Нить на запястье (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна - Страница 9

— Олег, не надо, пожалуйста. Все нормально у нас…

Нормально? Ха, видел он, скольких после такого «нормально» в лучшем случае по травматологиям увозят.

— Когда, душа моя? — опустил лицо в ее взъерошенные волосы.

Никогда ничего не позволял себе, а сейчас — сорвался. Остановиться не мог.

И то ли это обращение, то ли прикосновение, — сломили ее волю. Снова уткнулась ему в шею пылающим от жара лицом.

— Три года назад, — тихо прошептала Маша, вспомнив пощечину, которую Петя ей влепил, когда узнал, что она отказалась продолжать представлять защиту Шаховца и заявила, что уходит из адвокатуры.

В ушах звенело. И вот тогда синяк на всю щеку был. И на этом брат не остановился бы — Коля оттащил вовремя.

Они после несколько месяцев не разговаривали. Петя себя вправе и правым считал. Старший определяет вектор движения семьи. Только благодаря Николаю сумели снова общение наладить.

Руки Олега буквально стиснули ее. Ночь откровений и неожиданностей. Того, что не обсуждали никогда. Чего никогда не показывали даже друг другу.

— Угроблю, — едва слышно выдохнул тяжелым и настолько опасным голосом, что Маша вдруг вспомнила и поверила во все, что знала о его прошлом. Мороз по коже. И уже не от озноба. — Удавлю сам. Я же тебя уже знал тогда…Как не заметил? Не понял раньше, б**! — он действительно говорил так, словно это себе в вину вменял.

И ее обнимал крепко, легко укачивая.

У Марии все внутри сжалось и такая… нежность, такая тяга к этому мужчине вспыхнула, заглушая прошлые мысли! Ее даже родители так никогда не защищали.

«Ты должна уметь сама защититься от всех, если хочешь чего-то добиться» — всегда говорил отец. — «Бьют? Научись уклоняться и бить в ответ сильнее. И словами, и действиями. Ты же Коваленко! Это наш жизненный принцип. Всем всегда будет все равно, что ты женщина. Не делай сама себя слабее».

А мать никогда не смела отцу перечить, хоть и одергивала сыновей порой.

И Маша научилась, сама выбрав путь не бесправной тени в их семье, чью судьбу решают, а практически на равных. И стремилась стать не хуже отца и братьев, их высот достичь, стать ещё одной Коваленко в их династии, и плевать, что женщина… Пока в полной мере не поняла, что их действительно ничего не остановит на пути к цели. Даже если цель эта весьма далека от благочестивой. Тогда и взбунтовалась.

— Олег, не надо, — хрипло и тихо выдохнула ему в кожу. — Не надо. Я действительно научилась им противостоять. И у нас нормальные отношения сейчас. Не без того, что поспорим, конечно…

Он хмыкнул.

— Нормальные… мля, — ругнулся опять. — Вижу, — накрыл ладонью ее щеки, поглаживая те места, где остались синяки. — О чем сегодня поспорила с этими скотами, душа моя?

— Олег, — вроде как с упреком, что не стоит о ее братьях так.

И помолчала, раздумывая, как ответить. Но Горбатенко долго думать не позволил, запрокинул ее голову и пристально посмотрел в ее глаза. А ей и без этого сложно нейтральный ответ придумать — голова раскалывается. И это новое ощущение, тонкая связь между ними, которая никогда еще не была настолько глубокой, казалось.

— Они хотели, чтобы я прекратила принимать твои пожертвования. Про Овчаренко прослышали. Разозлило Петю. Чтобы вообще не общалась, требовал. Петю на новую должность назначили. Он какие-то нехорошие планы строит насчет тебя. Я не знаю точно, но гадкое ощущение… Пожалуйста, будь осторожным, — как-то без особых эмоций, сильно устав и буквально чувствуя, как от растущего жара съеживается ее кожа, неприятно покалывая. Но вцепилась в его руку, стараясь донести.

А Олег вместо того, чтобы принять во внимание, хмыкнул. Видно, неубедительно донесла, что надо быть осторожным и присмотреться. Снова открыла рот, чтобы убедить. Но Олег прервал ее.

— Зубы обломают братья твои, душа моя. Ни хр**а у них не выйдет! И пусть ещё попробуют запретить что-то… Не дам шанса. Теперь — тем более, — резко, раздраженно, с решимостью.

