На изломе алого (СИ) - Логвин Янина - Страница 12

Это произошло не впервые, пальцы на шее сомкнулись, и Сашка ударила отца в лицо так, как он учил – прямым ударом, со всей силы своих тонких рук. Из носа потекла кровь, но мужчина очнулся. Глянул осоловело…

- Санька?

- Я пап.

- Исчезни, пока не придушил, - прохрипел и затих, упав лицом в пол. – Сейчас приду в норму.

Придет, Сашка не сомневалась. Всегда приходил. Главное, что приступ уже прошел. Пролежит так час или два, а может быть, до утра, выпьет две кружки крепкого чая, примет ледяной душ и пойдет на работу.

5

Девочка встала и выключила свет. Набросила на отца плед. Ее рукам было по силам остановить его, но не по силам поднять взрослого мужчину и уложить в постель.

Она вернулась в свою комнату и прикрыла дверь. Ночь была глубокой и тихой, спать не хотелось. Сашка подошла к столу и включила настольную лампу. Когда свет зажегся, медленно опустилась на стул и протянула руку к небольшой картонной коробке. Придвинула ее ближе и еще с минуту смотрела, поглаживая крышку пальцами, не решаясь открыть.

Она уже знала что там – посмотрела, как только принесла подарок в дом и осталась одна, но именно потому что знала, открывала коробку сейчас особенно осторожно, запоминая ощущения с затаенным дыханием. Только оставшись наедине с собой смея себя спросить: «Неужели это, и правда, все для нее? Для Сашки?»

В коробке лежала морская ракушка «Рапан» размером с небольшое яблоко, очень гладкая и красивая. Наверняка Пух привез ее с самого настоящего моря. А еще конфеты. Ее любимые, те, которыми Игнат угощал, когда она была у него в гостях. И пусть она не запомнила их названия, это были они – конфеты из вкуснейшего черного шоколада в алой фольге, которые однажды Сашке так понравились. Она достала их и выложила на чистый лист бумаги, посмотрела, как красиво белизна оттенила алое золото обертки, но так и не притронулась. Позже снова все сложила в коробок и спрятала, чтобы следующей ночью вновь открыть.

В руке осталась подвеска из белого металла в форме крыльев, висящая на тонком кожаном шнурке. Сашка не сразу решилась ее надеть. Все смотрела и смотрела, положив на ладонь, в свете настольной лампы удивляясь простой красоте. Даже не догадываясь, что изучая ее пальцами, улыбается.

На следующий день Сашка получила от судьбы еще один подарок и улыбка померкла.

Вернувшись вечером с работы, отец был трезв и необычно спокоен. Он принес в дом щит, сбитый из свежих сосновых досок и новый врезной замок. Провозившись до позднего со стамеской и молотком, поставил его на дверь Сашкиной спальни, молча поужинал и позвал дочь к себе.

- Когда в доме чужие, а я пьян, запирайся, Санька. Поняла? Даже если бабы.

- Да.

- А сейчас держи. Пора научиться постоять за себя самостоятельно, без папки. Скорость у тебя есть, а силы всегда будет не хватать, в отличие от уродов. Я не хочу, чтобы мою дочь однажды обидели.

Шевцов вручил дочери нож – финку, и объяснил, что такое финский хват. Теперь по вечерам у Сашки появилось новое занятие – метать нож в сосновый щит из разных положений рук и стоек ног. Сашка подозревала, что отец сошел с ума. Видела в его темных глазах тот самый отблеск огня безумия, что однажды вспыхнув, не погаснет, пока не сожжет человека дотла, но понимала, что спорить бесполезно. Он действительно был ее царь и Бог.

Следующие два месяца отец не пил вообще и не приводил в дом женщин, оттачивая мастерство дочери с упорством одержимого идеей учителя. Снова и снова заставляя свою способную дочь-ученицу брать в руки нож и находить цель. Двое сумасшедших, запертых в четырех стенах их безумного мира, они жили своей жизнью, готовясь к неизвестной войне. Двое опасных дикарей в запертой изнутри клетке - волк и его волчонок.

Нет, люди не ошибаются, когда стремятся держаться от таких изгоев подальше. Они чувствуют их кожей и отгораживаются частоколом. Дети – продолжение своих родителей, отражение их чаяний и надежд. Какие надежды отца могла воплотить в этой жизни Сашка? Не дать себя обидеть? Острый ум девочки быстро раскладывал все по местам и внутренний свет мерк. Мир ярких красок и белоснежных единорогов тускнел под серыми лоскутами действительности.

