Витязь Железный Бивень - Чешко Федор Федорович - Страница 33

Пастух жертвенной скотины прекрасно умел прикидываться мертвым; когда-то он уберегся так даже от хищного – брезгливая тварь предпочла гоняться за обезумевшими круглорогами. А теперь это умение и неверный свет коптящей лучины сумели обмануть Хона. Нагнувшийся к мнимому мертвецу столяр получил удар ножом, после чего этот самый мнимый мертвец едва не сделался настоящим.

…Послушник умолк, и несколько мгновений в зале слышались только потрескивание очага да храп Хона.

Потом Нурд сказал:

– Дурень ты. Тебе бы не Хона скрадывать, а просто-напросто крикнуть, чтобы услыхал тот, возле каморки. И все бы случилось по-вашему.

Серый промолчал. То есть, может, он и собрался бы ответить, но раньше него разлепил губы Торк.

– Сам ты, Нурд, это… не шибко умен… извиняй, конечно, – выговорил охотник. – «Крикнуть»… «По-вашему»… Да он наверняка и думать забыл, для чего их сюда наладили. А ты забыл, с кем имеешь дело. Послушничью трусость не перешибешь никаким заклятием – вот тебе и все пояснения!

Витязь только плечами пожал, зато Гуфа вдруг напустилась на охотника чуть ли не со злобой:

– Еще один пояснитель выискался на мое темечко! У тебя голова-то для чего к шее прилеплена, Торк? Хлебать да болтать – только для этого у тебя голова? Ах, не только… Ну так это еще хуже, потому что либо испортилась она, либо ты разучился ею пользоваться. А ты, Ларда, не сверкай глазами, мала еще сверкать на меня! Нечего зыркать, говорю, и родителя твоего защищать нечего! Телегу впереди вьючного переть – и то лучше, чем язык впереди ума, как вот он. И еще других смеет ругать глупыми!

Гуфа замолчала, потупилась, сердито сопя. Торк выждал немного, потом спросил на всякий случай:

– Все сказала или дух переводишь?

Ведунья дернула плечами, словно бы у нее по спине пробежалась какая-то пакость.

– Ты прости, Торк, ежели не так что сказала, но я тебе опять повторю: прежде чем языком махать, надобно думать.

– И чего же я недодумал?

Гуфа со свистом втянула воздух сквозь остатки зубов. Леф решил, что она снова хочет ругаться, но старуха заговорила на удивление спокойно:

– У тебя пальцы на руках есть? Вот и загибай их: считать будем. Первый палец – это Хон ни с того ни с сего забыл запереть Старцеву решетку. Второй палец – свет, который Нурд с Хоном видели у Старца. Нурд невесть как отыскал хранилище огненного зелья – это ты третий палец загни. Послушник наглупил, не додумался криком предупредить поджигателя (хотя чего уж тут думать, если именно так у них было условлено) – еще палец… Да ты никак сызнова спорить хочешь? – вновь повысила голос ведунья, заметив, что охотник собирается говорить. – Тебе не спорить надобно – думать! Еще, кстати, несколько пальцев загни; вот сколько осталось, столько и загибай: это будет послушническая да ваша о Старце забота. Ведь уже говорили об этом, помнишь?

Опять несколько мгновений тишины. Торк задумчиво рассматривал свои кулаки, а остальные рассматривали Торка. Потом Нурд обернулся к старухе:

– Думаешь, ведовство?

– Колдовство, – поправила Гуфа.

– Старец?

– Угу.

– Думаешь, значит, это он колдовством пытался заставить Хона не запирать решетку?

– Угу.

– А тогда почему он раньше не пробовал? – это уже Ларда ввязалась: глаза как плошки, и даже нос от любопытства дрожит. – Столько лет все сидел в яме, а тут вдруг решил на волю полезть. Нас, что ли, ждал?

– Может, и нас, – невозмутимо согласилась Гуфа. – Понял небось, что Истовые собрались губить и его вместе с нами, вот и засуетился. А может, раньше просто не умел этак-то…

– А может, Хон просто этак-то переполошился из-за виденного огня и все на свете забыл? – почти передразнило Гуфу нахальное Торково чадо.

Старуха, впрочем, будто и не заметила издевки.

– Лефов да твой отцы из тех, кто, переполошившись, делает не хуже, а лучше, – сказала она. – Ты, может, вообразила, будто я в нездешних силах меньше тебя понимаю? Так ты это зря вообразила, маленькая глупая Ларда. Вот к примеру: думаешь, я не знаю, что ты про себя бормочешь, когда идешь одна в темноту? Охранное от Смутных ты бормочешь. И кстати, бормочешь вовсе неправильно.

