Черная бабочка (СИ) - Немиро Людмила Ивановна - Страница 100

Кто вообще может причинить ей боль? Как он мог так поступить, уничтожая меня?

Нет. Это ложь.

Все ложь.

Я готова была вот-вот развернуть машину и поехать обратно, но на телефон Гарри вдруг пришло сообщение. До нужного места оставалось всего-ничего, я уже видела фигуру Стайлса в сгущающихся сумерках. Но он был один. Не дождался Зейна? Или… дождался?

Затормозив у ограждения, я взяла телефон.

«Сынок, как хорошо ты все провернул. Я горжусь тобой. Остается только Малик и Дэвис. Можешь после убрать и ее мамашу… Жду отчета, Гарри, до встречи».

Это был Эдгар. Эдгар?! Я в ужасе смотрела на экран телефона и не понимала, когда… как… как Гарри мог пойти на это? Его отец? Как… он ведь заключен под стражу…

Убить меня? Убить мою маму? Господи… Господи, Боже, что мне делать?

Кому позвонить, чтобы добиться правды?

Никому.

Никто не даст ответа.

Время 7:10 мин. Вечер

Он смотрит на меня. Все так стремительно. Будто кто-то запустил какой-то смертельный механизм или промотали вперед. Прошу, только сотрите потом этот момент. Я ничего не хочу помнить. Из того, что сейчас случится, я не должна помнить.

Он смотрит на меня. Я не знаю, кто сейчас передо мной. Он стоит у перил в своем сером свитере, рваных джинсах, он уверен, что я здесь с целью. Он знает.

Он смотрит на меня. Кивает. Я, не отрывая взгляда от его лица, беру пистолет, осторожно оставляя сотовый на сиденье. Я не стрелять в него приехала, я хочу защититься. Если он правда убил дорогих мне людей…

Сглатываю. Не совсем понимая, что делаю, беру телефон. Открываю диктофон, включаю запись и вначале просто дышу, потом вскидываю глаза на Гарри. Тот видит, что я делаю. Наверняка видит. Фонари на мосту уже зажжены. Я начинаю говорить для него. Как бы глупо и странно это не выглядело, но он наверняка знает, что я только так решусь на это. Только таким способом.

— Гарри, — зажмуриваюсь на мгновение, — Гарри, знаешь, я так долго боялась называть тебя по имени, а когда назвала, не смогла представить никого другого с этим именем. Боже… Прости, я несу такой бред… — щеки краснеют так, как если бы Стайлс слышал меня. Но он смотрит. Так смотрит, что мне страшно и больно в груди. Он устал. — Я помню нашу первую встречу. Это, поверишь мне, самое яркое знакомство в моей жизни. Честно. Гарри… Ты… ты никогда не верил мне. Никогда. Это так обидно. Я хотела, чтобы ты верил. Но нет. Ты поверил Зейну, Томлинсону, но не мне. — Я снова прочищаю горло, несколько раз сглатывая тягучую слюну, что мешает мне говорить, и продолжаю, уже неотрывно глядя на него. Ветер играет с его волосами. — Когда же ты пострижешься, Гарри Стайлс? Твои кудри шикарны, но, думаю, ты будешь милым с той стрижкой, что на фотоснимке, где ты с Джеммой. Такие симпатичные кудряшки, — я улыбаюсь ему. — Как же я люблю все это в тебе, — уже обреченно срывается мой голос. — Гарри, — я не могу на него насмотреться. — Прости меня, ладно? Я уверена, что ты никогда это не услышишь, но… я… очень… твой образ. Твои глаза… В них столько боли, Гарри… — Падаю головой на руль, набираюсь смелости, поднимаю на него глаза. Он уже прямо передо мной. У капота. Смотрит, опустив плечи. Смотрит, почти умирая у меня на глазах. Почему он так смотрит? Знает? Да? Он знает? — Я люблю тебя… Гарри… Мне жаль, — шепчу я и сохраняю запись.

Не могу сказать больше. В этих словах и так весь мир.

Часто моргаю. Из-за слез, застеливших глаза, не могу разобрать, что произносят губы Стайлса. Он что-то мне говорит, но я не понимаю что.

Беру пистолет снова и опускаю сотовый на сиденье, как до этого. Не знаю, заряжено ли оружие…

Постоянно глотаю слюну, будто ею наполнен весь мой рот.

Вываливаясь из машины, почти сплевываю, потому что рыдание само вырывается наружу, я не могу остановить это.

Я не в себе.

Точно.

Но ведь… Хейли…

— Дженни, — он зовет меня серьезным тоном, и я вскидываю на него глаза. Поднимаю руку с пистолетом — она колотится. Приходится придерживать второй рукой. Все равно колочусь. Он в паре метров от меня. Но, чтобы не привлекать внимание проезжающих мимо людей, медленно отходит к перилам. — Кто тебя прислал?

