Чудо. Встреча в поезде - Уэст Кэтрин - Страница 66

— Да ну? — сказала я, снимая серьги.

— Именно. Дедушка сказал, что я могу вернуться в аспирантуру, как я и планировал. Как раз успею к началу осеннего семестра.

— А что я?

— А ты… — Тут Али выдержал паузу для пущего эффекта и победно улыбнулся. — А ты, конечно, отправляешься вместе со мной, как и подобает верной и преданной мусульманской жене. И не бегай к дедушке, не докучай ему своими просьбами — он уже дал свое согласие.

На мгновение я закрыла глаза, в потребности молчаливой молитвы или просто благодарности. Я еще не могла поверить, что это правда, — для реальности это было слишком уж хорошо.

— А как мои документы? — спросила я. — У меня даже нет выездной визы.

— Если для тебя дело стало только за этим, то можешь не волноваться. Я уже достал и выездную визу, и билеты до Нью-Йорка. Мы улетаем в будущий понедельник, на следующий день после возвращения в Рияд. Так что с визитами в гости покончено, нравится тебе это или нет.

— Отлично, — холодно сказала я. — Я рада уехать. Спасибо за хорошие новости.

— Пожалуйста, — сказал Али, вставая с постели. Несколько мгновений мы глядели друг на друга в молчании, за которым стояло все наше прошлое, невыразимое словами. Затем Али вышел, а я осталась стоять в своем ночном халате с блестками, и дверь за моим мужем не хлопнула, а тихо затворилась.

Через неделю я со слезами на глазах простилась с моими новыми друзьями из королевской семьи, обещая писать и вскоре снова увидеться. Я едва скрывала нетерпение, считая дни, часы и даже минуты до того мгновения, когда самолет оторвется от саудовской земли и я наконец-то вырвусь из их когтей.

Последнюю ночь накануне утреннего отлета в Нью-Йорк мы должны были провести в Рияде. Поздно вечером я заперла дверь в спальню, что уже стало привычкой. Дверь здесь запиралась только кнопкой замка, а не задвижкой, как в Таифе, но я сказала себе, что волноваться на сей счет — это уже чистое безумие.

Вскоре после того как я заснула, меня разбудил стук в дверь. Не включая света, я вскочила с кровати и встала посреди комнаты — сердце мое бешено колотилось. Первое, о чем я подумала, — это о секретной полиции в черных сверкающих автомобилях и о голой, провонявшей хлоркой камере. Я не знала, что делать — выпрыгнуть ли в окно, или спрятаться под кровать. Дверная ручка повернулась, раздался слабый щелчок, и дверь медленно открылась.

Нет, это была не секретная полиция. Это было даже хуже — что-то крадущееся, похожее на ночной кошмар. Ко мне приближался Али. В руке у него был нож. Лезвие его слабо поблескивало в лунном свете.

Я хотела закричать, но не могла. Я даже не могла вздохнуть. Я стала отступать, пока не уперлась спиной в стену. Я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги — будто шагаешь с вертолета во тьму, только еще хуже…

— Марина, Марина, что с тобой? — Али тряс меня за плечо.

— Не смей, — глотнула я. — Нож…

— Что? Это? Я им письма вскрываю. Ты же его видела много раз. — Он включил свет и протянул мне нож, чтобы я сама убедилась. — Разве ты не видешь, что он тупой? — сказал Али. — И ты решила, что я им хочу тебя убить? — Он попытался улыбнуться, но улыбка у него не совсем получилась.

Я посмотрела на нож для писем. Действительно, я видела его много раз на письменном столе Али. Он был сделан под бедуинский кинжал, грубая сувенирная поделка, какую встретишь в любой лавочке. Я даже вспомнила, что однажды спрашивала Али, зачем он это держит, может, с этим связано что-то для него дорогое.

— Богом клянусь, что у меня и в мыслях не было ничего плохого, — сказал Али. — Я просто взял его, чтобы ковырнуть замок. Да не дрожи так. Хочешь стакан воды?

— Нет, со мной все нормально, — едва выговорила я. — Что ты хотел, Али?

— Ты побелела, как призрак, — сказал он. — Ты действительно подумала, что я хочу убить тебя. — Кажется, это потрясло его не меньше меня.

— Я немножко перенервничала в эти дни, вот и все, — сказала я. — Зачем тебе понадобилось врываться в мою комнату?

— Затем, что ты бы не открыла дверь, вот зачем. Ты меня избегаешь, я никогда не вижу тебя одну. Я ведь, черт меня подери, хотел просто поговорить с тобой. Тебе хоть раз пришло в голову, что ты тут не единственная, у кого неприятности?

