Латая старые шрамы (СИ) - Кандела Ольга - Страница 21

Платье показалось мне смутно знакомым. Да и пальто…Сердце пропустило удар. Я плотнее прильнула к стеклу, надеясь, что мне померещилось. Но ряды оцепления вновь сомкнулись, и было ничего не разглядеть. Не думая о том, что творю, я дернула дверную ручку и толкнула створку. Спрыгнула со ступеней и, не обращая внимания на громкий лай волкодава, летящий мне в след, понеслась к месту происшествия. Буквально влетела в ряды жандармов, болезненно задев кого-то плечом, и застыла посреди улицы.На искрящемся белом снегу лежала такая же белая и заиндевевшая Натали.Застывшая, словно фарфоровая кукла. Полупрозрачная кожа, бескровные губы, стеклянный, обращенный в никуда взгляд. Неестественная поза и бурое пятно на виске.Из горла вырвался крик. Чья-то ладонь легла на плечи, но я остервенело ее скинула и рванулась вперед.

- Натали! Неееет! Натали!

Я почти успела упасть на колени рядом с распростертым телом подруги, как на талии сомкнулось стальное кольцо рук, и меня с силой дернули назад.

- Кто ее пустил?! Уберите отсюда женщину! – летели недовольные возгласы со всех сторон.

Я же рьяно сопротивлялась. Лягалась и царапалась, как могла.

- Пусти! Это же Натали! Там Натали!

- Уведите ее! – было непримиримым ответом на все мои мольбы и стенания.

Те же руки чуть ли не волоком потащили прочь. Знакомый голос выговаривал что-то на ухо, кажется, призывая успокоиться. Но я его не слушала. Кричала и билась в истерике до тех пор, пока меня силой не впихнули в повозку и не погнали лошадей прочь.

Глава 6

Рейнар

Экипаж быстро катился по заснеженным улицам, на колдобинах ощутимо потряхивало, и от этого плач моей свидетельницы то и дело прерывался судорожными всхлипами. А, может, это просто начиналась истерика? Я с опаской коснулся тонкой кисти, белеющей из рукава пальто. Кожа девушки была холодной, а моего прикосновения анья, кажется, и вовсе не заметила. Скорчилась напротив, точно младенец в утробе, уткнувшись лицом в обивку и обхватив голову руками. Мне отчего-то вспомнилась картина времен войны – пожилая женщина, получившая письмо о гибели сына. Я с трудом сглотнул вставший в горле ком и молча вытащил из-за пазухи плоскую фляжку, отвинтил крышку. По карете поплыл резкий запах солдатского самогона.

? Вот, глотните, это поможет.

И сунул флягу свидетельнице. Анья подняла заплаканное лицо, отрешенным взглядом скользнула по баклаге, а потом, ухватив, поднесла ко рту. Руки девушки тряслись. Она сделала короткий глоток, тут же закашлялась и поспешила приложить рукав к носу. Уж не знаю, пришлось ли ей по вкусу это пойло, но, кажется, моя подопечная немного пришла в себя.

? Что это за гадость?! – с трудом выговорила она, возвращая фляжку.

? Лекарство. Всё, перестаньте плакать.

? Не указывай мне! – анья вдруг вспылила и вновь зашлась плачем.

Я тяжело вздохнул. Похоже, это точно истерика, и одним глотком крепкого самогона тут не отделаться.

? Я не указываю. Просто прошу успокоиться. Понимаю ваше горе, но слезами делу не поможешь.

? Да что ты все заладил, успокойся, да успокойся. Не могу я успокоиться! – Свидетельница громко всхлипнула и размазала слезы по щекам. – Нет, чтоб утешить… по-человечески… Сухарь, бесчувственный, - буркнула себе под нос и, демонстративно отвернувшись, принялась мочить обивку уже на спинке сидения.

Эдак она нас тут затопит!Я на мгновение прикрыл глаза, пытаясь придумать слова утешения. Да еще подобрать правильные, чтобы не взбрыкнула ненароком. Но в голову ничего не шло. Ненавижу, когда женщины плачут. В конце концов, так ничего и не придумав, я раздраженно дернул уголком рта и сознался:

? Я не умею. Не знаю, что говорить в подобных случаях.

Женщина шмыгнула покрасневшим носом и, не поворачиваясь, будто сама для себя произнесла:

? И почему я не удивлена? Да и какой мне толк от ваших слов!? Можно же просто... да хотя бы обнять! Но куда вам…

Она махнула рукой и вновь уткнулась в обивку, протяжно скуля и воя.И снова на меня накатил вихрь разнообразных чувств – презрение к девице, пытающейся мной манипулировать, сочувствие к человеку, только что потерявшему друга, и гадкое ощущение вины за ту некрасивую историю, произошедшую в кабаке. Я скрипнул зубами и неожиданно для самого себя стремительно пересел к свидетельнице и неловко притянул ее к себе.А она вдруг воспротивилась. Уперлась ладонями мне в грудь, пытаясь высвободится.

