Королева демонов - Бретт Питер - Страница 25

Она распустила завязки его штанов. У него все кружилось перед глазами, однако в одном месте он ощущал неколебимую твердость – готовность взорваться.

– Но не сегодня. – Она взяла его достоинство в руку, кожей к коже. Терн смежил веки и стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. – Сегодня твоя ночь, меченая шкура. Мы кончим раз, а дальше имей меня как угодно.

Она толчком прижала его к дереву и оседлала стоячего. Насев полным весом, она завела руку за спину, просунула ее между ног, чтобы ласкать семенники. Они принялись царапать друг дружку, душа в объятиях; Терн заскулил, и Стела, издав восторженный возглас, ускорила темп.

Когда все кончилось, Стела соскользнула с него и сделала несколько шатких шагов, после чего развернулась и опустилась на четвереньки. С улыбкой оглянулась и посмотрела ему в глаза:

– То самое, чего хотел Франк. Теперь он тешится сам с собой, а это твое.

Ее слова пробудили первобытный голод – особую сладость, когда изгоняешь соперника и забираешь то, что причиталось ему. Почему бы и нет? Доминирование – закон природы. Так поступали волки. Так поступали недрилы.

Теперь – и он?..

Он посмотрел на покрытую ихором Стелу, и в душе что-то екнуло. Такой ли жизни он хотел?

Он помотал головой и потянулся за штанами:

– Нет.

Стела зло на него глянула:

– Нет? Недра, что значит – нет?

Терн завязал тесемки.

– Прошлой ночью, в терновнике, я думал…

– Что, Черныш? – выпалила Стела, вскочив на ноги. – Что мы единый дух, который Создатель разорвал надвое?

– Что ты поймешь, – ответил Терн.

– Мы убили двух демонов и отымели друг друга, – сказала Стела. – Что тут понимать?

– Мир больше этого. За Лесом травниц люди борются за жизнь, а Стая только и делает, что…

– …выслеживает и убивает демонов, которые на них охотятся! – прорычала Стела.

Терн помотал головой:

– Вы сами на них охотитесь. Воруете эль и еду даже у собственных родичей. Не защищаете их, когда падает ночь… Вам одного охота… – Он махнул на нее рукой.

Стела уперла руки в боки:

– Чего же нам охота, Черныш?

В ее глазах сверкала угроза, но Терну, раз он начал говорить, было уже все равно.

– Купаться в ихоре и слизи своей, – сказал он. – И потрошить всех, кто не Стая.

Стела бросилась на него. Магия ускорила ее, но и Терн вкусил того же. Он быстро отступил и избежал затрещины.

– Так ты что же, просто сваливаешь? – осведомилась Стела. – Никто не уходит от Стелы Лесоруб, а ты уж точно не скроешься, вонючка-скорострел.

Она снова прыгнула, и Терн отбил ее руку правой кистью. Ударная метка вспыхнула и сбила Стелу с ног.

Терн в ужасе уставился на нее. Стела – не демон, но ее сплошь покрывал ихор, и метки отзывались на нее, как на подземника. Во рту до сих пор стоял гадкий привкус, и Терн сплюнул.

Затем он повернулся и побежал в ночь.

Терн вернулся в цитадель госпожи Лиши незаметно, проскользнув мимо ночной стражи в ее частный сад. Если Стела или другие меченые дети погонятся за ним, то это последнее место, где они додумаются его искать.

Заросли свиного корня манили, но Терн был далек от мыслей о сне. Совсем наоборот – его тело дрожало от неиспользованной энергии.

И он бродил, пока не познакомился с садом ближе некуда. Там было три входа – два больших и гостеприимных и один тщательно спрятанный, засаженный кустами напротив стены здания.

Терн вырыл в зарослях свиного корня норку на будущее. Поупражнялся в шарусаке. Что угодно, только бы не думать о Стеле Лесоруб.

Лише понравились сады герцогини Арейн. Свои посадки она обходила как минимум дважды в день. И небо еще только светлело, когда потайная дверь предсказуемо отворилась и госпожа очутилась в окружении трав.

Убедившись, что она одна, Терн вышел и преградил ей путь:

– Они опасны.

Рука Лиши скользнула в один из многочисленных карманов платья, но на лице через миг проступило узнавание.

– Ночь, Терн! Когда-нибудь дело кончится глазами, забитыми слепящим порошком!

