Всё как есть - Меркина Ирина - Страница 30

— Давай наберем, — сказал он, — салат сделаем.

— Она завянет через десять минут, — возразила я.

— А крапиву? Ты любишь крапивные щи? Моя тетя иногда варит, это просто объеденье!

— Крапиву надо собирать в мае, сейчас она уже жесткая, — почему-то мне все время приходилось его обламывать.

Мы уселись на заячью капусту.

— А еще можно делать салат из листьев одуванчика, — мечтательно произнес Володя, засовывая в рот целую охапку ушек Микки Мауса, — только я не знаю как Хотя что тут может быть сложного? Нарезать и залить маслом. А помнишь у Брэдбери вино из одуванчиков? Хорошо бы узнать рецепт.

— По-моему, вино из одуванчиков — это художественный образ, — сказала я. — Ты что, голодный?

— Ага, голодный. Ну ничего, сейчас вернемся обратно, что-нибудь прямо в машине перехватим. Нет, не образ. Он даже рассказывает, как его делать. Но я читал в детстве и тогда не обратил внимания.

Уходить из леса страх как не хотелось. Но он был прав, действительно надо ехать. Да и желудок напоминал, что пришло время обеда. На обед у меня были запланированы мюсли из фиолетовой коробочки и копченая говядина, в основном бордового, но местами малинового и даже где-то фиолетового цвета.

Мы побрели обратно. Солнце стояло в зените, летучая живность звенела в воздухе, а ноги, не привыкшие к блужданию по кочкам и высокой траве, уже гудели. Брянский, от голода наверное, теперь болтал непрерывно, снова воспевая сыроедение, полезнее которого нет для организма, особенно если фрукты и овощи не покупать в магазине, а срывать с ветки…

— Морковку, например, срывать с ветки или арбуз, — сказала я. — Слушай, а мы туда идем?

— Естественно, — ответил он. — Только не туда, а обратно. Когда мы шли туда, солнце светило нам сбоку в левый глаз. А сейчас в правый. И шоссе гудит. Все правильно.

Никакого шоссе я не слышала, а солнце, по-моему, светило со всех сторон, рассыпаясь по веткам и стволам. Хорошо, что со мной такой умный и уверенный в себе мужчина, который всегда точно знает, куда мы идем.

Это была моя последняя безмятежная мысль. Потом в душе стала незаметно рождаться тревога. Она росла, раскидывала в разные стороны цепкие побеги и распускала злобные фиолетовые цветы. Володя замолчал и угрюмо оглядывался по сторонам. Несколько раз мы меняли направление, и солнце светило нам то спереди в третий глаз, то сзади в макушку. Шоссе, которое я наконец услышала, гудело со всех сторон, и когда мы вышли на это гудение, оно оказалось линией электропередачи, под которой росли зонтики-мутанты, гигантские, как тропические пальмы.

— Заблудились, — сказал Брянский и посмотрел на меня виновато. Наверное, думал, что я сейчас начну возмущаться и закатывать истерику. Ничего подобного я, конечно, делать не собиралась, но чувство было глупое и противное. Мы оказались не бывалыми путешественниками, уверенно продирающимися на внедорожнике сквозь нехоженую сельву, а городскими лохами, умудрившимися заплутать в подмосковном лесу.

Володя достал свой мобильный и убедился, что он не работает — мы были слишком далеко от цивилизации и сотовых антенн. Хотя куда мы могли позвонить? В районный пункт вызова такси? В МЧС с просьбой прислать за нами вертолет?

— Если пойти вдоль линии, — неуверенно начал Брянский, — то в конце концов можно прийти…

— К ближайшей электростанции, — закончила я. — Кажется, она в Кашире. Давай, наоборот, уйдем отсюда. У меня от этого звука крыша едет.

Мы вернулись в лес. Здесь по-прежнему было тихо. Солнце садилось и светило нам в нос или в уши, в зависимости от того, каким местом мы к нему поворачивались. Стало самую чуточку прохладнее, и мне пришло в голову, что мы можем не выбраться из этих дебрей до темноты и тогда придется ночевать в лесу.

