Урман - Чешко Федор Федорович - Страница 60

— Ну, будет нам языки трепать! — Волхв посерьезнел, крутанул в пальцах тяжеленный посох, как дети иногда хворостинки крутят. — Ты, Ковадло, покуда иди к остальным, да погляди, чтоб там не вышло никакой обиды мокшанам-заручникам.

Вот тут-то Ковадлова выдержка и иссякла.

— А ты почему решил, что они уже отдались нашим родовичам? — изумленно вскинул брови Званов наперсник.

Белоконь ухмыльнулся не без самодовольства:

— Не веришь мне, старику, — иди да проверь. Хочешь, заспорим на два щелчка?

— На два… — протянул Ковадло. — Ты, пожалуй, и одним-то до смерти пришибешь! Ладно уж, с тобой спорить — дураком быть!

Он повернулся, вскинул молот на плечо и неторопливо зашагал к опушке.

Глядя ему в спину, волхв тихонько сказал:

— Может, заручники еще и не отдались нашим, но иначе бы мне его не спровадить столь быстро. Ну, — он повернулся к Кудеславу, — что будешь делать?

— Думаю, нужно идти к тому мыску, где мы без челнов остались, — откликнулся Мечник. — Кикимора…

Белоконь зло мотнул головой, перебил:

— Кикиморе я теперь не верю! Чем большей ведовской силой владеет тварь, тем же и податливей она чуждой ведовской воле!

— Ладно, — легко согласился Мечник. — Пес с нею, с кикиморой. Только не пойму: она ведь про челны говорила. Если и впрямь Ковадло ее наслал, зачем ему гнать нас за челнами прямо теперь же? К тому же он знает, что мы и так с мордвой порешили туда идти… А кикимора сказала, будто от задуманного выйдет беда, и велела искать челны — это то есть делать задуманное… А иначе, мол, волком взвоешь… Глупая она, что ли, кикимора-то? И так — беда, и навыворот — тоже беда…

— Очень может статься, — мрачно сказал волхв. Кудеслав не понял, о чем это он: о кикиморьей глупости или о беде, которой — хоть так поверни, хоть эдак — все равно не минуешь. Не понял, однако же спрашивать постеснялся.

— Давай-ка вот как сделаем, — сказал он. — Ты с прочими иди сейчас на тот проклятый мысок — Кощей знает, где это, и Злоба, и еще многие. Заночуйте где-нибудь у реки, а утром чтоб уже там… Только Ковадло да слобожан не отпускай от себя. Я уж было хотел без них идти, но… Вот и выйдет по-кикиморьи — и за челнами, и не так, как сперва задумано.

Белоконь мотнул головой:

— Не отпущу Ковадло — может получиться свара. Кровь меж родовичами. А это — роду-племени скорый конец.

— Похоже на то, что кровь меж родовичами уже была, — неестественно ровным голосом сказал Мечник. — И новой, боюсь, никак не минуешь.

Волхв с присвистом втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы.

— Ну а ты куда навострился? — спросил он чуть погодя.

— А я — в град. Может, впрямь там новость какая? К утру буду на мысе.

— К утру?! — ошарашенно вскинулся хранильник. — Ой ли?

Кудеслав поглядел туда, где маялся привязанный Велимиров конь; потом вновь обернулся к волхву.

— Не успеет Хоре лик свой явить из-за древесных вершин, как я буду к вам, — сказал он и прищурился: — Что, на два щелчка хочешь? Давай!

— Давай! — согласился хранильник. — Ни в жизнь тебе к утру не… Э, стой, стой! — вдруг спохватившись, крикнул он вслед Мечнику, который уже двинулся было прочь. — Только речь-то о будущем утре, не о том, которое после! И щелчки чтоб по голым лбам, слышишь?! А то знаю я тебя, небось собираешься под расплату подставить шлем!

До градской поляны Кудеслав добрался за полночь, вымучив коня все-таки не до смерти, а всего лишь до полусмерти. Можно считать, что повезло обоим: Мечнику не пришлось преодолевать остаток пути через ночной лес пешком, а конь… что ж, он еще мог оправиться после выпавшей на его долю убийственной скачки.

Ночь была темной, беззвездной: вскоре после заката небо затянула плотная облачная пелена. Так что скачка сквозь чащу-матушку, пускай даже и по торной тропе, превратилась в дело весьма и весьма опасное. Как ни берегся Кудеслав, его лицо, колени и руки крепко исхлестало ветками, а уже перед самой поляной острый сучок распорол Мечникову скулу, лишь чудом помиловав глаз. Коню же досталось так, что Мечник невольно радовался темени, мешающей видеть раны злосчастной животины.