- Пустите!

Да что ж такое, то просит обнять, то сопротивляется! Прав был Виттор, когда говорил, что женщины порой сами не знают, чего хотят. Вот и как, прикажете, мне сейчас поступить?!Надо бы отпустить. Но интуиция подсказывала, что следует действовать иначе, и я лишь упрямо стиснул руки, чувствуя, как ее ладони болезненно впиваются в и без того ноющие раны на груди. По телу прокатилась острая волна боли, и я уже собрался плюнуть на эту затею, как свидетельница вдруг перестала сопротивляться. Обмякла в моих руках, а потом и вовсе прильнула всем телом. Уткнулась носом в отворот подбитого мехом пальто, жалобно всхлипнула и снова упоенно заревела. Айна, удивленно посмотрев на девушку, тоже заскулила.Ох уж эти дамочки, истерики и… странно, что ее слезы больше не раздражают. Наоборот, спокойно стало, и уютно как-то. И пальцы сами потянулись к густым волосам, в беспорядке рассыпанным по плечам. Но я вовремя отдёрнул руку.

Это уже слишком. Всё это слишком…

Что-то ты совсем расклеился, господин ингирвайзер. Надо взять себя в руки, отрешиться от эмоций и подумать о деле. А подумать тут есть над чем.Получается, что анья Эдан все же говорила правду ? я виновато покосился на растрепанную макушку на моем плече. Вспомнил, как ярко засветился порошок-проявитель на теле убитой девушки, и вздохнул. Жертва определенно встречалась с Хамелеонами, а я самонадеянный болван, иначе не скажешь. Но тогда получается, что где-то в городе открыт дочерний портал. И, возможно, Аларик уже нашел тому доказательства. Тогда почему молчит? Хотя, я же сам велел ему не приходить...

Свидетельница глубоко и прерывисто вздохнула, кажется, успокаиваясь, я бережно погладил ее по плечу и продолжил размышлять.Если бы сейчас засекли второе открытие, стражи границы обязательно дали бы мне знать. Я машинально коснулся груди – там, где под одеждой свешивался с шеи портативный резонатор. Когда срабатывает основной Ключ в лаборатории, этот начинает мигать лампочкой и ощутимо нагреваться. Но ведь с момента первого преступления никаких сигналов не было. Если только не вышла из строя основная станция, в лаборатории. Но это будет настоящей катастрофой.Я представил, как один за другим на территории Солькора открываются чужеземные порталы, а наши стражи мечутся по городу, точно слепые котята, и передернулся.

Анья Эдан подняла лицо от моего воротника и, хлюпнув покрасневшим носом, хрипло поинтересовалась:

? У тебя еще одного платка не найдется?

Я посмотрел на бобровую шерстинку, прилипшую к мокрой щеке, и вовремя одернул себя, чтобы не смахнуть ее ладонью.

? Сожалею, но нет. Впрочем, мы уже подъезжаем, потерпите немного, дома умоетесь.

Она мрачно кивнула и повернула лицо к окошку, из моих объятий, впрочем, не вырываясь. Я сам подумал было ее отпустить, но на всякий случай решил потерпеть до ворот. Мало ли, вдруг снова обвинит меня в черствости, разревется…А ведь еще придется снова допрашивать мою гостью. Но для начала нужно будет ее как-то успокоить. Откровенно говоря, стоило большого труда убедить жандармов передать мне это дело. Комиссар Катран явно не распространялся о моих новых полномочиях, а потому пришлось подписать кучу бумаг на месте происшествия.Экипаж свернул в проулок и Айна, почувствовав близость дома, завозилась у ног, поскуливая. Женщина выпрямилась, ускользая из объятий, пригладила волосы и, коротко стрельнув взглядом в мою сторону, набросила на голову шаль. Интересно, она будет теперь на меня злиться за то, что я видел ее растрепанной и зареванной? Тьфу, ингирвайзер, о каких глупостях ты думаешь…Возница остановил повозку, нас ощутимо качнуло, а потом я распахнул дверь. Заскучавшая Айна стрелой выскочила наружу, хлестнув меня бешено молотящим хвостом. Я спрыгнул в мягкий снег и, придержав дверь, протянул руку спутнице. Она молча, почти с монаршим величием сошла со ступеньки и коротко кивнула. Хорошо, хоть не плачет больше.