Отважная лягушка (СИ) - Анфимова Анастасия Владимировна - Страница 106

После того, как двух приставучих щлюх приговорили к наказанию плетьми, магистрат Проб Фаб Лис о чём-то долго совещался с преторами и секретарём.

Горожане на форуме уже начали проявлять признаки нетерпения, когда глашатай, вальяжно кивнув, отошёл от стола и, окинув притихшую площадь орлиным взглядом, громогласно объявил:

— На суд вызывается господин Клеар, верховный жрец храма Дрина, для оглашения обвинения, выдвинутого им против неизвестной женщины, называющей себя…

Сделав вид, будто что-то позабыл, секретарь взглянул на висевшую на поясе навощённую дощечку.

— Никой Юлисой Терриной!

Предчувствуя интересное развлечение, зрители довольно загомонили.

Выступивший из толпы преосвященный торжественно поднялся по лестнице, остановившись всего лишь в двух ступенях от стола судей. Резко развернувшись, так что полы короткого плаща взметнулись за спиной, словно вороновы крылья, он звонко ударил металлическим наконечникам посоха по камню и мрачно оглядел притихшую площадь.

В этот миг спокойно стоявшая у стены Юлиса, не дожидаясь разрешения или приказа, внезапно зашагала вверх по лестнице с таким гордым и независимым видом, словно позади неё стоял не застывший от подобной наглости конвой, а по меньшей мере верные телохранители.

Остановившись на полпути, она отвесила лёгкий поклон судьям, после чего, обернувшись, повторила его, обращаясь к горожанам.

"Настоящая аристократка! — охнул в восхищении Олкад. — Даже перед судом не забывает о достоинстве своего рода!"

По толпе пробежали удивлённые и недовольные восклицания. Видимо, подобное поведение понравилось далеко не всем.

Старательно делая вид, будто ничего не случилось, секретарь, прокашлявшись, выкрикнул:

— Есть ли здесь тот, кто возьмёт на себя защиту обвиняемой?

Все прошлые подобные призывы оставались без ответа, но сейчас второй писец рудника "Щедрый куст" решительно шагнул вперёд, не очень вежливо оттолкнув плечом невесть откуда взявшегося впереди горожанина.

— Найдётся! — гордо заявил начинающий юрист. — Я, Олкад Ротан Велус — свободный гражданин Империи, берусь отстоять доброе имя госпожи Ники Юлисы Террины!

Члены суда обменялись короткими, неслышными репликами, и магистрат сделал приглашающий жест рукой.

— Прошу, господин Ротан.

Поднявшись по лестнице, адвокат, нимало не смущаясь, остановился на одной ступени с верховным жрецом, смело, хотя и не без некоторой внутренней робости, встретив его мрачный, красноречиво обещавший большие неприятности, взгляд.

Словно напоминая о вчерашнем происшествии, заболела разбитая кисть правой руки, и молодой человек машинально прикрыл её левой.

— Господин Клеар, — обратился к преосвященному Опт. — Расскажите суду суть ваших обвинений.

При этих словах секретарь торопливо наполнил водой воронку из стоявшего возле ножки стола кувшина. Капли звонко забарабанили по дну пустой миски, ясно давая понять верховному жрецу, что "его время пошло".

Однако тот почему-то не торопился и, выждав несколько секунд, неожиданно заявил:

— Полагаю, что для начала суд обязан выяснить личность женщины, чей сознательный проступок способен принести жителям Этригии неисчислимые бедствия. Попирая законы Империи и священные обычаи наших предков, эта безнравственная особа присвоила себе чужое имя, опозорив древний, всеми уважаемый род и совершив тем самым ещё одно тяжкое преступление. Поэтому к обвинению в святотатстве я добавляю самозванство!

Он оглядел начинавший волноваться форум.

Воспользовавшись паузой, Олкад закричал, наплевав на очерёдность:

— Ложь! У господина Клеара нет никаких оснований называть мою подзащитную самозванкой!

— Ещё скажи, что она действительно Юлиса! — презрительно скривился верховный жрец.

— А вы можете доказать обратное? — огрызнулся адвокат и затараторил. — Госпожа Юлиса ни коем образом не пользовалась своим именем для причинения ущерба кому-либо из жителей Этригии или…

— Тихо! — властно оборвал его магистрат. — Ещё раз нарушите порядок ведения, я наложу запрет на ваше участие в процессе.

