Ночь Охотника - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 18

Мать Квентл понимающе усмехнулась, когда изумленный Громф посмотрел в ее сторону. Кивнув на Минолин, Верховная Мать начала колдовать, и маг последовал ее примеру. Над распростертой на полу жрицей возникли две призрачные руки – одна мужская, вторая женская – и вместе они схватили женщину за одежду и резко подняли ее на ноги – так резко, что она далее не сразу поняла, что стоит.

Она хотела было что-то сказать, но Громф и Мать Квентл жестами велели ей молчать, а затем все трое затихли и прислушались: где-то в недрах дома Фей-Бранш раздался шум, послышался грохот, пронзительные вопли, визг, звон разбитых кубков и падающей мебели.

– Дом Бэнр объявил нам войну! – ахнула Минолин Фей.

– В чем дело, Мать? – спросил Громф, обернувшись к Квентл.

Но на лице Матери Мензоберранзана застыло безмятежное выражение, и двое других поняли, что это не нападение.

Внутренняя дверь гостиной распахнулась, и вошла женщина-дроу необыкновенной красоты, в походке и внешности которой чувствовалось могущество.

– Йор’таэ, – приветствовала ее Мать Квентл; этим именем называли самое великое из Избранных существ Госпожи Ллос, одну из жриц, которая стала воплощением Ллос в Войне Паучьей Королевы. Мать Квентл, правительница Мензоберранзана, самая могущественная женщина-дроу в Городе Пауков, склонилась перед вошедшей в глубоком почтительном поклоне.

Минолин, увидев призрак, воплощение самой Паучьей Королевы, сглотнула ком в горле. Позади призрачной женщины, в соседней комнате, виднелись члены Дома Фей-Бранш и четверо оставшихся Бэнров, и все они стояли на коленях, смиренно опустив взгляды.

Минолин неловко пошевелилась, едва заметно, но Мать Квентл заметила это движение и обо всем догадалась. Минолин понимала, что тоже должна встать на колени, особенно потому, что Громф опустился на пол рядом: с нею. Она хотела последовать примеру остальных, но не могла, сообразила Бэнр, потому что аватар, стоявший перед ними, жрица, которую некогда звали Данифай Йонтирр, не позволяла ей.

Мать Квентл устремила на Минолин многозначительный взгляд и издевательски усмехнулась. Обе женщины поняли, что теперь любые планы мести Матери Квентл, которые могла бы лелеять Минолин Фей, развеяны навсегда.

Воплощение Госпожи Ллос проплыло по комнате мимо Минолин, задержавшись лишь чтобы положить ладонь на еще плоский живот дрожавшей жрицы. Затем она остановилась перед Верховной Матерью, кивнула, улыбнулась и одарила Квентл Бэнр страстным поцелуем.

– Моя вечная служанка, – произнес призрак, ласково погладив нежную щеку Верховной Матери.

Затем она проследовала мимо Квентл, вышла на балкон, проплыла над перилами и растаяла.

– Ллос посетила нас! – вскричала какая-то жрица в соседней комнате, и несколько дроу осмелились подняться на ноги.

– Праздник принес нам удачу! – заорал кто-то еще – и действительно, праздник Основания был днем, когда все дроу Мензоберранзана надеялись на появление Госпожи Ллос, служившее знаком того, что она благоволит к своему народу.

Радостные возгласы наполнили огромный дом, затем раздались на улице. «Скоро всему городу станет известно о явлении Ллос», – подумала Мать Квентл. И Мать Мез’Баррис об этом тоже узнает.

Рядом возникла Мать Биртин, и Бэнр с удовлетворением увидела на ее лице почтительное выражение.

– Это знак для всех нас, – спокойно объяснила Бэнр. – Дом Фей-Бранш теперь неуязвим. Теперь у вас появился союзник.

Мать Биртин склонилась перед могущественной правительницей Мензоберранзана.

– Вы поженитесь, – приказала Мать Квентл Громфу и Минолин.

– Поженимся? – даже поперхнулся Громф, потому что Минолин была отнюдь не первой жрицей, которой он сделал ребенка; и если бы все шло как прежде, она была бы не последней.

Мать Квентл обернулась и жестом велела Сос’Умпту и Миринейль выйти из комнаты, движением руки заставила дверь захлопнуться за ними. В помещении с ней остались лишь Биртин, Громф и Минолин.

