Сокол и Чиж (СИ) - Логвин Янина - Страница 46

— Да. Он ревностно относится к моим друзьям, хотя никого из них не знает, но, думаю, ты бы ему понравилась.

Я посмотрела на часы, вставая из-за стола, старательно пряча за поспешностью движений охватившее меня смущение. Убрала посуду в мойку, налила Соколу чай, и снова решилась сказать о том, что беспокоило меня сейчас больше всего, глядя, как лениво он тянется к чашке с напитком, как будто устал, и как потирает ноющую шею.

— Знаешь, Сокольский, я вижу, что ты упрямишься и, конечно, сам волен за себя решать, но тебе бы отдохнуть — вот прямо сейчас. Мне через час на работу, еще надо собраться, так что постараюсь побыстрее уйти и не мешать. Если бы ты еще измерил температуру, мне было бы намного спокойнее. А еще… можно я тебе с работы позвоню? Если ты не против?

— Ладно, — Сокол кивнул. — То есть, как с работы? — спохватился, вставая из-за стола. — С какой работы? Почему? — шагнул к дверям, загораживая проход. — Подожди, Чиж! Разве ты не работала вчера? А как же выходной?

— Работала, — я с удивлением уставилась на парня, вдруг выросшего передо мной. — Вчера была суббота, сегодня — воскресенье, а значит, у Тимура точно будут люди, — ответила. — Выходной день в «Маракане» понедельник, ты разве не знал? К тому же, денег-то у меня нет. А у родителей неудобно просить, вон они сколько нам всего накупили, понимаешь?

— Нет, не понимаю, — упрямо качнул подбородком Сокол. — Не понимаю, Чиж! А если там снова будет какой-нибудь придурок? Тебе что, вчерашнего мало?

Я растерялась, будучи не до конца уверена в том, что правильно поняла слова Артема. И почему он вдруг рассердился? Ведь он рассердился?

— Ты чего, Сокольский? — заморгала изумленно. — Там же люди и охрана. Если что, я сразу Толика позову. Или Сашку. Не в первый раз!

— Не в первый? — глаза парня распахнулись и заблестели сильнее прежнего. — Так, Чиж! — он опустился на стул и откинул затылок на стену. Поймал мое запястье, удерживая возле себя. — По-моему, ты права и я заболел. Точно заболел! Чувствуешь, какой горячий? — неумело приложил мою руку ко лбу, хмуря брови. — Можешь мне помочь? Прямо сейчас?

Помочь я могла. Мало того — хотела! Вот только второй раз замерить температуру губами — на это не решилась.

— Конечно, — я кивнула, ощущая тонкой кожей запястья, какая горячая у него ладонь. — А что ты хочешь?

— Не знаю. А что мне нужно?

— Где у тебя аптечка? Ну, лекарства там всякие: перекись, пластырь, бинт.

— Там, — Сокол кивнул в сторону маленького кухонного ящика, — внутри белый пластиковый контейнер. Стоп! Лучше не смотри! — предупредил, но я уже открыла короб, обнаружив внутри перекись, ватные диски и, собственно, начатую пачку презервативов. Все.

Что ж, на дворе далеко не благородный век, а мы живем не в тридесятом царстве, где о современных средствах контрацепции и защиты никто слыхом не слыхивал. Я на всякий случай проверила содержимое аптечки.

— Здесь ничего нет. Ни жаропонижающего, ни градусника, ни даже активированного угля. Сокольский, а у тебя горячка. Что будем делать? Судя по твоему внешнему виду — не все так плохо, но я не медик, чтобы правильно оценить ситуацию. А если у тебя пневмония? Вряд ли это грипп. Ты ночью здорово промерз.

— А что может случиться с человеком, если у него горячка?

— Он может сгореть. Не в буквальном смысле, но до летального.

— Вот! Точно, Чиж! И я могу?

— Артем, перестань! — я обернулась. — Ты серьезно, что ли?

— Еще как серьезно! Я знаю, что мне нужна помощь!

— Тебе нужен компресс? Голова болит? Вызвать скорую? Что?

— Все! Но ты, конечно, Чиж, можешь пойти на работу, а я потерплю. Нет! Никаких скорых, я передумал!

Я растерянно огляделась, размышляя как лучше поступить.

— Хорошо! Давай так, Сокольский. Я сейчас звоню Тимуру и говорю, что не выйду. Потом бегу в аптеку за градусником и жаропонижающим. А потом мы вместе анализируем ситуацию и решаем как быть, идет?

