Проклятие Черного Аспида (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 4

— Отпустите, — хрипло и так тихо, словно я разучилась говорить или потеряла голос.

Горло обожгло нестерпимой жаждой, и глоток воздуха, скорее, напоминал глоток песка. Оцарапал горло и скатился внутрь, раздирая желудок. Меня или не слышали, или делали вид, что не слышат. И я была уверена, что, скорее всего, второе.

С трудом повернула голову, стоная от страданий, которые причиняли ушибленные о жесткое седло ребра. Натертые веревкой руки и ноги словно отнялись и горели пламенем. И все же я увидела вдетые в золотые стремена черные сапоги с заостренными носками, покрытые копотью и заляпанные грязью. Еще усилие, приподняла голову, кусая губы от напряжения — голенища сапог заканчивались у колен, и сбоку красовался вышитый золотом змей.

И снова память полоснула мелькнувшей в облаках тенью монстра. Потом проклятые сектанты, от воспоминания о которых внутри будто зашевелился ворох гнилых листьев, я даже запах тлена почувствовала. Сапоги… золотые стремена. Кто в наше время все это носит? Куда меня везут? Зачем? Может, это игра такая? Жестокая игра за деньги. Реалити-шоу какое-нибудь. Рисунок змеи показался почему-то знакомым. Словно видела его где-то. Совсем недавно видела.

И перед глазами картинками…

"Я, танцующая у озера вместе с девчонками. Босые и растрепанные мы песни орем и венки в воду швыряем, загадывая желания. Лизка смеется громче всех. У нее день рождения, и она такая красивая сегодня в красном расшитом сарафане. Отец для нее вечеринку устроил в старославянском стиле. Домик в лесу у пруда сняли. Целую программу составили и костры на берегу разожгли. Мы венки сами плели с Лизой для гостей. Свечки в стеклянных закрытых подсвечниках по земле расставили. Красиво до невозможности. Все вино пьем и смеемся. Лизка еще и ведьму, бабу Пелагею, пригласила погадать нам всем. Помню, как мы громко смеялись, представляя себе ряженую, как и все мы, женщину, которой заплатили за развлечение гостей. Но Лиза заверила нас, что ведьма самая настоящая, из местных. К ней гадать из других городов и даже из далеких стран приезжают. Всю правду говорит. Не всегда хорошую. Когда она появилась, смеяться все прекратили. Не потому что некрасиво, а потому что страшная она была, потому что на нас глазами черными зыркнула из-под бровей косматых и платок цветастый поправила. Гадать на воде решили — все же Ночь на Ивана Купалу. Лиза принесла нам всем тазы и свечи. Ведьма сказала, что покажет наше будущее. Чтоб каждая в чистый таз крови капнула и волосы в нем в воде из пруда вымыла. Весело смеясь мы к пруду пошли по воду. Все набрали, а я подойти боюсь. Страх преодолеть не могу. А потом все же решилась. Наклонилась — воду зачерпнуть, и вдруг показалось мне, что смотрит кто-то на меня сзади из темноты. По телу дрожь прошла и в горле пересохло. Волосы тронули чьи-то пальцы, и таз из рук выпал… я отражение в водной ряби увидела. Черная тень за спиной промелькнула, и два желтых глаза в сумраке вспыхнули и погасли. Шуршание травы послышалось. Будто гигантский ползучий змей хвостом кусты разворошил. Несколько секунд я так и стояла оторопевшая и испуганная до полусмерти, пока сама себя не успокоила, что привиделось мне. Вина много выпили. И вода… я всегда ее боялась. Еще с детства. Зачерпнула тазом серебристую жидкость и пошла обратно к костру. Девочки тихо шептались, склонившись над тазом Лизы. Я ждала своей очереди и прислушивалась к тихому потрескиванию сверчков и кваканью лягушек. Звуки ночи… звуки вкрадчивого страха, он колючей паутинкой ползал по спине, невольно напоминая видение у озера. Когда мой черед настал, Баба Пелагея сама ко мне подошла, но едва над водой склонилась — зашипела, как кошка. Отпрыгнула назад, таз перевернув, а потом на меня вдруг пальцем указала:

— Уйдет пусть… уйдет немедленно. Ей гадать не буду.

Все на меня посмотрели, а я назад попятилась, глядя на женщину, которая словно рассудок потеряла, а та что-то шепчет и рассыпает вокруг себя розовый порошок, как пыль клубящийся в воздухе и не оседающий на землю:

— Не почуй, да не увидь деяния мои. Не услышь и не узнай. Не трогала… не смотрела. Не трогала… не смотрела… Убирайся, — рыкнула на меня. — Проданная ты. Проданная.

И я убежала. Куда-то через заросли. Голос ведьмы еще в ушах пульсировал, а ноги сами по траве несут к воде. Не помню, как упала в песок у самого берега. За траву уцепилась, а она пальцы режет и ладони, словно вперед сбросить хочет, окунуть в пруд ледяной. Я свое отражение в воде вижу, и что-то сверкает на дне, переливается в свете месяца. Руку протянула, как завороженная, сжала пальцами металл. А когда ладонь раскрыла, перстень увидела. Красивый до безумия с изображением змеи, свернувшейся вокруг янтарного камня. И корона у змеи на голове.