– Ты носишь ребенка, и этот ребенок – девочка, – обратилась она к Минолин. – Она будет воспитываться в Доме Бэнр, и отныне ты будешь жить рядом со мной.

– Минолин – верховная жрица Дома Фей-Бранш! – запротестовала Мать Биртин, но Бэнр взглядом заставила ее молчать.

– Твоя дочь станет моей преемницей, – продолжила Бэнр. Биртин едва не задохнулась от изумления. – И ты назовешь ее… – Она устремила на Громфа коварный взгляд.

– Ивоннель, – негромко закончил он, сообразив, в чем дело.

Мать небрежно подошла к Минолин, которая дрожала всем телом. Бэнр подняла руку, прикоснулась к гладкой щеке женщины, и жрица безуспешно попыталась уклониться от прикосновения.

– Если ты не сможешь выполнить свою миссию, ты будешь подвергнута вечным мучениям у ног Паучьей Королевы, и яд ее будет течь в твоих жилах, причиняя тебе нестерпимую боль, – предупредила она.

– Я буду служить тебе, – тонким, дрожащим голосом произнесла Минолин. – Когда ребенок родится, я воспитаю его как должно…

– Ты всего лишь сосуд, и ничего более, – резко перебила ее Мать Квентл. – Неужели ты считаешь себя достойной воспитывать Ивоннель Бэнр?

Минолин не осмелилась ответить.

– Ивоннель Вечная, – произнесла Мать Квентл, обернувшись к Громфу. – Воспитание ребенка начнется прямо сейчас.

Громф не сразу понял, о чем идет речь, но когда до него дошло, лицо его исказилось от ужаса, и он, не веря услышанному, воскликнул:

– Нет!

Но Мать Бэнр смотрела на него с самодовольной усмешкой. Она и Громф представляли себе одну и ту же картину: щупальца Мефила ползают по обнаженному телу Минолин Фей-Бранш, пробираются к нерожденному ребенку и передают ему воспоминания и способности, которые Громф сохранил в расколотом черепе своей убитой матери.

Глава 4

Непрощенный

Пятеро покрытых грязью путников вступили в северную часть перевала, который вел на юг через горную цепь Хребта Мира. Их путешествие из Десяти Городов по тундре прошло без приключений, но оказалось отнюдь не легким, поскольку наступила весна, и снег начал таять. Среди покрытых льдом участков и слякоти скрывались бездонные трясины, подземные воронки и пещеры, в которые мог провалиться всадник вместе с лошадью, а из оттаявших грязевых луж поднимались огромные пузыри, похожие на волдыри. Подобные округлые «холмы» грязи, смешанной со снегом, появлялись по обе стороны тропы, иногда прямо на пути, и изредка лопались, обдавая путников холодной слякотью.

Эта компания более чем достаточно насмотрелась на подобные природные «грязевые бомбы» – особенно те трое, что шагали рядом с высоким скакуном, на котором ехали мужчина и женщина. Одежда и лица у них были практически одного цвета, с головы до ног их покрывала бурая жижа, и когда кто-то из путников улыбался, что случалось редко, даже на зубах виднелись пятна грязи. Тяжелые сапоги с трудом удавалось вытащить из липкой земли, и каждый шаг сопровождался чавкающим звуком.

– По этой мерзкой стране я точно скучать не буду, – произнесла женщина-дворф, подняла ногу и принялась счищать с сапога налипшую грязь. Потеряв равновесие, она пошатнулась и врезалась в огромного коня; тот недовольно фыркнул и тяжело топнул огненным копытом. Бурая жижа полетела во все стороны, дворф и два ее пеших спутника отпрянули, пригнув головы.

– Эй, держи в узде своего вонючего коня! – взревела дворф.

– А я и держу его узде, – небрежно бросил Артемис, Энтрери, сидевший высоко в седле. – Он же не втоптал тебя в землю, правильно? И поверь мне, адский жеребец сделал бы это с огромным удовольствием.

– Ба! – фыркнула в ответ дворф по имени Амбра и, сняв со своего плеча кусок грязи, швырнула его в сторону Энтрери.

– Не лучшее время года для путешествий по тундре, как я и ожидал, – заговорил брат Афафренфер. Монах проходил обучение в Землях Бладстоуна, в горах Дамары, неподалеку от пустошей Ваасы, скованных вечной мерзлотой, поэтому лучше своих спутников был знаком с местностью Долины Ледяного Ветра. – Нам стоило еще дней десять провести в одном из городов.