И, окончательно забрав у Маши всякое осознание реальности, вдруг наклонился, сделав то, чего никогда ещё не позволял себе. Заменил свои пальцы губами.

Вдох — ее. Хриплый и потерянный.

Выдох — его. Жаркий и едва сдерживаемый. Еле позволяющий почувствовать край всего того, что внутри этого мужчины скрыто и бушует.

Господи! У нее в груди места для воздуха не хватало! Хотела бы высвободить руки из одеяла и обхватить Олега, обнять. Прижаться к его губам своими…

Но он не позволял. Держал ее как в тисках, только бережных и ласковых. Мягко и нежно касался каждого синяка и отметины на ее лице. Словно этими невесомыми поцелуями их стереть пытался. Только их.

Все еще невыносимо тяжелый каждый вдох. Но не касается губ, хотя оба знают, что именно этого хочется другому.

Не похоже на него вообще, казалось. Вообразить не могла. Не надеялась почти. А сейчас — просто зажмурилась и откинулась в его руках, все позволяя. Даже если бредит — не нужно ее лечить. Никогда ей настолько хорошо не было…

И именно в этот момент кто-то постучал в двери.

— Лекарства, — донесся до них голос Димы, который, тем не менее, не позволил себе войти, ожидая, пока Олег откроет.

Глава 4

Проснулась гораздо позже, чем обычно, но не выспалась вообще, да и с тяжелой головой. Горло болит. Температуры нет вроде, но непонятно до конца. Да и судя по времени на экране телефона, лекарство, что Олег дал выпить утром, ещё действует.

Села в постели, тяжело как-то управляясь с собственными руками-ногами. Продолжало клонить в сон, но Маша зачем-то боролась с этим желанием. Может, и зря, конечно. Осмотрелась: в комнате никого не было. Да и откуда? Олег уехал рано, она за ним сквозь приоткрытые веки наблюдала. Спал всего часа три. Здесь же, рядом с ней, так и не раздевшись, и поверх одеяла… То и дело просыпаясь и проверяя у нее температуру…

А утром по звонку будильника поднялся, переоделся и уехал, заставив ее выпить лекарство опять. И снова назвал «Мария» и на «вы». Спасибо, без отчества обошелся. Будто ночью и не он был рядом, другой какой-то мужчина бесился и негодовал на ее братьев и их отношение к ней, словно и не этот человек держал ее на руках, согревая, пока не прошла лихорадка.

Вдохнула, не обращая внимания на боль в горле, и поднялась. Тут же, словно ощутив, что она проснулась, позвонила Алена.

— Ну ты как? Температура еще держится? — подруга искренне волновалась, и Машу в ее нынешнем состоянии это беспокойство в голосе Алены до слез растрогало.

Нет, она помнила и понимала, что он саму ее защищал таким поведением в первую очередь. Но все же!.. Иногда Маше казалось, что Олег перегибал палку. Не падут же ей на голову все казни египетские, если он ее просто по имени назовет или обнимет? Ну в самом деле!

— Машунь? — еще больше заволновалась подруга из-за того, что она продолжала молчать. — Ты как? Совсем плохо? Давай я приеду, может? Где ты там от братков своих спряталась?

Против воли Маша рассмеялась, стряхнув с себя хандру. Алена ее братьев… не уважала. Тоже умная. Видела ее после той ссоры, три года назад. И вытянула из Маши подробности о прошлом. Рентген заставила пройти, нашла пару следов от старых трещин и переломов. Короче, не впечатлял ее статус судьи Пети и успешная адвокатская карьера Николая.

«Бандиты они у тебя, сволочи, а не братья», — вечно ворчала Алена.

Но Маша не спешила соглашаться. Как ни крути, а семья, да и все-таки помогали и поддерживали ее братья тоже нередко. Если только Маша вразрез с их волей и решениями не выступала.

— Да нет, Лель, не очень плохо. Не настолько. Горло болит. Температура утром начинала подниматься — выпила лекарство. Пока нормальная, кажется. Буду сейчас домой ехать. Что, звонили тебе? — поинтересовалась, пытаясь понять насущную обстановку.

— Звонили. Николай, — сердито проворчала подруга. — Видно, Петр твой не рискнул, хоть и судья. Знает, что я о нем думаю. Я передала то, о чем ты и просила.