Жмот и Жозефина (СИ) - Шабалдин Константин - Страница 17

Президент взял Наташу за руку, открыл дверку шкафа, и они быстро пошли по узкой крутой лестнице на крышу купола.

- Я к маме с папой хочу, - сказала Наташа.

- Не говори глупостей.

Он ещё крепче сжал её ручонку и уже почти волок за собой. Наташа упиралась и хныкала.

Продолжение

23. Поле, 19 июня, 2112 года

Жмот оказался как всегда прав и действительно по дороге обратно к Станции подобрал немало барахла, валявшегося причудливой траекторией. Дробовик, два калаша, рюкзак, солнцезащитные очки, рулон туалетной бумаги, щипчики для ногтей и аптечку. И рацию, пропади она пропадом.

«Убытки, сплошные убытки!» - горестно размышлял Жмот, взбираясь на холм, с которого должна была просматриваться Станция. То, что он увидел, долгие годы являлось ему в ночных кошмарах.

Жмот смотрел как анархисты, построившись в каре, дружно замаршировали в сторону пылающего «вулканчика». Аномалия, почуяв близкую добычу, вспыхнула, загудела, заурчала своим плазменным нутром и стала резво выбрасывать тонкие нити расплавленного кремнезёма.

«Их человек пятьсот, - прикинул Жмот. - Сгорят на хрен».

Но анархисты уверенно, синхронно входили в зону действия «вулканчика», а выплеснутая магма обволакивала их огненным покрывалом, не причиняя заметного вреда. Люди вели себя как в бане. Они растирались, отряхивались, довольно фыркали, приседали, погружаясь по грудь в лаву, которая во всю уже шуровала из раскочегаренной аномалии. Даже на вершине холма Жмот чувствовал сильный жар, кусты у подножия скукожились и запахли тлеющей листвой, поднявшийся дымок заслонял видимость, но Жмот разглядел, вернее, сначала услышал, как один из анархистов истошно завопил:

- Нет, не хочу, не правильно! - и рванулся из окружающего пламени, но тут же замер, почернел и осыпался пеплом, словно его и не было.

На него не обратили внимания, все продолжали процедуру, напоминавшую таинственный ритуал, выходили из пламени радостные, обновлённые.

Жмоту стало невыносимо страшно, и он побежал прочь, путаясь ногами в жухлой траве, поминутно оглядываясь. Ему казалось, что его сейчас нагонят и заставят самого лезть в раскалённый «вулканчик» и он тоже станет весело отфыркиваться и довольно гоготать, вдыхая языки пламени. Он бежал и бежал, пока не выдохся, а когда выдохся, то увидел, что неподалёку торчит высокий гриб с решетчатой шляпкой и на длинной тонкой чёрной ножке.

Аномалия «телефончик». Вещь полезная, но дорогая. Жмот отдышался, порылся в карманах, с трудом отыскал полуистлевшую десятирублёвую купюру. На пару минут должно, пожалуй, хватить. Он прикопал бумажку у основания гриба и постучал тихонько по шляпке. Сразу послышались треск и шипение.

- Хитоми, - позвал Жмот, склонившись над полевым средством связи. - Ты меня слышишь?

- Жмот, Жмотик, ты где? - сразу же послышался мелодичный голосок Хитоми.

- В Поле, милая, в Поле, - сказал Жмот и расплылся в идиотской улыбке.

Он представил себе, как Хитоми у себя на кухне энергично помешивает рис в парящем котле или разделывает дикого восьмирога, а её иссиня-чёрные волосы собраны в тугой пучок, но одна непослушная прядь всё время выбивается, падает на глаза и Хитоми сдувает её, смешно оттопырив губы. Родители невесты держали небольшую закусочную, и Жмот всегда видел Хитоми занятую готовкой. Или посуду мыла. Или пол. Жмоту стало хорошо и спокойно, пламенное купание анархистов сразу отошло на второй план.

- Ты «телефончик» надыбал? Блин, ну дорого же! Жмот, ты мот.

Хитоми полагала, что умеет сочинять стихи и Жмот, даже под угрозой расстрела не признался бы, что рифмовать роллы и соевый соус у неё получается гораздо лучше.

- Ерунда, - сказал Жмот. - Скоро разбогатеем. Как ты там?

- Ужас, - спокойно сказала Хитоми. - Бродишь в своём Поле и ничего не знаешь. А у нас война самая настоящая. Полосатики взбунтовалась. Их на опыты к доцентам таскать начали, они и взбунтовались. Я бы тоже взбунтовалась.