— Простите мою несдержанность, господин Фаб, — смиренно покаялся писец, с удовлетворением отметив, что миска под часами наполнена уже наполовину.

— Мы не имеем права игнорировать столь вопиющее нарушение закона и попрание норм общественной морали! — продолжал обличать Клеар. — Поэтому обвиняемая обязана понести суровое и справедливое наказание не только за святотатство, способное вызвать праведный гнев владыки недр, но и за преступное использование чужого имени.

Он говорил о том, что горожане должны дорожить теми особыми отношениями, которые сложились у них с грозным и непостоянным богом-покровителем, и о том, как легко потерять благорасположение Дрина. Однако, так и не сказал, что же такого страшного натворила Ника Юлиса Террина.

Едва в миску упала последняя капля, секретарь ударил медной палочкой в гонг, давая знать, что время выступления обвинителя закончилось.

Послушно умолкнув, верховный жрец замер, словно статуя, устремив взгляд к горизонту.

Оценивая его речь, Олкад отметил, что та составлена по всем правилам ораторского искусства, а сам Клеар кроме того виртуозно владеет голосом: где-то повышая его почти до крика, а иногда затихая настолько, что стоявшие в задних рядах невольно тянули шеи, стараясь лучше расслышать.

Тем не менее, писцу показалось, что большого впечатления на горожан выступление верховного жреца не произвело. Раздалось всего несколько одобрительных выкриков, кто-то один потребовал казнить богохульницу. Однако большинство недоуменно переглядывались. Похоже они явно рассчитывали на что-то более захватывающее.

Адвокат воспрянул духом. Теперь его очередь говорить. Вот только магистрат почему-то жестом остановил секретаря, готового залить в воронку новую порцию воды, и обратился к обвиняемой:

— Как ваше имя, госпожа?

— Ника Юлиса Террина, — звонко отчеканила девушка, смело глядя ему в глаза. — Дочь Лация Юлиса Агилиса из рода младших лотийских Юлисов.

— Кто сможет это подтвердить? — продолжал расспрашивать Фаб.

— Письма моего отца к нашим родственникам в Радле, — ответила подсудимая. — И его фамильный перстень.

— А где сейчас ваш отец? — неожиданно поинтересовался претор Кост Упилий Фак. — Почему его нет с вами?

— В Некуиме, — спокойно пояснила Ника. — Он слишком стар и болен для путешествия через океан.

Верховный жрец храма Дрина рассмеялся. Но его почти никто не услышал из-за прокатившегося по площади гомона: кто-то свистел, кто-то выкрикивал ругательства, кто-то громогласно хохотал во весь голос.

Поморщившись, магистрат что-то сказал секретарю, и тот несколько раз ударил в гонг. Резкий, дребезжащий звон заставил толпу притихнуть.

— Да отыщется ли здесь хотя бы один разумный человек, готовый поверить в эти россказни?! — воздев руки к небу, патетически вскричал Клеар.

— Я! — счёл своим долгом отозваться Олкад, вызывая новый шум среди зрителей.

Вновь зазвенел гонг, настоятельно требуя тишины.

— Мне приходилось слышать, будто в Западном океане есть остров с таким названием, — медленно проговорил судья, и его сухие губы чуть дрогнули, обозначив насмешливую улыбку. — Но как там оказался Лаций Юлис Агилис?

Гомон на площади резко прекратился. Особо ретивых крикунов соседи успокоили тычками. Все уставились на обвиняемую в ожидании ответа.

Даже адвокат с удивлением почувствовал, что невольно затаил дыхание, хотя уже прекрасно знал печальную историю сына сенатора Госпула Юлиса Лура.

Однако сообразив, что ничего нового не услышит, молодой человек начал рассматривать лица горожан, стараясь определить: какое впечатление производит на них рассказ госпожи Юлисы.

Образованные жители Этригии не могли не знать о заговоре Квитуна и тех репрессиях, что обрушились на его участников. Да и многие простые горожане могли слышать эту историю. Наверное, поэтому Олкаду казалось, что судьи и собравшиеся на площади люди с нарастающим волнением слушали девушку.