Несмотря на спешку, приходилось частенько останавливаться, чтобы дать коню хоть несколько мгновений отдыха, а заодно оглядеться. В этакую ночь да при этакой прыти сбиться с тропы было куда проще, чем удержаться на ней, хоть и считалась эта самая тропа торной. Только благодаря дару чувствовать окружающее почти без помощи зрения Кудеславу удалось-таки не заплутать в чащобной темени.

Мечник не сомневался, что уж теперь-то, после всего произошедшего за последние дни, градская охорона преисполнена рвения и просто-таки мечтает кого-нибудь изловить. Он довольно смутно представлял себе численность общинной сторожи и мог лишь догадываться, отряжены ли ночные дозоры в лес, а потому, подъезжая к поляне, на всякий случай принялся во все горло распевать песенки из тех, что можно услышать на свадьбах да во время праздничных игрищ — воздаяний Ящеру, Хорсу и другим богам. То ли эта уловка возымела ожидаемое действие, то ли по малочисленности остававшихся в общине мужиков Яромир не засылал дозоры в лесную темень — так ли, иначе, но Кудеслав беспрепятственно добрался до самого частокола.

Когда шатающийся от усталости конь вынес своего мучителя на поляну, Мечнику сразу бросились в глаза с полдесятка мужиков, перевешивающихся через верхушку тына близ лесных ворот — вернее, близ воротного проема, кое-как перегороженного обломками порубленной створки. Подсвеченные багровым факельным дымом мужики-охоронники напряженно вглядывались в темень. Наверняка несущиеся из лесу нелепые песнопения собрали сюда если не всю, то почти всю градскую охорону — очень уж интересно было поглазеть на ушибленного по лбу ночного певца.

Нет, все-таки у мокшан вместо голов лапти дырявые. Глупо было давеча тратить стрелы; вовсе глупо было подставляться под валящуюся с тына увесистую дрянь да потеть, высаживая воротину топорами. Всего-то и дела: ночью одному запеть по-вятски где-нибудь на опушке, а прочим преспокойненько лезть через тын с противоположной стороны. Охорона, леший ее забери… Правду все-таки говорят: дураков даже собственные беды не учат. Дураки и есть. Только то и утешает, что мордва не умнее. А вот «над старейшинами старейшина» со своим сыночком-воеводою… Как это Волк о мокшанском граде сказал? «На одну ладонь положить, другою прихлопнуть…» Говорил-то он о мокшанском граде, а разумел этот вот, вятичский… Да, плохи дела. Ежели когда-нибудь Навьи допустят под градской тын настоящего ворога…

Впрочем, Мечник довольно скоро понял, что не так уж все безнадежно.

На тыне сдержанно гомонили, — подъехав чуть ближе, Кудеслав начал разбирать слова:

— Ну точно, он. Говорил же…

— Гляди, рожа в крови! А уж скотину как уходил — страх глядеть!

— Что ж один-то? Да ночью, да этакий…

И тут же кто-то спросил подъехавшего, глуша прочие голоса:

— Чего орешь?

— А чтоб какой дурень спросонок да с перепугу стрелой не попотчевал! — прервав пение, ответствовал Мечник.

На тыне хихикнули.

Спрыгнув на землю возле подошвы частокола (конь, избавившись от седока, остался стоять, широко расставив трясущиеся ноги, — хорошо, что не лег; выживет), Кудеслав сказал, задирая голову:

— Все ладно. Мокшу припугнули, она теперь мира просит.

Тут же два факельных огня подались в стороны: державшие их сторожа отправились разносить весть остальным. Значит, не все здесь — и то уже хорошо. Когда же переместившееся пламя шмыгнуло предательскими бликами по остриям рогатин, владельцы которых укрывались в уличной темени за воротным проемом, Мечник и вовсе подобрел к градским охоронникам.

— У тебя до Яромира надобность? — ворчливо осведомились из-за похожей на буреломину груды дубовых брусьев и прочей всячины. — Лезай сюда, через верх. Да не бойсь, не рухнет… Ты, Мечник, слышь только что? Ты его только не буди, Яромира-то! Он поди лег вовсе недавно. А может, и не ложился еще…