Обрекающая - Кук Глен Чарльз - Страница 1

Глен Кук

Обрекающая

Часть первая

Стойбище

Глава первая

1

Такой зимы не помнил никто. Даже Мудрые соглашались, что слишком рано она началась. Снега пришли с Зотака с середины осени, а к восходу Косматой Звезды легли на глубину нескольких лап. Их принесли свирепые вьюги, задувавшие в каждую щель изб Дегнанов, пока старшие женщины не разозлились и не велели мужчинам закрыть дерном резные крыши. Мужчины старались изо всех сил, но леденящие ветры высосали из земли последнее тепло. И она не поддавалась орудиям. Мужчины пытались было закрывать крыши снегом, но его сдувал неумолимый ветер. Штабеля дров таяли с пугающей быстротой.

Обычно молодежь стаи рыскала в окрестных холмах и собирала хворост, когда ей не давали другой работы, но в эту суровую зиму Мудрые шепнули что-то охотницам, и те велели щенкам не выходить из виду ограды стойбища. Щенки чуяли перемену и беспокоились.

Еще никто не сказал слова «граукен». Никто не вспоминал старых страшных рассказов – не хотел пугать малышей. Но взрослые знали, как легко просыпается в такую погоду зверь, дремлющий под шкурой мета.

Ближе к Зотаку дичь поредела. Шайки северных кочевников рано истощили запасы еды. И с походом на юг не задержатся.

Они приходили и в более мягкие зимы. Что могли – воровали, если приходилось – дрались за плоды трудов своих оседлых собратьев.

А в страшные зимы – и эта зима обещала быть страшной – они даже уносили щенят. Среди метов голод зимой не знает преград.

В сказках у очага граукен был чудовищем, что живет в темных чащах и скалистых холмах и захватывает в плен беспечных щенков. В жизни граукен – это голод, забывший разум и культуру. И Мудрые Дегнанов шептали в уши охотниц. Они хотели, чтобы щенки научились держаться поближе и быть настороже прежде, чем вылезет из своей берлоги ворчащий граукен.

И потому на подгоняемых мужчин пало еще одно бремя. Вооруженными отрядами выходили они в поисках хвороста и ровных бревен, пригодных для строительства. К их обычным изнурительным обязанностям добавилось строительство и укрепление спирального частокола и доставка в избы снега для таяния. Когда из снега получалась вода, они возвращались на холод, выливали ее в формы и отливали блоки. И этими ледяными пирогами обкладывали избы кирпич за кирпичом.

Такого зимнего ветра никто из стаи еще не помнил. Подобного ему не было даже в Хронике. Ни на секунду не смолкал его вой, не слабели его удары. Стало так холодно, что даже снег перестал. Тот, кто касался лапой металлического орудия, рисковал оставить на нем кожу. Неосторожные щенята ходили с обмороженными лицами. В глазах беззубых Мудрых, сблизивших головы у очага и бормочущих о злых знамениях и страшных признаках, мерцал страх. Шаманка – мудрейшая из Мудрых – каждый день жгла ладан и приносила жертвы. Когда она не спала, то ее трясущиеся, искореженные болью лапы громоздили фетиши и амулеты у входов в избы. Она творила молебны о милости.

А ветер все дул. А зима все холодела. И шепоток страха закрадывался в сердца храбрейших.

В нескольких часах пути от стойбища, возле границ с охотничьей территорией Ласпов, охотницы встретили следы неизвестных метов. Может быть, это охотницы Ласпов вышли за свои границы в поисках хоть какой-то не впавшей в спячку дичи. Но снег не сохранил запаха. И проснулись самые худшие опасения. Не дошли ли до Верхнего Поната разведчики северных дикарей?

В пещере Махен, не очень далеко на север от стойбища, нашли следы старого костра. Лишь смелый, отчаянный или просто глупый рискнул бы заночевать в этой пещере даже зимой. И Ласпы, и все другие соседи предпочли бы такому укрытию ночной переход. И потому перешептывались Мудрые и негромко переговаривались охотницы. Те, кто знал Верхний Понат, знал и то, что в пещере Махен обитает тьма.