Терн кивнул на расстояние, их разделявшее:

– Порошок так далеко не бросить.

Лиша поцокала языком:

– Ты в порядке, Терн?

Он не знал, что ответить. Он отмыл каждый дюйм своего тела, но все еще ощущал на коже ихор, чувствовал его привкус. Царапины, оставленные Стелой, уже зажили, но продолжали зудеть.

– Кто опасен, Терн? – спросила Лиша.

– Дети, – ответил Терн. – Сражаются не ради леса. А потому что приятно. Магия внушает нам чувство непобедимости.

– «Нам»? – повторила Лиша.

Она подошла ближе, взяла его руку и перевернула ладонью вверх. Задохнулась при виде метки.

Терн выдернул кисть:

– Думал, они как я. Нет. Ничуть не как я.

– Терн, что случилось?

– Съели ночью сердце подземника. От него… опьянели. Одичали. Будет только хуже.

Лиша была обескуражена.

– Дурища, – пробормотала она. – Он же сам сказал! Сказал, что их съел!

Сжимая кулаки, она зарычала.

– Что? – смешался Терн.

– Татуировки – только половина причины, по которой Арлен Тюк умеет, проклятье, летать, – ответила Лиша. – Все дело в поганом мясе!

Терн тупо уставился на нее, не понимая, о чем идет речь. Через мгновение она взяла себя в руки и снова посмотрела на него:

– Мне нужно, чтобы ты вернулся, Терн. Без тебя мне не убедить их встретиться со мной.

Терн покачал головой:

– Не вернусь. Ни сейчас, ни позже – никогда. Пойду домой.

– Домой? – переспросила Лиша. – Элисса и Раген не уедут на север еще несколько недель.

– Не на север, – сказал Терн. – Домой. В Лактон.

Глава 6

Эверам – ложь

334◦П.◦В.

Ренна стиснула зубы, наблюдая, как Шанвах кормит отца с ложечки жидкой кашей. Шанджат глотал, тупо глядя перед собой. Его аура ярко горела жизнью, но оставалась ровной и неподвижной. Ауры выдавали эмоции, но Шанджату нечего выдать.

От этой картины ее замутило. Два дня назад Шанджат был здоровым мужчиной в расцвете лет. Намного лучшим бойцом, чем Ренна. Теперь у него осталось не больше воли, чем у ее старой молочной коровы. Он шел по тропе, если вели; присаживался в отхожем месте и подтирался, когда говорили, и даже самостоятельно ел ложкой, когда кашу ставили перед носом. Но, предоставленный самому себе, он стоял в своем стойле и пялился в никуда, пока не падал.

Не улучшали настроения и крики Арлена и Джардира, оравших друг на друга на следующем уровне башни. В каком-то смысле это было хуже всего. Шанвах, обычно столь хладнокровная и отрешенная, откровенно рыдала и вздрагивала при каждом злобном выкрике наверху.

– Крепись, – сказала Ренна. – Они придумают, как вернуть твоего папу.

– Ой ли? – спросила Шанвах, краем ложки убирая слюну с его губы.

Она поцеловала отца в щеку и пошла прочь, а Ренна – следом.

– Не все мы увидим конец Шарак Ка, если вообще доживет хоть кто-нибудь. – Голос Шанвах был тих. – Это честь – умереть на когтях алагай. Но такое… – Она показала на отца, смотревшего в пустоту. – Быть полутрупом? Алагай Ка в насмешку превратил его в скорлупу, чтобы нашептывать злые мысли. Если Избавитель не в силах его возродить, я сама с ним покончу.

У Ренны стоял в горле ком, и она поймала себя на том, что тоже смаргивает слезы. Их с Шанвах нельзя было назвать подругами, но это больше не имело значения. Красийцы считали семьей всех, с кем проливали в ночи кровь, ничего не поделать – теперь и они породнились.

Шанвах смотрела на нее, безмолвно моля возразить.

– Когда пробьет час, я буду рядом и соберу твои слезы, – сказала Ренна.

Шанвах снова всхлипнула и обвила Ренну руками. Она поборола инстинктивное желание отстраниться, крепко обняла «сестру» и принялась поглаживать по спине.

Выплакавшись, Шанвах высвободилась. Шмыгая носом, она размотала покрывало и пошла к умывальнику. Серебряное зеркало отразило мрачное, решительное лицо.