Всё как есть - Меркина Ирина - Страница 14

Единственное, что я могу посоветовать…

— А может, тебе сесть на диету?

Лизка только фыркнула. В последнее время она обнаружила у себя интересную способность: чуть ли не простым усилием воли сбрасывать за месяц пять и даже десять килограммов. Мечта идиоток! Правда, Лиза этого не делала — зачем? Ведь на личной жизни — она знала — ни похудение, ни ожирение никак не сказываются. Нет, диета ей не нужна — факт.

— У нас Винька на диете, — лениво сказала она.

— Боже! — изумилась я. — А кошку-то за что?

То, что я разглядела в коридоре, было пушистым и довольно округлым. Но в Лизкиной семье все как на подбор отличались внушительными формами. Почему же на диету надо сажать одно только безответное животное?

— Папа сделал дырку в решетке, — объяснила Лиза. — Чтобы Да Винчи ходила гулять, когда чуть потеплеет. Все равно ведь орать будет.

Лизкина семья жила на первом этаже. Дом был новый, а этаж — достаточно высокий, но для кошки это, понятно, не преграда. Для воров тоже, поэтому решетки родители поставили сразу же, как вселились.

— Он целый день выпиливал, вставлял кольцо, а оказалось, что эта дура туда не пролезает. Теперь заставляем ее худеть.

Бедная Винька! Остается дождаться, пока ее хозяева перестанут пролезать в дверь, и им тоже придется худеть. Ей от этого больше консервов не перепадет, но моральное удовлетворение, какое-никакое…

— Мне не хватает какого-то гормона счастья, забыла, как он называется, — вслух размышляла Лиза, уже забыв про несчастную кошку.

— А я знаю! Этот гормон называется серотин! И теперь понятно, какая диета тебе нужна. Да и мне тоже.

Лизка посмотрела на меня недоверчиво и даже ноги с дивана не спустила — то есть ее не зацепило. Но я действительно все поняла.

Есть такая шоколадная диета. Шоколадная в прямом смысле слова — надо есть шоколад. Ее рекламируют всякие звезды, например, Ума Турман или Алсу. Обе уверяют, что сами придумали худеть на шоколаде и черном кофе, но на самом деле эта диета существует давным-давно и описана в специальной литературе. Эффект достигается, как у всех монодиет: если есть все время что-то одно, хоть хлеб, хоть сливочное масло — вес снижается. Потому что любые вещества организм может усвоить лишь в ограниченном количестве, а других он не получает и добирает из внутренних резервов. Отдавая эти резервы, ты худеешь и при этом чувствуешь себя сытой.

— Ну и что? — сказала Лизка.

— А то, что с шоколадом ты получаешь тонны этого серотина. И все время пребываешь в эйфории. А кроме того, можешь кому-нибудь небрежно сказать: я соблюдаю диету Умы Турман. Когда она снималась в фильме «Убить Билла», то сбросила на этом деле десять килограммов.

— Ага, — сказала Лизка более заинтересованно. — То есть я нажрусь шоколада и буду все время улыбаться от счастья идиотской улыбкой, как Ума Турман. И даже убью какого-нибудь Билла. Нет, это прикольно. А ты уверена, Катя?..

— В чем?

— Ну… Что в негритянку не превратишься — на одном шоколаде и черном кофе?

— Дурочка ты, Лизавета, — сказала я. — А хоть бы и превратишься. Ты же на солнце вообще не выходишь, совсем как бледная поганка. Хоть какой-то цвет лица у тебя появится.

— Ага, — согласилась Лизка. Она необидчивая, что очень ценно. — А ты будешь со мной жрать шоколад за компанию?

— Еще как буду, — пообещала я. — Только запомни — он должен быть горьким и не больше ста — ста пятидесяти граммов в день. А в кофе можно добавлять обезжиренное молоко.

На самом деле я немного обманула Лизу. Во-первых, я не выдержу на ста граммах шоколада в день и обязательно буду жрать что-то еще. Да и Ума Турман, если верить ее интервью, похудела на 10 кг потому, что ела не только шоколад, но и мороженое, пудинги, торты — одним словом, исключительно сладости. Но я подумала, что для Лизы в такой диете будет слишком много гормонального счастья.

Главное — она немного оживилась. Я вышла в кухню и сообщила Лизкиной маме Вере Федоровне, что ребенок просит купить ему побольше плиток горького шоколада. Штук двадцать или тридцать. Мне продемонстрировали аккуратную дырку в оконной решетке, выпиленную для кошачьей свободы, и я сумела наконец потискать худеющую кошку Да Винчи.

