Танцующая для дракона (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 51

Гроу вышагивал рядом, отсюда было видно, как у камней суетится съемочная группа.

— У нас есть максимум два-три захода, чтобы снять сцену. После каждого дубля придется переделывать прическу, а через пару часов солнце уже критично сдвинется, и это ни коим образом не будет похоже на рассвет. Имей в виду.

Имею. И в принципе представляю, что такое даже спецэффектами не доработаешь.

— Стартовая точка вон там, — он указал в сторону скалы, где два деревца стояли так тесно, что сплелись ветвями. — Садишься на землю, подтягиваешь к себе колени. Полминуты на раскачку, дальше все по сценарию. Все понятно?

Ы.

— Да.

Следом за нами подтянулись и остальные, включая ассистентов. На меня снова все смотрели, но уже немного иначе.

Туфельки мне заменили на абсолютно сухие, с ребристой подошвой.

— Отлично. Тогда все в том же режиме, что и в павильоне. Все на позиции.

Моя позиция начиналась там, куда мне ткнул Гроу. У подножия скалы.

— Мешок! — рявкнуло его драконобесподобие.

И мне тут же притащили мешок, который Теарин брала с собой к реке.

Голова как-то странно кружилась (наверное, надо было попросить Мирис принести хотя бы сэндвич в гримерку), дыхание сбоило, а перед глазами то и дело темнело.

Теарин.

Я напомнила себе о той, что пришла сюда в поисках спокойствия, но так и не смогла его обрести. Окунулась в ее чувства, в мир, который остался в далеком прошлом, хотя возможно, она действительно сидела на том самом месте, где сейчас сижу я. Взглянула на дерево, с которого было легко перепрыгнуть на изъеденный щербинами камень.

Мне надо сделать это с первого раза, потому что на второй такой подвиг я не способна.

— Приготовились.

Сердце почему-то билось рывками.

— Полетели!

— Танцующая для дракона, сцена восемнадцатая. Дубль первый.

«Потому что все, что нас не сожгло, нас закаляет».

Эта мысль Теарин подбросила меня на ноги. Эта же мысль заставила подумать о том, что с первого дубля у меня ничего не получится. Просто потому что от мира Ильеррской я сейчас была безумно далека.

Тем не менее команды «Стоп» не было, и я направилась к дереву. Ухватилась за ветку, легко подтягиваясь на руках, оттолкнулась от ствола и взлетела наверх. Стоять здесь, чувствуя под пальцами живую кору, было непривычно (у нас в парках за такое полагался дикий штраф), поэтому ненадолго задержалась. Чтобы потом подняться еще выше. Еще и еще.

Щербина камня скалилась мне из-под прикрытых трещин-глаз, рядом с ней пристроилась вторая. Отсюда стартовать будет легче всего.

Я шагнула, практически в воздух, хватаясь за намеченную опору, всем телом втекая в камень. Холодный: с этой стороны солнце до него не добиралось.

Помню, как впервые в жизни я забралась на крышу нашей недовысотки и подошла к самому краю. Дома в этом районе были небольшой этажности, но даже тридцать этажей показались мне тогда чуть ли не зданием «Гранд Пикчерз». Я влезла на парапет, шагнула за перила и встала на самый краешек. Всей подошвой туфелек ощущая удерживающую меня зыбкость.

А потом медленно пошла вдоль ограждения.

В тот день я пообещала себе, что пройду по краю и не упаду: так гораздо проще было справиться с тем, что случилось.

С тем, что мама ушла и больше никогда не вернется.

Когда поднимаешься наверх, только наверх и стоит смотреть: все, что внизу, неизменно потянет тебя за собой. Вниз потянет даже осознание того, что ты держишься за очередную выбоину в камне кончиками пальцев. Поэтому я поднималась, не задерживаясь: видела следующую возможность ухватиться — хваталась — взбиралась выше.

Если бы о том случае узнала сестра, мне бы влетело не по-детски. Леона быстро повзрослела: из светловолосой девчонки с тугой косой, за которую я любила цепляться, а потом очень быстро убегать и строить сестрице рожи, превратилась даже не в девушку, в женщину. С той минуты, когда мой папаша решил, что ему слишком тяжело о нас заботиться и слился в неизвестность, а мы остались одни.

Ветер подхватил волосы и швырнул мне на лицо в тот миг, когда я почти дотянулась до края уступа. Дыхание перехватило, пальцы скользнули по острой крошке, и я замерла.

