Два года каникул - Верн Жюль Габриэль - Страница 5

Когда Бриан подошел к борту, к нему подбежал его маленький братишка. Он плакал и испуганно кричал:

– Братец!.. Братец!..

– Не бойся, Жак, со мной ничего не случится, – успокаивал его Бриан.

Еще секунда – и он уже плыл по воде, с силой рассекая волны; канат разматывался позади него.

Даже при спокойном море плыть в этом месте было очень опасно, потому что прибой по-прежнему свирепо плескался об утесы. Встречные и поперечные течения мешали отважному мальчику держаться на прямой линии, и он с трудом преодолевал их.

Однако Бриан понемногу приближался к берегу, тогда как его товарищи продолжали разматывать канат. Вскоре стало заметно, что пловец начинает выбиваться из сил, хотя он отплыл от яхты не более пятидесяти футов. Впереди его ждал водоворот, производимый двумя встречными течениями. Если Бриану удастся миновать его, тогда, быть может, он достигнет цели, потому что дальше море было уже спокойнее. Изо всех сил мальчик бросился влево, но эта попытка ни к чему не привела. Тут не справился бы даже взрослый и опытный пловец. Течение подхватило Бриана и понесло в самую середину водоворота.

– Тащите!.. Тащите!.. – успел только крикнуть он, прежде чем скрыться под водой.

Товарищи потащили канат и, спустя минуту, подняли Бриана на борт. Он был без чувств, но вскоре очнулся на руках у своего маленького брата.

Попытка протянуть канат между кораблем и скалами не удалась. Повторить ее никто не решался. Оставалось ждать… Но чего же? Помощи? Откуда?..

Шел уже первый час пополудни. Снова начинался прилив, и прибой заметно усиливался. Стояло новолуние, поэтому следовало ожидать особенно мощного прилива. Яхту опять поднимут волны и бросят назад, на подводные камни… Никто из пассажиров не уцелеет… И ничего нельзя сделать, ничего…

Все мальчики собрались на корме и с тоской глядели на море, которое заметно прибывало и заливало торчавшие из воды утесы. Ветер усилился и снова дул с запада, к берегу. Волны вздымались все выше и все крепче били по яхте. Только чудо могло спасти юных мореплавателей. Они плакали и молились…

К двум часам вода подняла яхту, и она перестала крениться. Но зато теперь ее передняя часть от качки начала биться об дно; толчки постепенно усиливались, и в такт им громко трещал корпус бедной «Мэри». Дети хватались друг за друга, чтобы не вылететь за борт…

И вдруг…

С моря набежала огромная, футов в двадцать, волна, бешено налетела на яхту, высоко подняла ее и понесла над утесами, причем «Мэри» снова не задела ни за один из них.

Волна вынесла яхту на самую середину прибрежья. «Мэри» ударилась о песок и встала. Под ней была твердая земля, а волна, словно сделав дело, отхлынула назад, оставив всю отмель сухой.

III

В конце тысяча восемьсот пятидесятых – начале шестидесятых годов в городе Окленде, в Новой Зеландии, был хорошо известен частный пансион Ричмонда. В нем обучалось до сотни мальчиков, принадлежавших к лучшим семействам. Туземные дети в этот пансион доступа не имели – для маори[9] имелись другие школы. У Ричмонда воспитывались только англичане, французы, американцы, немцы – дети европейских колонистов, купцов, землевладельцев и чиновников. Порядки в пансионе были английские, он был устроен по типу средних учебных заведений Соединенного Королевства.

Новозеландский архипелаг состоит из двух крупных островов – Северного, или, по-майорийски, Те Ика а Мауи, и Южного, или Те Ваи Паунаму, отделенных друг от друга Куковым проливом и простирающихся от 34° до 45° южной широты.

Остров Ика а Мауи, сильно расчлененный в южной своей части, имеет вид неправильной трапеции, которая тянется на северо-запад по кривой линии, оканчивающейся мысом Ван Димена.