— Идет, — парень с облегчением выдохнул. — Возьми деньги в бумажнике. В прихожей. У тебя все равно своих нет.

— Знаешь, будет лучше, если ты сам, — я тоже умею своенравничать.

— Чиж, перестань, — усмехнулся моей ужимке Сокол. — Если бы я тебе не доверял, ты бы со мной не жила.

— У тебя не жила — ты хотел сказать.

— Именно. А вдруг я сейчас встану, и у меня закружится голова? Кажется, мне стало хуже. Я лучше здесь посижу, тебя подожду.

— Ну, уж нет! Лучше давай в кровать, а то позвоню твоему отцу! — пригрозила я, как будто знала номер телефона дяди Васи. Смешно!

— Ладно, Чиж, — Сокол поднялся и развернулся к выходу. Направился послушно из кухни в комнату, а я, несмотря на то, что так и не разгадала настроение парня, не смогла сдержать улыбки и бросила вслед:

— Вот видишь, Сокольский, сам идешь! А говорил, что мне не удастся уложить тебя в постель!

Сокол застыл, обернулся через плечо и так взглянул на меня темно-серыми, острыми глазищами, как будто раздел донага, что я мигом оделась, нашла бумажник и, не помня себя от смущения, выскочила на улицу, щелкнув дверным замком. Хлоп! Сбежала с лестницы, только пятки засверкали!

Вот это я сказанула не подумав!

Снег. Снег. Повсюду снег. Он падал всю ночь и сейчас лежал куда ни глянь красивым, толстым покрывалом, выбелив город до девственной чистоты и как будто приглушив звуки. Я залюбовалась падающими снежинками, укрытой снегом детской площадкой, неспешно прогуливающимися людьми, и поспешила по расчищенной дорожке к супермаркету и аптеке. Сделав покупки, засмотрелась на новогодние украшения и витрины, но побежала назад, не забыв прихватить из аптеки все необходимое и травяной чай. Вошла в подъезд, села в лифт, вышла на нужном этаже… и вдруг на лестничной площадке столкнулась нос к носу с двумя малолетними девицами, которые старательно выводили на стене аэрозольным баллончиком с краской крупными буквами: «Сокол, я тебя хочу!»

Что? Я удивленно уставилась на надпись. Это же так по-детски! И…и глупо, наверно. Но разве я раньше не замечала эти письмена? Просто не видела, кто именно их писал. Теперь знаю: две половозрелые фанатки, если судить по внешнему виду. Не очень умные, но очень деятельные. И, кажется, не на шутку рассерженные моим появлением.

Застыв столбом, даже не заметила, когда баллончик с краской угрожающе закачался перед лицом, а девчонки надвинулись на меня от стены.

— Ну и? Чего встала? — переглянулись. Им явно не понравилось, что их застукали за нелицеприятным занятием.

— Что надо, спрашиваем? Чего уставилась? Топай давай по Гринвичу, куда шла!

— Девочки, вы с ума сошли? — не удержалась от замечания. — Это же жилой подъезд, а не галерея художеств! Так нельзя!

— И что? Завидно?! Ты кто такая вообще? Полиция нравов? Активистка из ЖЭКа? Не надо нам мораль читать, поняла?! Не нуждаемся! Ты ничего не видела!

— Да! Вытаращилась она! Что хотим, то и пишем, тебя забыли спросить! Вали отсюда, здесь тебе не музей мадам Пикассо!

— Вообще-то мадам Тюссо, но не слышала, чтобы в знаменитом музее была галерея наскальной живописи первобытных приматов. И я вообще-то уже пришла.

Перед глазами встала картина, как вот сейчас прохожу под носом этих двух воинственно настроенных фанаток к двери, вставляю ключ в замочную скважину вожделенной квартиры их кумира, и вдруг отлетаю к стене, когда они с криком: «Банзай!» врываются внутрь. А там Сокольский — больной, спящий и, может быть, даже раздетый.

Почему-то последний довод особенно убедительно прозвучал в голове. Ма-ахонкую ревностную мысль о том, что кто-нибудь еще кроме меня увидит Сокола домашним и полуголым, с кубиками пресса и ямочками над ягодицами, постаралась отогнать. Вот еще!

— И-или нет, — встревожено пробормотала под нос, отступая назад. — Ой, к-кажется, нет.

— Чего?! Офонарела, кошка драная?! Нас и так тут двое — пришла она! Юлька, лупи ее! Она тоже Сокола хочет!

— О-о-ой! — и снова пятки засверкали по лестнице со скоростью киношного Электроника. Да что ж такое-то! Я так и в самом деле в спортсменки подамся!