаю.

  - Оно конечно правильно, и достойно похвалы.

   Дома я выделил отцу Савлу комнату, поскольку понял, что он не собирается уходить, а гнать из дому святого старца как-то нехорошо.

   В Кремль мы вошли строем: впереди князь Гундоров. А за ним в колонну по три двигались я, Орлик, Родион, Артамон Ремизов, столоначальник по железу, много сделавший для организации выплавки новых сплавов, Осип Иванович, поскольку кузов его работы был использован в царёвом паромобиле, и ещё пятнадцать мастеров, участвовавших в разработке и строительстве паровиков, а кроме них ещё машинист тягача и два его помощника. Мы решили обучать машинистов на месте, одновременно давая им и теорию и практику, и напихали бы в кабину машиниста и пять помощников, да влезают только два. Ну да ладно, школа машинистов создана, сорок учеников набрано, сейчас они усиленно потрошат третий созданный на сей момент паровик. В сущности даже не паровик, а макет, поскольку собран он из бракованных деталей. Ну и грызут гранит науки, для начала письмо и математику, а там и до серьёзных дисциплин дойдёт: у нас с Гундоровым большие планы на выпускников: лучшие из них станут расти дальше, для начала став командирами транспортных подразделений.

   Внутрь царского дворца нас, разумеется, и не собирались пускать, поскольку большинство из прибывших не только не родовитые, а банально не благородные, но нам и на улице принять царскую награду великая честь, да и свидетелей нашего триумфа получается куда как больше.

   Обставлено всё было предельно торжественно: по сторонам небольшой площади были выстроены царёвы артиллеристы во главе с командирами, все в парадных одеждах, при личном оружии, и, наверное для антуража, выставлены несколько орудий среднего калибра. На возвышении стояла довольно многочисленная группа вельмож, а посредине возвышения стояло роскошно отделанное кресло, окруженное рындами. Развевались знамёна, блестело серебро и золото на одеждах и оружии, яркими пятнами выделялись две хоругви позади кресла.

  Оркестр играл разные мелодии, в том числе и притащенные мной из будущего. Когда заиграли 'Студёною зимой под старою сосной...', я чуть не прослезился, припомнив великий фильм. Чёрт возьми, а ведь это едва ли не первый в нашем кинематографе фильм про попаданцев!

  Мы выстроились перед возвышением в одну шеренгу, с князем Гундоровым на правом фланге. Наконец из дворца вышел царь, в сопровождении самых знатных бояр, и занял своё место на троне. Присутствующие на площади замерли, и несколько секунд царила абсолютная тишина.

  Иван Васильевич шевельнул пальцами, вперёд выступил царедворец с немалым свитком в руках, и начал оглашать царёву волю, изливая на нас поток милостей. Князь Гундоров становился думным боярином, одаривался шубой с царского плеча, двумя тысячами рублей, местом для строительства терема на территории Кремля и орденом Архангела Михаила второй степени.

  Следующий водопад обрушился на меня. Я стал князем Ольшанским, обладателем шубы с царского плеча, сабли в драгоценном окладе, полутора тысяч рублей и ордена Архангела Михаила третьей степени.

  Родиону был подтверждён княжеский титул и жалована вотчина по соседству с моей, но в четыреста четей, и к тому ещё тысяча рублей и орден уже четвёртой степени.

  Орлик получил дворянство, поместье рядом с моим, тысячу рублей и орден четвёртой степени.

  Дворянство получил и Артамон Ремизов, а также пятьсот рублей и орден четвёртой степени.

  Остальные получили по сто рублей и медали ордена Архангела Михаила.

  Ну и что особенно приятно, Гундорову, мне, Родиону и Орлику подтверждён чин царёва слуги. Вот так. Взлетели мы на самый что ни на есть верх.

  На этом церемония завершилась, Награды получены, все поклоны отбиты, и мы опять в колонну по трое, но уже без князя, занявшего своё место в рядах бояр, отправились восвояси. Однако меня, не успел я сделать и трёх шагов, окликнул богато одетый дворянин:

  - Князь Ольшанский!