У начала этой кривой линии, в том месте, где полуостров имеет в ширину всего несколько миль, стоит город Окленд. Положение Окленда очень похоже на положение греческого Коринфа, и потому его иногда называют «Австралийским Коринфом». Город имеет две гавани, одну на западе, другую на востоке. Восточная гавань (при заливе Гаураки) неглубока и доступна лишь для не очень больших кораблей. Пристань носит название Коммерческой, и к ней примыкает Королевская улица – одна из главных в городе.

На этой улице и находился пансион Ричмонда.

15 февраля 1860 года из пансиона выходила веселая толпа школьников, сопровождаемых родителями и родственниками. Мальчики были веселы, точно птицы, выпущенные из клетки.

В этот день в пансионе начинались каникулы. Школьники предвкушали сладость двух месяцев свободы. Некоторым из них предстояло еще и путешествие по морю, о чем в пансионе уже давно шли оживленные толки. Нечего и говорить, как завидовали товарищи тем счастливцам, родители которых имели достаточно средств, чтобы купить для своих сыновей место на яхте «Мэри», готовившейся совершить плавание вокруг берегов Новой Зеландии.

Эта чудесная яхта была зафрахтована родителями учеников для шестинедельного плавания. Она принадлежала отцу одного из школьников, мистеру Вильяму Гарнету, бывшему капитану, на опыт и искусство которого вполне можно было положиться. Для покрытия издержек на путешествие среди родителей учеников была открыта подписка, позволившая собрать более чем достаточную сумму для того, чтобы обеспечить юным путешественникам всевозможный комфорт и полнейшую безопасность.

В английских учебных заведениях воспитательная система совершенно непохожа на принятую во Франции. В Англии ученикам предоставляется гораздо больше самостоятельности и относительной свободы, что весьма благоприятно влияет на развитие их характера.

Английские школьники гораздо меньше времени, чем у нас, остаются на положении детей, и их воспитание идет рука об руку с обучением. Вследствие этого английские мальчики по большей части бывают вежливы, внимательны, аккуратны и – что особенно ценно – мало склонны ко лжи и запирательству даже в тех случаях, когда им грозит справедливое наказание за проступок.

Относительно внутреннего быта пансиона нужно заметить, что в английских школах ученики весьма редко живут в общих комнатах; в большинстве случаев у каждого своя спальня, где каждый имеет право пить утренний и вечерний чай, не выходя в общую столовую. За обедом и завтраком позволяется разговаривать сколько угодно – в пределах приличия, разумеется.

Воспитанники делятся по возрасту на отделения, которых в пансионе Ричмонда было пять. В первом и втором отделениях были самые маленькие мальчики, а в трех последних – подростки. Надзиратели не находились безотлучно при учениках, читать позволялось сколько угодно, уроков слишком больших и трудных не задавалось. Гимнастике, боксу и всевозможным играм отводилась большая роль. Но зато в ходу были телесные наказания, причем главное место занимали розги. Впрочем, быть высеченным не считалось позорным, и юные англосаксы безропотно подчинялись этой мере наказания, если сознавали, что оно вполне заслужено.

Англичане вообще крепко держатся старых традиций и обычаев и отменяют их крайне редко. В английском школьном быту тоже существует несколько таких укоренившихся обычаев, которые процветают, несмотря на громкие протесты многих людей с прогрессивными взглядами. Таков, в частности, обычай прислуживания младших учеников старшим.

Старшие ученики обязаны покровительствовать младшим и наставлять их, но зато последние, в свою очередь, должны оказывать своим покровителям разного рода мелкие услуги и выполнять всевозможные поручения. Такие ученики называются фагами[10]; обычно это мальчики из двух младших отделений. Если кто-нибудь из них откажется быть фагом, товарищи могут основательно испортить ему жизнь. Но таких отказов почти не бывает: быть фагом не считается унижением, напротив, это считается вполне естественным и даже необходимым. От этой повинности новичка не может освободить никакое общественное положение его родителей; старинному обычаю в равной степени подчиняются и сыновья пэров, и дети мелких лавочников.