Ларда негодующе фыркнула, но уши ее запылали чуть ли не ярче очажных угольев.

А Гуфа продолжала:

– С Хоном Старец пытался сделать так, как и я бы пыталась, – обернуть себе на пользу его тревогу, спешку да раздражение. И вот еще что: я Хона и так и этак пытала, он клясться готов, что ведовское кольцо не грелось. Значит, Старцево колдовство было ему не во вред. И сегодня – Нурду помог, послушнику голову задурил… Может, он нам друг?

– Друг, как же! – хмуро пробурчал Торк. – Просто он не хотел, чтобы строение обвалилось на его плешь. Хоть он и Вечный, а жить-то, поди, не наскучило!

Гуфа спорить не стала. Она дотянулась дубинкой до задрожавшего послушника, нашептала что-то почти неслышное, и тот обмяк, засопел глубоко и ровно.

– Пускай поспит, – буркнула старуха.

– Пускай, – эхом откликнулся Нурд и вдруг подтолкнул локтем присевшего рядом Лефа. – А ты бы все же рассказал нам о нездешних местах. Старец-то, думаю, из-за Мглы…

Леф завздыхал, искоса поглядывая на Витязя. Не хотелось парню обижать Нурда отказом, но и к долгому разговору – тем более этакому – душа никак не лежала. Рахе и Ларде такой рассказ поперек нутра вывернется; да и Торку – из-за дочери, а может, и не только из-за нее. И Хон спит. Ему-то Лефово повествование тоже не в радость, но потом наверняка станет обижаться, что без него… Да и устали все, и ночь без сна, и…

– Долгие беседы сейчас не ко времени, – это охотник решил помочь мнущемуся Лефу. – Пока мы тут сидим да обмахиваемся языками, в Обитель могли забраться новые серые. Кому-то надобно еще раз обшарить строение и сторожить лаз наружу. И камору с зельем.

– Не думаю, чтобы Истовые прислали новых, – сказала Гуфа.

– Ну и зря не думаешь, – отрезал Торк. – Этот вон, – кивок в сторону храпящего послушника, – говорит, будто кто-то должен прийти и сказать: поджигайте.

Ведунья пожала плечами:

– Поджигать-то некому!

– А ежели тот, который придет, подожжет сам?! – Торк явно начал терять терпение. – Чего вы все будто вяленые? На Старца своего надеетесь, что ли? Нашли себе охранителя…

– И на Старца тоже, – невозмутимо отвечала Гуфа.

Торк негодующе оглянулся на Витязя, словно бы ждал от него поддержки. Но Витязь молчал. И Ларда молчала, она, оказывается, уже спала – сидя, привалившись к стене, постанывая и время от времени сильно вздрагивая всем телом, будто усталый щенок. Раха с Мыцей устроились уютнее – на ворохе старых шкур, сваленных между стеной и очагом.

Торк прихлопнул себя ладонями по коленям и поднялся.

– Пойду наверх, гляну, что там, – сказал он. – Небось, день уже. А потом спущусь в самый низ и буду сторожить лаз – если еще не поздно.

– Не поздно, – успокоила его Гуфа, но охотник только оскалился в ответ и торопливо ушел.

Старуха проводила его насмешливым взглядом, потом повернулась к Нурду:

– Зря он, уж ты растолкуй ему. Если чужой объявится, я его сразу почую. Теперь-то, при тростинке… то есть дубинке…

– Дубинка дубинкой, а сторожить лаз тоже не лишнее, – сказал Нурд. – Даже если почуешь ты пришлого, то пока мы отсюда вниз добежим, он успеет натворить чего только захочет.

Гуфа, похоже, была другого мнения, однако спорить не стала. А Нурд, помолчав, вздохнул:

– Вот если б нам суметь как-нибудь испортить проклятое зелье…

Леф наконец решился разлепить губы.

– Порох боится воды, – сказал он.

– Что боится? – обернулся Нурд.

– Ну, зелье это.

Несколько мгновений Витязь раздумывал, потом с сожалением покачал головой:

– Не выйдет. Воды там поблизости нет, да и упрятано зелье хорошо – в кожаные мешки.

– Не выйдет, говоришь? – прищурилась Гуфа. – Ты, Нурд, зря это сказал, не подумавши. Раз воды боится, значит, поддастся водяному заклятию. И пускай тогда поджигают…