Чужое сердце - Браун Сандра - Страница 48

В течение нескольких дней он пытался написать любовную – вернее, постельную – сцену. До этого момента работа над книгой шла гладко. Он даже похвастался перед Арни. Сюжет медленно, но верно разворачивался, двигаясь вперед. Место действия было описано столь выразительно, что Алекс мог поклясться, что собственными ушами слышит журчание канализации под пыльными городскими улицами. Что касается персонажей, то те даже не заметили, как он поместил их в опасные ситуации.

И вот они вдруг ни с того ни с сего взбунтовались. Все до одного встали на дыбы и заявили:

– Мы больше в эту игру не играем!

Главный герой был больше неспособен на геройские поступки и превратился в хлюпика. Главный злодей растерял злодейство. Стукачи умолкли. Копы работали спустя рукава. Что касается героини…

Алекс уперся локтями о край письменного стола и взъерошил пальцами волосы. Героиня возглавила мятеж. Разочарованная той ролью, которую он ей отвел, эта девица внезапно придумала себе собственную роль и явно не собиралась играть по его правилам.

Нет, конечно, она далеко не белая и пушистая. Острая на язык, с чувственным ртом и соблазнительной попкой, которые он в мельчайших подробностях описал для читателей на пятнадцатой странице.

Что, впрочем, не мешало ей быть женственной и ранимой – причем в гораздо большей степени, нежели он первоначально планировал. Алекс подозревал, что за его спиной она позволила себе кое-какие вольности со своим характером. И в какой-то момент он дал слабину и закрыл на это глаза. И вот теперь слишком поздно что-либо менять.

Казалось бы, сейчас самый момент для того, чтобы герой покорил ее. Увы, постельная сцена развивалась совсем не так, как было первоначально задумано. Где-то между его мозгом и кончиками пальцев его творческие импульсы сворачивали на другие пути, словно поезд на стрелке. Причем управляли этой стрелкой некие иные силы, нежели он сам.

Предполагалось, что герой задерет на ней юбку, стащит с нее трусы, сделает свое дело и уйдет, оставив ее выкрикивать ему в спину угрозы, что она-де натравит на него своего любовника, то есть злодея.

Однако главный герой, полный презрения и сарказма, отплатит ей той же монетой, ответив на каждое оскорбление оскорблением, на каждую угрозу угрозой и бросит ее одну в обшарпанном номере мотеля – в порванных трусах, потную и раскрасневшуюся от оргазма. Последние детали должны были служить немыми свидетельствами ее наивности и морального разложения.

Увы, всякий раз, когда Алекс приступал к этой сцене, он мысленным взором видел ее совсем иначе. Пальцы главного героя ласкали каждый квадратный дюйм кожи у нее под юбкой, и вместо того, чтобы грубо сорвать с нее трусы, просто скользнули под кружевную ткань. Причем одного прикосновения было достаточно, чтобы у бедного парня снесло крышу. Он ласкал ее, пока она не была вся мокрая и горячая, и лишь после этого нежно, медленно стащил с нее эту деталь гардероба.

Проникнув в нее, он тоже не торопился кончить. Она оказалась совсем не такой, как он ожидал, – мягче, нежнее, ласковее. Герой упорно игнорировал команды Алекса быстренько оттрахать ее и уйти.

Сбитый с толку невесть откуда нахлынувшими чувствами, герой – вопреки своей привычке – приподнялся и посмотрел ей в лицо. Увидев, как по ее щеке скатывается одинокая слезинка, он спросил у нее: что не так? Может, он сделал ей больно?

Сделал ей больно? – мысленно возмутился Алекс. Это еще откуда? По идее, парню наплевать, больно ей или нет.

Нет, он не сделал ей больно, ответила она. Единственный вред, который он может ей причинить, – это рассказать обо всем ее дружку-злодею. Вот тот уже точно сделает ей больно. Он постоянно издевается над ней, призналась она. Кстати, будь у нее шанс, разве бы водилась она по-прежнему с этим куском дерьма? Нет, конечно. Увы, обстоятельства не позволяют ей это сделать.

– Чушь собачья! – мысленно воскликнул Алекс. – Она обыкновенная шлюха. Неужели ты этого не видишь? Ты болван. Тебя водят за нос. Тебя трахают во все дырки.