И снова утро начинается с телефона. Я только теперь понимаю, какой кошмар описан в стишке Чуковского: «то тюлень позвонит, то олень».

— Катерина Невеликая! Угадала, кто тебя будит? Вставай, труба зовет.

Чего тут угадывать — это Славка Черепанов. Только однокурсники звали меня Екатериной Невеликой, должно быть, за небольшой рост. А придумал такое прозвище Черепанов. Мы с ним все экзамены сдавали в четыре руки — он у меня и списывал, и подсказки получал, и даже приносил копирку на зачетный диктант по орфографии. А по утрам он звонил таким вот ласковым голоском:

— Катериночка Невеликая, это я тебя бужу, солнышко. Чтобы ты не опоздала на экзамен.

А теперь нас, значит, труба зовет. Ну, и куда?

— С тобой продюсер хочет встретиться. Сегодня в четыре. Как твое отчество? Я закажу пропуск. Приходи на второй этаж…

— Стой, стой! — закричала я, потому что Славка мог свободно бросить трубку, отбарабанив все свои указания. — Никаких в четыре. Первая половина дня. И чем раньше, тем лучше.

— Чем раньше? — удивился Черепанов. — Ты что, мать, имеешь в виду? Семь, восемь, девять, десять? Да в этом городе раньше двенадцати никто из пижамы не вылезает.

— Значит, я живу в другом городе, — отрезала я. — У меня в десять открывается магазин, но до часу народу мало и продавщица справится сама. К обеду я должна быть на месте. Учитывая пробки. Так что десять-одиннадцать. Без вариантов.

— Ага, — задумался Славка. Он не привык, что кто-то выдвигает ему встречные условия. — Суровая ты женщина. Десять-одиннадцать. Подожди, я тебе перезвоню.

Пускай перезванивает. В конце концов, кто кому нужен: я продюсеру или продюсер — мне? Лично я его в гробу видала.

Продюсер это понимал, наверное, поэтому согласился встретиться утром. Я выпила черного кофея с шоколадным батончиком; подумав, добавила бутерброд с шоколадной же «Нутеллой» (я ведь не худею, а насыщаю организм серотонином, значит, чем больше шоколада, тем лучше). И потащилась в Останкино, которое находилось на другом конце города.

Опоздала!.. Всего на десять минут, но Славка уже пританцовывал в коридоре, засунув большие пальцы в карманы куцей кожаной жилетки. Кто ему сказал, что телевизионщики так одеваются? Или это правда?

— Идем скорей! — закричал он мне на весь этаж. — Продюсер ждет!

Кабинет продюсера напоминал старые фильмы о райкомах и горкомах. Все в красном дереве, строгие шкафы с многотомными сочинениями, массивный стол, только ленинского портрета не хватало.

Сам продюсер был под стать своей берлоге. Возвышался над необъятным столом этакой горой в твидовом пиджаке. Мы с Черепановым рядом с ним выглядели как пятиклассники, вызванные в кабинет директора.

Сперва мне показалось, что он пишет. Но подойдя поближе, я разглядела, что продюсер с директорской внешностью украдкой что-то откусывал под столом. Видимо, вылезти из пижамы и влезть в костюм он успел, а вот позавтракать — нет.

— …ыте, ытесь, — буркнул из-под стола продюсер, что должно было означать: «Проходите, садитесь». Потом сунул свой недоеденный завтрак куда-то в ящик стола и поднял голову.

Елы-палы! Я его вспомнила! Это был тот самый толстый боров, который в январе чуть не толкнул мою машину «лендровером». И тогда он тоже что-то жевал, какой-то вонючий гамбургер. Значит, он — мой продюсер?

— Екатерина Артемьева — Владимир Брянский, — прокомментировал наше знакомство Славка.

Владимир Брянский между тем покраснел, как кетчуп, — он тоже меня узнал. Я почувствовала себя неловко. Ну почему человек должен стыдиться того, что у него хороший аппетит и предрасположенность к полноте? Краснеть перед каждой соплюшкой с осиной талией?

Я как назло была в «маленьком черном платье» — самой элегантной одежде всех времен и народов. Оно обтягивало фигуру, как перчатка, превращая любую более или менее стройную девушку в статуэтку из черного дерева. Продюсеру Владимиру Брянскому, наверное, казалось, что в его комнату залетел хрупкий мотылек, которого жалко раздавить, но все-таки стоит поскорее выгнать.