2

Марика, дочь Скилдзян, встретила свой десятый день рождения в худшую из зим, когда страх таился в темных углах материнской избы как тень старых сказок, что больше не рассказывали старухи. С голодными щенками одного с ней помета, Каблином и Замберлином, они попытались отметить это событие по-щенячьему, но ничто не могло разрушить мрачность старших.

Обычно разыгрывались смешные фольклорные сцены. В этот раз Марика с Каблином сложили собственную сказку о приключениях и, невзирая на протесты консервативного Замберлина, уже месяц ее репетировали. Они верили, что удивят старших. Замберлин говорил, что они оскорбят Мудрых. Во время представления только ма достаточно отвлеклась от своих мыслей, чтобы следить за сюжетом.

Щенят ждало разочарование. Марика отлично играла на флейте, Замберлин с увлечением лупил в барабан, Каблин пытался петь.

На весь этот шум обернулась, ворча, одна из старух. Щенки не успели вовремя остановиться. Скилдзян пришлось встать между ними и старухой.

Щенки еще пытались жонглировать, к чему у Марики был исключительный талант. Летом все старухи на нее смотрели и восхищенно ахали. Она будто командовала летающими в воздухе шарами. Но сегодня даже ма не проявила интереса.

Огорченные щенята забились в угол и завозились, стараясь согреться. Но еще хуже, чем тело, холод грыз сердце.

В другое время старшие цыкнули бы на них, сказав, что они уже слишком большие для таких дурачеств. В эту страшную зиму старые не замечали молодняк, а молодняк старался не попадаться под ноги старикам. Каждый был готов ощериться, и слишком тонок стал слой культуры. Споткнувшаяся мета готова была убить. Цивилизация коснулась этой расы только краешком.

Марика возилась с братьями, ощущая быстрый стук их сердец, и глядела на старших сквозь дымный мрак. Каблин тихо всхлипывал. Он боялся. Он не был сильным и жил на этом свете достаточно долго, чтобы знать, как иногда в жестокие зимы изгоняют слабых мужчин.

Изба звалась избой Скилдзян – по имени матери Марики, – хотя она и делила ее с дюжиной сестер, их мужчинами, несколькими старухами и щенками. Скилдзян властвовала по праву умения и силы, как властвовала до нее ее мать. Она была лучшей охотницей стаи. По физической силе она была второй, по силе воли – первой. И считалась одной из самых умных женщин дегнанского стойбища. Поскольку именно эти качества помогали метам выжить в дикой глуши, ее почитали все обитатели избы. Даже старухи подчинялись ее приказам, хотя она и редко отвергала их совет. Мудрые были опытнее и видели сквозь ту вуаль, что застилает глаза молодым. В советах стойбища только слово Герьен было больше слова Скилдзян.

Стойбище состояло из шести одинаковых изб. На памяти живущих не было воздвигнуто ни на одну больше. Каждая изба – как положенная набок половина цилиндра девяноста футов длиной, шириной в двадцать пять и высотой в двенадцать футов. Южный конец, где вход, плоский: не в него дули зимние ветры. Северный конец сведен на конус, покрывающий глубокий погреб, – хранилище и защита от зубов ветра. Потолок нависал в шести футах от земли – на полфута больше среднего роста взрослой меты. На чердаке между потолком и крышей в тепле спал молодняк, а в чуланы и углубления чердака запихивали все, что нужно было хранить. Время написало на чердаке свои письмена, поинтереснее той Хроники, где хранилось прошлое дегнанской стаи. Много захватывающих часов провели там Марика с Каблином, исследуя темные углы, беспокоя паразитов, иногда вытаскивая на свет сокровища, забытые целыми поколениями.

Земляной пол избы был утрамбован подошвами поколений. Покрыт он был шкурами, на которых группами спали взрослые – с севера мужчины, посередине между двумя центральными ямами очагов – старухи, женщины щенородного возраста – с юга, поближе к двери. По бокам избы лежали в штабелях дрова и инструменты, оружие, пожитки и еда, которую не надо было хранить в холодной части избы. Все это служило дополнительной защитой от холода.