- Постой, Хитоми! Что ты говоришь? Какая ещё война?

- Я же тебе рассказываю. Самая настоящая. Шлюзовые повылазили. Кругом стреляют, взрывают, жгут. Само собой грабят. Революция. Два революционера прямо на улице, прямо у нас под дверями решили девушку изнасиловать. Ну, папа вышел, одному нунчаками переебал, убежали они в другое место революцию делать.

- Хитоми, милая, но тебе-то ничего не угрожает, ты в порядке? - встревожился Жмот. - Если надо я мгновенно вернусь в Оазис!

- Да в порядке я, в порядке. Бои теперь на верхних этажах идут, у нас уже почти все пожары потушили. Ты наоборот, пока в Поле отсидись, скоро говорят, всех полярников мобилизуют.

- Куда мобилизуют? - охренел Жмот. - Кто мобилизует?

- В армию. Нового типа. Слегачёв Иван Парамонович, лидер повстанцев.

- А воевать с кем?

- Этот придумает, не сомневайся.

- Ну и дела, - сказал Жмот. - Как мои там, не знаешь?

- Конечно, знаю, - обиделась Хитоми. - Я им баоцзы принесла, они меня борщом накормили. Всё хорошо у них.

- Ты у меня самая большая умница! - восхитился Жмот.

- Разумеется, - не стала спорить Хитоми и, понизив голос, добавила: - Говорят, Президент сбежал.

- Куда? - опять затупил Жмот.

- Да откуда ж я знаю? - сердито сказала Хитоми и Жмот представил, как она возмущённо закатывает глаза.

Связь прервалась.

24. Поле, 19 июня, 2112 года

Сначала Манечка потихоньку увела за собой ёжиков. Когда они начали вылупляться из родника, она поняла, что не надо им в больше в лес ходить. Нечего им там делать. А надо их непременно отвести в Оазис. В зоопарк. Пусть там живут. Откуда взялась эта мысль в трёхглазой Манечкиной голове, она бы и сама не смогла ответить, но, поманив ёжиков за собой, направилась в сторону купола. Шла и не оглядывалась - была уверена, что ёжики, глупо тыкаясь слепыми мордочками, послушно следуют за ней. Все восемь.

Манечка шла вдоль Большого Разлома, а со стороны леса её нагоняла большая мышиная стая. Мышиный вожак бросил охоту на уже выбившегося из сил кузнечика и повёл сородичей вслед за этой странной девочкой. В его слабом умишке вдруг возникла уверенность, что он обязан охранять Манечку и её смешных ёжиков на пути в Оазис. Скоро к процессии добавились несколько крупных зайцев. Они ловко шли на задних лапах, взрыкивая грозно, когда им казалось, что кто-то пытается уклониться от маршрута. А в толпе мутантов уже гарцевали кошкоконики, скакали воробьиные ящеры, скользили слоноудавы. Отдельной группой топали медузные панцири. При дыхании они активно выделяли метан и могли отравить кого угодно только своим присутствием. Гигантские восьмироги, снежные пасти, зубоклювы - все были здесь. Все самые отвратительные и опасные порождения Поля шли вслед за Манечкой к Оазису.

А в Кирзачах пастухи кое-как сдержали стадо. Даже безобидные дойные пчёлы рвались в поход. И Морозиха убедила Сергушина собрать к вечеру хоростан и просить Поле о возвращении Манечки.

25. Поле, 19 июня, 2112 года

Один автомат Жмот оставил себе, второй отдал Финке. Дробовик - Тане, рюкзак - Паше, его это мешок оказался. Хавчика там немного совсем оставалось, но до Изгорвола хватит. Хуже дело было с боеприпасами, всего по два запасных магазина.

- Всё ребята, - устало сказал Жмот доцентам. - Передохнуть нам надо. Восстановиться. Тут и шагать-то до Изгорвола осталось всего ничего, но не рискну я. Завернём на Поляну, там заночуем, а утречком уже до Изгорвола.

- Какую ещё поляну? - недовольно спросил Паша.

Вот как ему объяснить? Поляна. Поляна это было очень опасно. Не каждый полярник рисковал ходить узкой тропкой между нагромождениями опаснейших аномалий, отгородивших Поляну от нашествия страждущих. Но! Там были: лужица с молодильной водичкой, кусты вечного хлеба, яблоневая роща и баня. Настоящая баня, а не воняющий хлоркой душ с тёпленькой водичкой, как в Оазисе. А вот родника с ледяным пивом и денежного дерева там не было. Брехня это.