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю, утерев слезы тыльной стороной ладони и шмыгнув носом. Снова обеими руками за оружие. — Где Хейли?

Он… его лицо… оно становится серым. Будто землистым. Мне страшно.

Опускаю пистолет, все так же стоя перед капотом Range Rover.

— Ты убил Хейли? — как эти слова вообще вырываются из моей сведенной судорогой глотки, я не понимаю.

Гарри замирает, щурит глаза, спрашивая повторно:

— Скажи мне, кто тебя прислал?

— Луи.

Стайлс выдыхает, прикрыв глаза, и молчит.

— Господи Иисусе, Гарри! — ору я истерично. — Просто оправдайся сейчас! Я умоляю тебя, скажи, что ты не виноват! Почему ты молчишь?

Но он молчит. Конечно. Не в его правилах оправдываться.

Я почти вою от боли в сердце. Опираюсь о машину.

— Пожалуйста, — стою, опустив голову, и смотрю на пистолет. — Гарри, ты должен сказать правду.

— Я все знаю, Джен, — таким пустым и безжизненным кажется его всегда вибрирующий чувствами голос, что я невольно выпрямляюсь, возвращая взгляд к нему. — Это не Зейн. Не кто бы то ни был другой, — он смеется, тихо и злобно. — Это Луи. Черт. Это Луи Томлинсон.

Судя по тому, как Гарри запрокидывает голову, он не хочет показаться мне слабым, как это уже было однажды, но я-то понимаю, что в его открытости и эмоциональности вся его сила.

Хочу ему сказать все то, что записала на диктофон, но просто шепчу неслышно, что люблю его. И он не слышит, потому что тяжело выдыхает и отворачивается от меня. Он стоит так и ждет.

— Почему ты здесь? — спрашиваю я.

— Потому что Луи мне сказал встретиться здесь с Маликом… Черт… убью этого урода. Сукин сын. Боже, как я мог не заметить? Все эти бумаги, подставы с клиентами. Он постоянно был рядом. И фотографии. Твою мать!

В моей голове идет стремительный процесс мышления, и все фрагменты пазла складываются в одно целое. Даже это смс якобы от Эдгара, это все спланированная ложь.

Я собираюсь отбросить пистолет. Но происходит нечто совершенно не подходящее под описание. Событие, не идущее в сравнение ни с чем другим. Крошечный эпизод, словно выдранная фраза из текста, которую можно растолковать не так, а как-то по-своему.

Гарри разворачивается. Я вскидываю на него взгляд. Вижу его ошеломление и злость, и оружие, направленное на… меня? Моргаю.

Зажмуриваюсь. Гремит выстрел.

Уши закладывает.

Не понимаю. Что происходит? Чертов ветер, из-за него слезятся глаза. Смотрю на темное пятно, которое быстро расползается на свитере Гарри. Весь его свитер на животе окрашивается.

Смотрю на пистолет в своих руках.

Визг шин позади. Не могу обернуться, потому что поднимаю взгляд на Гарри. Он потрясен, растерян.

Стою на мосту и, не мигая, таращусь на лежащего передо мной Гарри.

В голове пусто. Рука дрожит, в ней по-прежнему пистолет.

Я на одеревеневших ногах подхожу к перилам. Выбрасываю оружие с чувством, что я полное ничтожество, словно избавляюсь от улик.

Я стреляла в Гарри Стайлса.

Я убила Гарри Стайлса.

Господи…

Сползаю под капот машины.

Harry:

Я мог бы стать для нее лучше? Для кого-то, хотя бы для кого-то? Не знаю. Серьезно. Это глупо, полагать, что кто-то значит для тебя больше других, а особенно нелепо верить в то, что ты кому-то нужен. Я имею в виду, вся твоя жизнь такое дерьмо из сплошных ссадин, синяков и выстрелов, вперемешку с алкогольным и наркотическим угаром, а после ты вдруг приходишь в себя и понимаешь, что появилась та, которая каким-то непостижимым образом принимает тебя таким. И ты больше не хочешь быть ублюдком на дорогой машине, больше не хочешь мчаться к своим подружкам, и ты не хочешь войны. Но механизм запущен. Ты никуда не денешься от этого. Все тянется, словно по намеченному кем-то плану. Это уничтожает тебя, твою поганую душу, которую ты пропил еще тогда, когда твоя мать орала, билась в истерике из-за погибшей дочери. А ты стоял, как мудак на балконе дома и свистел в темноту, пальцами сжимая бутылку виски, наполовину осушенную, и тебе было насрать на весь мир. Пусть бы он провалился с чертовой матери!