— Выбрось. Не надень. Наденешь — участь свою примешь страшную сама. Ни выкуп не спасет, ни молитвы.

Голос взорвался в висках, и в воде лицо старухи зарябило. Я назад отпрянула и кольцо пальцами сжала так сильно, что оно в ладони отпечаталось клеймом потом. Я снова побежала, только из-за темноты не к костру, а куда-то вглубь леса. Поняла, что заблудилась. Остановилась, по сторонам озираясь. И вдруг звуки все стихли вокруг, даже лягушки квакать перестали, и я замерла. Дыхание затаила. Присутствие чье-то опять ощутила. Глаза зажмурила и вздрогнула, когда волосы кто-то тронул, как и там у воды. Неспешно, словно перебирая длинными пальцами, обездвижив и лишив воли.

"Надень кольцо, Жданаааа, надень…"

Где-то шепот томный — то ли в голове у меня, то ли между листвой теряется.

Пальцы ласкают нежную кожу на шее там, где ухо, вниз ползут к груди по ключицам, едва цепляя напряженные от прохлады и мурашек соски, и кажется, горячие губы трогают плечо, спуская с него рукав блузы-вышиванки. А я чувствую, как пьянит меня голос этот, и касания, перышку подобные, заставляют выдохнуть тихим стоном.

"Надень"

Проснулась я тогда в своей постели и так и не знала — приснилось ли мне это на самом деле, пока не увидела перстень на своем пальце и не начала его лихорадочно сдирать, но так и не смогла — шипы на теле змеи впивались в кожу, едва я тянула его с пальца"

Та змея была точно такой же, как эта. Долго смотреть на сапоги не удалось, меня грубо придавила к седлу чья-то рука. Не теплая, не холодная. Скорее всего, в перчатке. Внутри сердце забилось раненой птицей. Задергалось сломанными крыльями о прутья невидимой клетки, и капли крови слезами из глаз по щекам покатились. Страшно. Есть разные стадии страха, и мой сейчас достиг наивысшей точки. Самый что ни на есть панический и невыносимый, доводящий до истерики.

Но еще невыносимей было вот так висеть, я не выдержу больше, мне кажется, ребра разрывают мне легкие от ударов. Я задергалась, пытаясь подняться и мотая головой, а чья-то рука на спине переместилась на затылок и вдавила в седло, ломая сопротивление. Заметавшись еще сильнее, я изловчилась и впилась зубами в ногу ублюдка, заигравшегося в какие-то жуткие игры. А если это мой сон, то со мной ничего не случится…

В этот момент меня сгребли больно за шиворот, сжимая рубашку вместе с волосами, подняли вверх. От неожиданности я задохнулась. Самое первое, что увидела — это глаза янтарного цвета. Настолько неестественного, что этот цвет на секунду ослепил меня, резанул по глазным яблокам огненной вспышкой, заставляя сердце забиться так сильно и быстро, что я опять начала задыхаться. Ни пошевелиться, ни крикнуть. Казалось, у меня отняли такую возможность. И все тело начало наполняться страшной дикой тоской. Я трепыхалась на вытянутой мощной руке в перчатке, продолжая смотреть в жуткие глаза с жидкой магмой внутри, она раскачивалась волнами вокруг расширенного зрачка, в котором мое отражение походило на птицу, бьющуюся в силках.

Он что-то сказал низким рокочущим голосом. У меня все еще гудело и пульсировало в висках… Похититель позволил моргнуть и выдохнуть, всхлипнуть от облегчения и, приоткрыв рот, смотреть на всадника, боясь даже моргнуть. Меня сковало оцепенением, как сковывает жертву перед удавом, и ощущение будто тело кольцами обматывает и сжимает сильнее и сильнее. Со свистом втягивая воздух, я смотрела в золотую бездну собственной смерти. Адская красота расплавленной огненной смерти. Меня мучил самый жуткий кошмар в моей жизни, он ожил, приобрел плоть и запах. Я была уверена, что желтоглазая тварь из моих снов вполне могла оказаться вот этим зверем. Потому что дьявол в седле мало чем походил на человека, скорее, на чудовище, спрятанное под людским обличием. Измазанное чем-то черным на щеках и под глазами лицо, лысая по бокам голова с полосой блестящих темных волос, заплетенных в косички и собранных в хвост на затылке. Кожа обветренная, смуглая или грязная. Белесые шрамы пересекли левую щеку у виска и у глаза. За спиной торчит рукоять, о боже… боже… боже… меча? Это какая-то ролевая игра? Квест? Я все еще хотела верить, что не сошла с ума, что есть какое-то объяснение или выход из этого лабиринта. Хотела верить, что все вот-вот закончится, и мне скажут, что меня снимали в какой-нибудь программе "розыгрыш". Но этот жуткий варвар со страшными звериными глазами, прожигающими меня из-под ровных густых бровей, не походил на актера… в поры на его лице забилась сажа или пепел, меняя цвет кожи. Это не мог быт грим. Я знаю. Я играла в университетских постановках. Этой копоти несколько недель и… одежда на нем — не костюм сценический. Ее носили, стирали и занашивали. Я даже не могла понять, в каких веках так одевались и где, хотя историю всегда знала на отлично.