Посланник Бездонной Мглы - Чешко Федор Федорович - Страница 32

Торкова дочь долго рассматривала дубинку, вертела и так и этак, гладила, примеривала к руке. Леф, улыбаясь, посоветовал еще и обнюхать или полизать, но девчонка даже не обиделась, только глянула укоризненно и тоскливо. Зависть ее была такой явственной и безнадежной, что Леф тоже расстроился. Хотел помочь, а на деле получилось одно только глупое хвастовство. Раздразнил человека, а дальше что? Отдать ей дубинку навсегда? Но отец, наверное, обидится, ведь это подарок… Уломать Нурда, чтобы его черноземельский друг-оружейник сделал похожую для Ларды? Нет, неудобно просить человека трудиться без платы. А платить нечем. Разве что Ларда опять сумеет добыть дикого круглорога – как в тот раз, когда ей захотелось старинный нож. Самому-то Лефу охотиться – что вьючной скотине кости глодать: оно бы, может, и неплохо, да привычки нет…

Долетевший откуда-то издалека, из-за Десяти Дворов, сигнальный свист оторвал обоих от мыслей о дубинке.

– Схватились с бешеным. Рубятся, – Ларда решила перевести услышанное с языка свиста на обычный людской, хоть Леф и не нуждался уже ни в чьих пояснениях: и Хон, и Нурд успели позаботиться, чтобы он знал все, необходимое воину.

Ковырявшийся возле хлева Торк (шлем на голове, нагрудник подвязан, палица и щит рядом – только руку протяни) бросил лопату и выпрямился. Раха и Мыца тоже оставили свою огородную возню. Замерев, они ждали новых вестей, но ничего не могли расслышать, кроме печальных криков крылатых да сухого шуршания выгоревших трав.

А потом Торк вдруг закричал, тыча пальцем куда-то в вершины Серых Отрогов, и Леф сначала не понял, что он мог увидеть в скалах, ведь люди рубятся с проклятым вовсе не там. Лишь когда тихонько ойкнула Ларда, когда заголосили, запричитали бабы внизу, Леф догадался, что можно просто обернуться и посмотреть.

Да, там было, на что смотреть. Будто прямо из каменной серости выползал, неторопливо впиваясь в знойное безмятежное небо, столб дыма.

Витязь не ошибся, когда усомнился в зоркости пастуха и послал в скалы стражей-сигнальщиков. Бешеные снова пришли втроем.

Второй бешеный невесть откуда объявился вблизи Лесистого Склона и теперь движется к Десяти Дворам. Третий выбрался из Серых Отрогов. Сигнальщики пытались бросать в него камнями, но не попали ни разу, только отогнали проклятого от скал. Сейчас он бесцельно кружит по долине.

Все это рассказал дым, разведенный кем-то из Нурдовых посланцев, и это же почти сразу повторил дым с заимки Устры. Похоже было, что проснулась наконец и заимка вблизи Сырой Луговины, но ее сигнал был слишком далек и читался плохо. Да и что нового могли теперь сообщить тамошние?

Торк, подумав, загнал баб в свою хижину, где уже сидели перепуганные Гуреины чада. В свою, потому что они с Витязем загодя сговорились: она дальше прочих от места, где заметили первого бешеного. Зато самая ближняя к Серым Отрогам, откуда теперь, пожалуй, главная опасность грозит. Но кто ж мог знать, что дело так обернется? Ладно, пусть. Не гнать же их всех теперь через три огорода и два плетня! Без суеты да криков наверняка такое не обойдется; еще, не ровен час, услышит чудище панцирное, приманится… Лишь бы все в куче были, вместе (так уследить легче), а здесь ли, в Гуреиной ли хате… Если вдуматься, то разница невелика – так рассудил Торк.

Ларде он велел изготовить пращу и не отпускать от себя Лефа. Девчонка в ответ закивала столь энергично, что едва не свалилась с кровли. Леф же только ухмыльнулся: как же, понадейся, удержит меня дочка твоя…

Торк, к счастью, ухмылки этой не заметил, ему было не до Лефовых выходок. Плохо складывался день, очень плохо. Смогут ли трое десятидворских одолеть бешеного? Вряд ли. Надо бы спешить туда, надо помочь, но немыслимым кажется оставить дочку, баб, щенявок Гуреиных. Тому проклятому, что петляет у подножия Серых Отрогов, в любой момент может вздуматься нагрянуть к людскому жилью. А ближайшее людское жилье – вот оно, тут. Воинский долг требует бежать туда, где больше нуждающихся в обороне, но уходить нельзя, никак нельзя. Хоть надвое рвись…