Я испугалась, но не ночевки под открытым небом. Я испугалась, что стоящий рядом со мной сильный и уверенный мужик сейчас тоже поймет это и запаникует. И тогда все кончено. Во-первых, я не знаю, что делать с паникующими мужиками, если их нельзя выставить за дверь или самой хлопнуть дверью. Во-вторых, я никогда уже не смогу его уважать.

Я осторожно взглянула на Володю Брянского. Он выглядел раздосадованным и озабоченным, но не более. Может, обойдется?

— Как ты относишься к лесным походам? — спросил он. — К условиям жизни, максимально приближенным к природным?

И тут я поняла такое, что чуть не бросилась ему на шею. Он тоже боялся, но боялся за меня! Что я начну паниковать. А он не знает, что делать с паникующими женщинами, и так далее.

У меня было смутное представление о лесных походах. При всей любви к здоровому образу жизни мои родители были домоседами, и все наше общение с природой ограничивалось парками или дикими летними лагерями на Азовском море, где с лесом было напряженно.

— Пока не стемнело, надо собрать поесть, — сказал Володя, не дожидаясь моего ответа.

Не знаю, как он мог думать о еде, когда впереди — ночь в дремучей чаще, полной голодных хищников. Он уверен, что мы сами не станем едой? И что он, интересно, собирается есть? Листики и веточки?

— Существуют съедобные корешки, только я их не знаю, — бормотал Володя. — Жаль, что не удалось найти землянику. Грибов еще нет. Сейчас, Катя, надо постараться выйти на полянку и нарвать одуванчиков и клевера.

Легко сказать — выйти на полянку! Под деревьями уже стояли дымчатые сумерки. Ночь в июне только шесть часов, но в лесу это будут шесть часов тьмы египетской. Может, лучше поискать место для ночлега?

— В-володь, — сказала я, слегка дрожа, но еще не паникуя. — Одуванчики и клевер уже закрылись. И полянки тут нет. Мы ели сегодня утром. Человек может жить без еды несколько суток.

— Может-то может, но разве это жизнь, — вздохнул Брянский.

Я пресекла его попытки вернуться на опушку с заячьей капустой. Лучше остаться голодным, чем наедаться кислятины на пустой желудок. Да и где бы мы сейчас эту опушку искали?

Оставалась самая главная, на мой взгляд, проблема — ночевка на голой земле. В общем, замерзнуть мы не должны были — выходя из машины, я надела джинсовую куртку, чтоб не расцарапать руки, а Брянский был в жилетке с кучей карманов. Но почему-то меня слегка знобило, наверное, от волнения.

Обрызгавшись репеллентом из баллончика, который нашелся в одном из Володькиных карманов, мы почувствовали себя защищенными от главных врагов, которые уже подбирались к открытым участкам тела, грозно звеня. Место под разлапистой сосной, где земля была колючая от иголок, но сухая, показалось нам подходящим.

— Я лягу на землю, а ты сверху, — сказал Брянский своим продюсерским голосом, как будто рассаживал участников передачи. — Раньше я, правда, больше годился на роль надувного матраса. Но холодно тебе не будет. Да и жестко тоже.

Еще никогда мне так деловито не предлагали лечь вместе. От этого стало смешно. К тому же вспомнился стишок, который я услышала в детстве, и он показался мне страшно неприличным:

Нет уж, неизвестности любви мы оставим до другого раза.

— Давай проверим дерево на предмет муравьев и сядем к нему спинами, — сказала я. — Так будет лучше всего.

Мы посветили на сосну телефонными дисплеями, но муравьи, наверное, ушли спать. И меня тоже потянуло в сон.

— Жаль все-таки, что не успели набрать одуванчиков, — вздохнул Володя и подставил руку под мои плечи. Это оказалось мягко и тепло.

— Скажи честно, что тебе хочется хороший кусок жареного мяса, — ответила я. — Помнишь, у О’Генри есть рассказ, где мужчина и девушка где-то оказываются без еды и мечтают о разных вкусностях…

— А она ему накануне доказывала, что девушки никогда не хотят есть. Помню. Это я у нас в роли той девушки, да?

«А я в чьей роли?» — подумала я и заснула на плече у своей «девушки».