Увы, герой заглянул в ее голубые глаза и еще глубже погрузился в ее сладкие, шелковистые глубины, вдыхая аромат ее рыжих волос. Стоп. Одну минуточку.

По идее она блондинка. Причем крашеная. Это сказано на странице шестнадцать. Черт, что такого произошло между страницей шестнадцать и страницей сто четыре, что заставило ее сменить цвет волос и даже изменить характер? Да и в какой момент он сам стал употреблять прилагательные вроде «сладкий» и «шелковистый»? Тогда, когда утратил контроль над собственной книгой, вот когда.

Курсор, застыв на месте, продолжал подмигивать ему.

Алекс резко отодвинул стул и встал из-за стола. Пальцы отказывались нажимать на нужные клавиши, он уже был бессилен с этим что-либо сделать. Черт, но ведь такое бывало не раз. Даже с лучшими писателями. Даже лауреаты Пулитцеровской премии порой не могли выжать из себя ни строчки. Можно только гадать, какими бы вышли «Гроздья гнева», не страдай Стейнбек время от времени от творческого запора. Стивен Кинг гордо устраивал себе выходные, когда понимал, что им в очередной раз овладела творческая немота.

Шагая к окну, Алекс заметил на книжном шкафу пустую бутылку из-под виски. Казалось, та корчит ему презрительные рожи.

Уйдя от Кэт, он оставил ее стоять, гневно потрясая хрустальной вазой. Понимая, что ее ярость вполне оправданна, он покатил прямиком в винную лавку.

Первый глоток показался ему отвратительным. Второй пошел уже более гладко, третий и четвертый – и подавно. Следующие он уже не помнил. Помнил только, что его жутко рвало, хотя где именно – этого он сказать не мог.

Проснулся Алекс на рассвете от того, что жутко, до боли, хотелось по малой нужде. Во рту была настоящая помойка, ее вонь наверняка повалила бы даже слона. В голове был полный туман. Как ни силился, он не мог вспомнить, как добрался до парковки возле «Кей-Марта». И вообще, он должен благодарить судьбу, что, сидя за рулем, никого не сшиб и не угробил самого себя.

На счастье, никто не позвонил в полицию, чтобы настучать на какого-то алкоголика, спящего в машине, припаркованной рядом с магазинными тележками. Кстати, на его кошелек и машину тоже никто не позарился.

Он приехал домой, вылил из себя литр, если не два, жидкости, принял душ, побрился и проглотил несколько таблеток аспирина. Одной не хватило. Даже после двух в голове, внутри огромной бочки из-под нефти, каталось пушечное ядро весом с пару тонн.

Он перечитал буклет, который вручили ему при выписке из наркологического отделения, и шепотом прочел молитву анонимного алкоголика. И в тот момент, когда он уже было собрался вылить остатки виски в унитаз, ему пришло в голову, что неплохо будет оставить пару капель себе в назидание. Пусть напоминают ему о том, что он еще на пути к исцелению от алкоголизма, что сам напиток – потенциальный яд и что бесполезно искать на дне бутылки ответы на жизненные вопросы. Потому что будь они там, он бы уже давно победил всех своих драконов.

За свою жизнь он осушил океан спиртного в поисках причин всего того дерьма, какое только с ним случилось. Его молитвы Всевышнему обычно были облечены в форму вопросов.

– Ну почему ты решил прицепиться именно к Алексу Пирсу? Я что-то сделал не так? Или чего-то не сделал?

Он ведь платит налоги, регулярно делает взносы Армии спасения, он заботится о стариках. Или это все из-за того, что произошло четвертого июля?.. Но ведь он извинился как минимум тысячу раз. Ему и без того стыдно, зачем же усугублять его муки? Он поступил так, как должен был поступить.

Увы, похоже, Всевышний остался глух к его доводам – точно так же, как и его непосредственное начальство. Чувствуя себя отверженным самим Господом Богом, он потихоньку начал впадать в уныние. Настроение сделалось ни к черту, взгляд на мир – и того хуже. Его единственным другом стала выпивка.

И вот теперь его единственный друг – это Арни.

Арни. Черт, с каким удовольствием он сейчас придушил бы гада. Этот олух, пусть даже из благих побуждений, посоветовал ему порвать с Кэт. Ну вот, и к чему это его привело? Она едва не огрела его этой чертовой вазой. Что бы там ни утверждали сами бабы, честность в отношениях нужна им как собаке пятая нога.