В это время Сашка не могла ни на кого смотреть – ни на хорошеющих с каждым днем девчонок-одноклассниц - милых и симпатичных хохотушек, все больше засматривающихся на мальчишек, ни на Игната. Особенно на него. Он тоже менялся. Чем темнее становилась Сашка, тем светлее Пух. К нему тянулись, хотели внимания. Он больше не был новеньким в классе, он стал своим. В этом мальчишке жил свет, способный притягивать души и это тоже чувствовалось кожей. Спасением стала учеба, а еще окно классной комнаты, в которое девочка могла глядеть часами во время скучных уроков, замкнувшись в себе. А где-то совсем рядом звонко хохотала Ника Маршавина, играя в голосе кокетливыми нотками просыпающейся женственности. Уж лучше бы Пух вернулся к ней за парту. Или обратил внимание на Крапивину. Почему он до сих пор сидит один?

Когда у Сашки стало получаться, отец, наконец, успокоился. Отобрал старую финку и подарил настоящий нож – черный, тонкий, с длинным выкидным лезвием. Совсем не похожий на его армейский нож, который она не раз видела – широкий, с массивной рукоятью и с иззубренным, усеченным лезвием, спрятанный в потертом чехле.

- Это тебе, Сашка, не китайская подделка. Дорогой боевой трофей. Если нужно - тактическое оружие. Вот этот шрам под шеей на ключице  - от него, а больше тебе знать не положено. Вороненая сталь, фронтальный выброс клинка, мощная пружина и надежный предохранитель. Такой нож не каждый себе может позволить. А по зубам он единицам. Здесь механизм работает, как мысль. Выброс лезвия происходит мгновенно. Будь осторожной и приучи к нему руку. А бить я тебя научу…

- Пап, я устала. Мне не хочется…

- Да кто тебя спрашивает! – привычный рык Шевцова, и сильные пальцы больно сжали хрупкое плечо, притянув девчонку ближе под острый взгляд темных отцовских глаз. – А выть от бессилия – хочется?! Реветь, что не сдохла?! Узнать, что такое  слабость и унижение, хочется? Думаешь, такого как Володька остановят твои зубы или крик? Или надеешься, что папка всегда будет рядом?.. Запомни: ты ничто против грубой силы. Тряпка! Но даже тряпка может ответить, сыграв на видимой слабости, если ее не застать врасплох.

Сашка не была бы дочерью своего отца, если бы не процедила в ответ сквозь зубы, вырвавшись их хватки.

- Я не мальчишка! Я тебе не мальчишка, ясно! – выкрикнула скорее душой, а не голосом, и затихла, сжавшись в стальной комок.

Шевцов рванул дочь за шкирку, и толкнул к зеркалу. Грубой рукой запрокинул вверх точеный подбородок. Вырос горой за спиной, заставляя ее смотреть на свое отражение. В эти дни он был особенно безумен и собран. Натянут, как сухой сук, который вот-вот лопнет под порывом сильного ветра. Таким отца Сашка видела редко и знала, что сейчас он настоящий.

Лучше бы выпил. Сашка как умела, молила о том Бога. Им бы обоим стало легче. Или подругу себе привел. Да, лучше женщину. Тогда бы он наверняка смог забыться и оставить ее в покое.

- Посмотри на себя, Санька. Хорошенько посмотри! Когда-то я учил тебя всегда смотреть в глаза и не реветь. Ты усвоила урок.  Думаешь, этот урок был нужен мне? Думаешь, слабая ты нужна этой жизни?.. Эта сука тебя проглотит, переварит и выхаркнет. Потому что мы для нее никто. Пыль! И все же у тебя есть перед ней одно преимущество. Что ты видишь в своих глазах? Говори!

Сашка уставилась в зеркало. Окинула хмурым взглядом невысокую, худенькую девчонку с непроницаемым лицом, на котором не отражались чувства. Скорее всего, именно таким был Кай, когда его сердце превратила в кусок льда злая Снежная Королева.

- Ничего.

Шевцов засмеялся. В отличие от Сашки, в его мыслях и сердце никогда не было место сказке. Он бы мог много чего рассказать ей о силе духа и человеческой слабости. О тех, кто ломался сам, и кого ломали. Сейчас, глядя в серые глаза своей дочери, смотрящие на него прицельно, он был доволен.