А Хон с Витязем сгинули без следа, ни один из дымов не рассказывает о них… Может, они оба уже неживые? Прости, прости, Бездонная, не дай накликать на хороших людей… Да неужели же есть в Галечной Долине такое место, что его ни Рушу с прочими со скал не видать, ни Устровым послушникам?! Может, в лесу они? Все может быть, но почему больше не дают о себе знать свистом? Неладно, ох как неладно все…

Те же тревожные мысли изводили Ларду и Лефа. Время шло, новых вестей не было. Бездействие становилось невыносимым.

Для Лефа, впрочем, нашлась в происходящем и хорошая сторона. Как уже часто случалось, он остро ощущал схожесть событий и собственных нынешних чувств с минувшими событиями и чувствами, но это были не смутные, запугивающие своей непонятностью сны наяву, а обычная живая память. Да, очень похоже маялись они с Лардой на Пальце – совсем недавно, весной. Только тогда был он для Торковой дочери червяком противным, а теперь…

– Вот он! – от Лардиного крика Леф вздрогнул, завертел головой: «Кто он? Где?»

И вдруг замер, потому что увидел сам.

Блестящая, заметно увеличивающаяся в размерах фигурка. То проваливается в неглубокие, мало заметные сверху овражки, то четко обозначает себя на вершинах плоских горбов. Мелькает, вспыхивает чистыми железными бликами на унылом фоне побежденных жарою трав – ближе, ближе…

Бешеный. Тот, что выбрался в долину из мертвых скал. Значит, не пронесла-таки Бездонная свой гнев стороной…

Торк, задрав голову, неотрывно смотрел на дочь, дожидаясь объяснений, – ему-то снизу еще ничего не было видно. Ларда принялась было рассказывать об увиденном, но отец ее оборвал: он хотел знать только направление и расстояние. Прочее суесловие неуместно, когда каждый попусту растраченный миг может стоить жизни не только самому болтуну. Уяснив нужное, Торк выговорил отрывисто:

– Не высовывайтесь, себя не показывайте. Ларда, чуть только выдастся случай – гирькой его. Только наверняка, слышишь? За Лефом следи, чтоб глупостей не наделал.

Он смолк, метнулся к плетню, скорчился под ним в том месте, к которому должен был выйти приближающийся бешеный. В просветы между прутьями уже хорошо различалась шагающая железная глыба. Быстро идет проклятый, недолго осталось ждать. А здоровенный-то какой! Впрочем, другими они и не бывают…

Торк вдруг вспомнил, что не все нужное сделано, и, злобно помянув собственную нерасторопность, гаркнул во весь голос – так, чтобы услыхали в хижине:

– Бабы! Замрите, дышать не смейте! Нету вас здесь, поняли? Гурея, чтоб ни одна из твоих не пискнула!

Охотник ясно видел, как приостановился бешеный, как он завертел головой, пытаясь понять, где кричали. Но длилась эта заминка всего несколько мгновений, а потом проклятый стремительно сорвался с места. Двигался он теперь почти бегом, и не туда, куда шел прежде, а правее, прямо на Торкову хижину: значит, слышал не сам крик – эхо, отраженное от стены. Что ж, так даже к лучшему: на кровле Ларда, а у Ларды праща.

Пригибаясь к самой земле, чтобы (упаси, Бездонная!) не выставить над плетнем верхушку высокого шлема, Торк двинулся наперерез чудовищу. Он понимал, что единственная ошибка – его или Ларды – означает Вечную Дорогу для всех. От хижины до плетня только пять десятков шагов, но плетень прикрывает бешеного по грудь. Это плохо: почти невозможно будет причинить чудовищу серьезный вред гирькой прежде, чем оно заберется во двор. А уж через двор бешеный, конечно же, не станет переть во весь рост, там достаточно всяких укрытий – копешки засушенных трав, дрова, длинная стена хлева… Так что Торку вернее всего будет напасть на проклятого, когда тот полезет через плетень. Если не удастся ранить тварь первым нежданным ударом, можно попробовать в пылу схватки заманить чудовище к хижине, вынудить подставиться под Лардин бросок – так, чтобы девчонка могла ударить без суеты и насмерть.

Только бы не вздумал бешеный остановиться возле плетня, только бы не пришло ему в безмозглую голову осмотреться, прежде чем лезть во двор…