— И это все, что ты хотел мне сказать?

— Ты здесь прожила целый год, но, кажется, до сих пор ничего не понимаешь. Это тебе не Америка. Здесь я должен подчиняться своему деду. И все же я пошел на то, чтобы тебя спасти. Ты хоть понимаешь, чем я рисковал?

— Ты ничем не рисковал. Ты бросил меня умирать в пустыне. Я знаю, что это не Америка. Я была готова умереть за то, что сделала. Я не ждала, что ты меня будешь спасать. Но ты не должен был принимать участие в этой экзекуции. Ты не должен был превращать это в цирк на трех аренах сразу. Какое же ты ничтожество, Али! Теперь, когда все снова меня зауважали, ты имеешь наглость являться и заявлять, что это ты организовал мое спасение.

— Я вовсе не организовал, что тебя найдут бедуины. Я собирался вернуться на вертолете до восхода солнца и забрать тебя. У меня был для тебя фальшивый паспорт и все остальное. Я хотел посадить тебя на самолет до Нью-Йорка.

— И что же помешало?

— Неполадки с двигателем вертолета. Мы нормально долетели до Рияда, но больше я не смог взлететь. Сплошное невезение. А пока я вернулся на джипе, тебя уже подобрали бедуины. Так что тебе повезло больше, чем мне.

— Надо же, и у бедуинов с двигателем случились неполадки, — сказала я с сарказмом. — Разве это не поразительно?

— Не-а, — печально сказал Али. — Это из-за песка. Он проникает везде и во все. В пустыне машины плохо работают. Они не рассчитаны… Почему ты так на меня смотришь? Не веришь мне. Считаешь, что я специально тебя там бросил. А теперь ты считаешь, что я явился к тебе с ножом.

Я промолчала.

Али подождал, а затем повернулся к двери.

— Скажи мне только одно, — задержался он у порога. — Если я действительно такое ничтожество, почему же ты вышла за меня?

Действительно, почему? Конечно, потому, чтобы шпионить за ним. Все остальное было иллюзией.

— Ты бы не нашел меня, даже если бы попытался, — сказала я упавшим голосом. — Но как мне хотелось, чтобы это было правдой.

Не говоря больше ни слова, Али вышел. Я села на постель. Свет я не выключила. Я слишком разволновалась, чтобы заснуть.

Через пару минут Али вернулся. На этот раз в руках у него были наручники. Или что-то похожее на них. Может, еще какая-нибудь канцелярская принадлежность письменного стола. Скажем пресс-папье.

— Вот как я собирался тебя найти, — сказал Али, бросив наручники мне на колени. — Жаль, что нужны вещественные доказательства. Слова моего тебе недостаточно. Я поставил в эти наручники электронный передатчик. Когда я вернулся за тобой — это все, что я нашел, прямо на кактусе.

Я поглядела на наручники. На них были царапины, оставленные ножом Карима.

— Тебе надо было бы предупредить меня, Али, — сказала я. — Ты даже не представляешь себе, что это было такое.

— Я абсолютно не мог. Нагиб не отходил от меня. Я сказал тебе, что это моя идея. Я надеялся, что ты поймешь. Но, увы, ты подумала о самом худшем.

Я подняла глаза на мужа, стоявшего возле двери, и почувствовала, что они наполняются слезами.

— Это так, — сказала я. — Прости, что я была такой дрянью.

— И ты меня, — хмуро сказал Али. — Ну что ж, тогда спокойной ночи.

— Постой, — торопливо сказала я. — Ты спас мне жизнь, а я тебя даже не поблагодарила. — Я встала и обняла его.

— И как ты это сделаешь? — сказал он, в то время как руки его уже оказались под моей ночной сорочкой.

Я поцеловала его, и он ответил мне поцелуем, сначала медленно, а потом с возрастающей страстью. Мы легли и любили друг друга, шепча слова прощения, слова чуждые лжи или притворства, вдвоем, он и я, вопреки всему миру.

28

На следующее утро мы улетели в Нью-Йорк — так толком и не поспав, но не жалея об этом. Как только самолет оторвался от взлетной полосы, я сбросила ненавистную чадру, и весь этот долгий перелет мы не разнимали рук. В Нью-Йорке мы поселились в номере-люкс в центре, в Хилтоне, пока не сняли квартиру на Риверсайд-драйв, в квартале от Колумбийского университета. Она была на самом верхнем этаже, просторная, полная воздуха, с большой спальней, выходящей на реку.