«Потому что все, что нас не сожгло, нас закаляет».

Это были жуткие дни.

Жуткие для меня, потому что я лишилась и отца тоже. Представляю, какими они были для Леоны: ей нужно было думать о том, чем кормить меня, что поесть самой, как заплатить за мое обучение и за квартиру. Как совместить работу в магазине и выпускной класс.

Если мы пережили такое, как так случилось, что я позволила этому дерьму по имени Лодингер превратить мою жизнь в скопище страхов и комплексов?

Плавно подтянулась и взлетела на уступ.

Вытянулась в струну, сбрасывая напряжение из тела, позволяя себе почувствовать свободу. Свободу ото всей той дряни, что годами копилась во мне, затягивая все глубже и глубже, мешая дышать. Обернулась к реке: отсюда она просматривалась хорошо, сверкающая на солнце лента, напоминающая летящий над городом аэроэкспресс.

Каждая клеточка тела пульсировала от бурлящего во мне адреналина. Кровь кипела, гулким эхом билась в висках, и тогда я отвернулась. Запрокинула голову, позволяя солнцу ударить в глаза, раскинула руки и окунулась в звучащую во мне мелодию. Это однозначно было что-то тяжелое, потому что резкое движение руки и уход в сторону отозвались в теле рывком, подхваченным волной танца.

«Ты и я. Завтра вечером. Что скажешь, Танна?»

Пошел ты!

Я не сказала ему так сразу, когда Лодингер впервые ко мне подкатил, зато говорила сейчас. Движениями, больше напоминающими зигзаги в ритме каких-то дикарских плясок вокруг костров. Яростью вскинутых рук и вонзающихся в небо кончиков пальцев, звенящих от напряжения.

Разворот — и из-под ребристой подошвы сыпется каменная крошка, подхватываю ветер и втекаю в него, вслед за летящими в сторону волосами.

«Завтра твой День Рождения, Танюш. Что ты хочешь в подарок?»

Пошел ты!

Падение вниз, когда я прогнулась в спине и стекла прямо в каменную пыль, хрустящую под ногами. Водопад волос на мгновение отрезал меня от мира, а затем взмыл ввысь и рассыпался сотнями сверкающих нитей. Я двигалась вслед за ними, взлетая и опадая, как сорвавшаяся с инструмента натянутая струна, беспорядочно вспарывающая воздух в ритме собственного звучания.

Набирающего силу, скорость и ритм, все быстрее подталкивающая меня к краю уступа. Все ближе, ближе и ближе — туда, где обрыв уводит на землю, к стремительно уходящему вниз скользкому камню.

«Секс с такими, как я, тебе светит разве что в виртуальной реальности».

Пошел ты!

Выпад — и рывок вперед вслед за руками, в движении расходящимися в сторону для баланса. Текучей волной замираю на границе, удерживающей меня над пропастью. Пропастью, в которую так легко соскользнуть.

Движение вправо.

Выдох.

Из-под туфелек осыпается каменная крошка, а я улыбаюсь.

Знаю, что этого не было у Ильеррской, но сейчас мне так хорошо, как никогда раньше. Сердце стучит в груди, его ритм отдается в каждую клеточку тела, собираясь на кончиках подрагивающих пальцев.

Движение влево.

Вдох.

Что-то хрустит под стопой, носочки чуть проваливаются вниз, но я легко возвращаю их назад, удерживая едва уловимый в таком положении баланс. А потом срываюсь на вихрь, бегущий вдоль кромки обрыва: когда поворачиваюсь к нему спиной, умираю и возрождаюсь.

Снова и снова.

Мне хочется кричать, смеяться и плакать, и в каждом движении мой ответ Лодингеру.

Да пошел ты!

Дыхание подхватывает ветер, и я рывком отбрасываю себя от края.

Рвется невидимая нить, и вместе с ней рвется что-то во мне, отдаваясь в ушах еле слышным звоном. Замираю и стекаю вниз, прямо в каменную крошку и пыль. Ладони дрожат, как и я вся, но именно ладони меня держат, не позволяют окончательно рухнуть на уступ.

А впрочем…

Медленно вытягиваюсь на боку, повторяя изгибами тела какую-то неведомую мне странную фигуру. Дыхание медленно восстанавливается, я понимаю, что дубль бессмысленно запорот, а команду «Стоп» я наверняка упустила, когда танцевала, но мне уже все равно. Настолько все равно, что не хочется ни шевелиться, ни что-либо говорить, ни спускаться.