  - Слушаю.

  - Тебя приглашает для беседы великий государь.

  - Повинуюсь. Только позволь, я отдам распоряжения.

  - Разумеется.

  - Орлик Ильич, веди людей ко мне, там уже приготовлен праздник и угощение, а я поспешу выполнить волю великого государя.

  - Всё, я готов.

  - Следуй за мной, князь.

  И я последовал.

   В небольшом зале, со сводчатым гранёным потолком, куда меня привели, всё было устроено по новой моде: стоял письменный стол, несколько застеклённых шкафов с папками, сейф, и конечно же, имелось большое открытое окно, в рамах которого были установлены тройные стеклопакеты. Не слишком сложная в производстве оказалась штука, и невероятно популярная: очередь уже перевалила за полтора года. На столе стоял изящный письменный прибор и чугунная чернильница, полная копия моей, и лежали стопки бумаг. Справа от стола стояла чертёжная доска, с закрепленной на ней картой Евразии, явно не моей работы.

   В боковую дверь вошел царь, и я встал на колени.

  - Ну здравствуй. Александр Евгеньевич - поприветствовал меня Иван Васильевич. Вставай, и больше можешь не преклонять колени, даю тебе это право.

   Я рассыпался в благодарностях.

  - Вот исполнилась твоя мечта, и стал ты русским князем. Чего ты ещё желаешь?

  - Желаю верно служить тебе и твоей державе, великий государь!

  - Но державе больше?

  - Не во гнев будь сказано, великий государь, но хоть любуются кроной и стволом, но рыхлят и поливают корни, чтобы и ствол был крепче, и крона гуще.

  - Пел мне Петя твою песню: 'Жила бы страна родная и нету других забот' ... Но как получилось, что ты немец по крови обрёл русскую душу?

  - Не могу объяснить, великий государь, к тому же люди часто переходят в иное подданство, и верно служат новой родине.

  - Переходят и служат, это верно. Но ты за два с небольшим года на моей службе сотворил поболе, чем тысячи людей за всю свою жизнь.

  - Просто мне везёт, и люди кругом помогают.

  - Видишь ли, вот ещё в чём закавыка: мои люди обшарили всю Пруссию до последнего форверка и опросили всех, кто тебя хоть немного знал. Да, ты это ты, но ты не фон Белов.

   Я обмер. Сердце пропустило удар, потом и вовсе замерло, но подумав, всё-таки начало стучать. Очень страшно. Эдак и поседеть можно.

  - Истинно так. Твоей волей, великий государь, отныне я князь Ольшанский.

  - Верно подметил. - засмеялся Иван Васильевич - И всё-таки, откуда у тебя столько знаний?

  - Меня учил Лотар Штайн, по крещению ставший Устином. Он признал меня, а будь я не тот, разве он не рассказал бы об этом на исповеди, тем более, исповеди предсмертной?

  - И это так. - вздохнул царь - Для державы ты чрезвычайно полезен, так что разные мелочи оставим без внимания. Вот карту видишь? Это работа твоего первого ученика.

  - Подьячего Осипа?

  - Он уже дьяк при моей особе. Осип заведует царёвой школой, что я учредил по образцу твоей Рыльской школы, и набрал в неё сразу более двухсот сирот и младших сыновей дворян и послужильцев. Набор, как ты понимаешь, будем повторять ежегодно.

  - Не по чину вроде бы такое дело Осипу?

  - Не по чину, но он справляется как надо. Для посторонних, руководит школой князь Афанасий Иванович Вяземский.

  - Это прекрасное начинание. А как же учебники?

  - Ты снабдил Осипа Букварём, Русской письменностью, Арифметикой, Алгеброй, Геометрией, Физикой, Географией... Я ничего не упустил?

  - Начала химии.

  - Да, Начала химии. Каждую книжку я повелел издать, страшно сказать, аж по четыре сотни штук.

  - Ого! Это очень значительный тираж!