На берегах тумана - Чешко Федор Федорович - Страница 47

Леф снова уперся:

— Слушай, а Фын как же теперь? Он ведь поручителем твоим вызвался... Его накажут, да?

— Ишь, спохватился! — в Лардином взгляде насмешливость мешалась с досадой. — Ничего ему не будет, Фыну твоему. От начала суда за всех отвечает сам Предстоятель. Да пошли же!

Она зря так сказала — «пошли». Потому что не идти им пришлось, а пробираться, карабкаться все глубже в скалы, все ближе к недоступному небу. До этих пор Леф даже представить себе не мог, насколько непроходимым может быть Мир.

Камень, камень, камень... Он дыбился, громоздился вокруг — источенный, затертый промозглыми злыми ветрами; расползался под ногами зыбкими россыпями трескучего щебня; набивался в глаза и ноздри острой секущей пылью. Скалы будто застыли в невыносимом напряжении, стремясь вырваться из собственной неподвижности, как из неживого яйца вырывается на волю живое, горячее. А в расселинах корячилась сухая колючка, которая неколебимой жестокостью убогих стеблей тщилась сродниться с каменной мертвечиной.

Только однажды это тягостное однообразие нарушила попавшаяся им на пути обширная котловина, густо заросшая мхом и белесой болотной травой. Невиданной прозрачности ключ (если бы не хрупкое журчание спешащей воды, если б не шныряющие по ее поверхности солнечные искры, то Леф прошел бы мимо и не заметил) толчками выплескивался из почти отвесного склона и после недолгой жизни среди гальки и валунов тонул в замшелой блеклой трясине.

Ларда наладилась было передохнуть у воды, но тут примерещился ей далекий собачий брех, и об отдыхе пришлось позабыть.

Хлесткий ветер драл в клочья мохнатую седину тумана, и клочья эти уносились прочь, цепляясь за ветви прозрачных хворых кустов. А совсем недавно, когда Торкова дочь втащила Лефа в густую промозглую темень, никакого ветра не было и в помине. И еще там, по другую сторону тумана, тусклое закатное солнце светило им в спины, теперь же оно висело чуть ли не прямо перед глазами.

Они стояли на гребне обширного склона, под ноги стелилась росная зелень, за спиной тяжко нависла туманная пелена, а впереди... Впереди и внизу стелилась полоса укатанного течением множества лет каменного крошева — галечная рука, придавленная с противоположной стороны точно таким же склоном и далеко справа упирающаяся в озеро с тяжелой серой водой... Нет, с чем-то иным, лишь похожим на воду. Непроницаемая мгла, струйчатая, текучая, она будто дышала, плескалась на озерные берега, почти дотягиваясь до подножия изъеденного непомерной древностью утесоподобного каменного строения, и нехотя втягивалась обратно. А стена непроглядного тумана, из которого только что выбрались Ларда и Леф, наискось резала щетинящийся редкими кустами склон и, минуя дальний берег мглистого озера, скрывалась за дальними безжизненными вершинами вместе со съеденной ею границей Мира. И поэтому открывшееся взгляду ущелье казалось нелепым, выдуманным каким-то. Ведь вроде бы настоящее, привычное, крепкое — и вдруг размазывается зыбкой пугающей серостью, замаранной красным там, где окунулось в нее набухающее предсмертной кровью дряхлое солнце. Вот она, значит, какова из себя — обитель Бездонной Мглы...

Они не сразу сумели толком осознать, оценить увиденное. Лефу было худо. Живот ледяными пальцами тискала тошнота, в ушах грохотало, глаза то недоступным пониманию образом умудрялись различить каждую травинку даже на противоположном склоне, то захлебывались тягостной чернотой. Ларда чувствовала себя не лучше, но внезапная хворость не пугала ее. Торковой дочери уже приходилось почувствовать на себе, что вытворяет с человеком Туман Последней Межи, она знала: нужно терпеть и ждать, и вскорости все пройдет. Так и случилось.

Приходящий в себя Леф долго бы еще хлопал глазами, оглядываясь и привыкая к увиденному, но Ларда вдруг больно вцепилась в его плечо, метнулась к кустам, волоча за собой упирающегося от неожиданности парнишку. Уже распластавшись за не слишком-то надежным прикрытием скудной листвы, втиснув Лефа в траву, она пояснила жарким, щекочущим ухо шепотом:

— Нехорошо вышли, ох как нехорошо... Прямо на заимку вышли, вот ведь беда-то! Нет бы, чтоб левее чуть, вон за тем валуном, там бы не углядеть им... А теперь что? И на открытое не высунешься — враз приметят, и тут до крепкой темноты не вылежать — тоже успеют приметить. Ну попали! Как древогрызы в кипящий горшок...

— Какая заимка? — пытаясь высвободиться, Леф неловко двинул раненой рукой и зашипел от боли. — Та каменная хижина высокая, что возле Мглы, — это заимка? Она же так далеко, из нее нельзя увидеть. Ты, наверное, очень устала, да?

Ларда тоже зашипела, но, конечно, не от боли — от раздражения:

— Сам ты устал! Прямо перед нами, у гребня — не видишь, что ли?!

Наверное, Туман Последней Межи еще не перестал баловаться Лефовым зрением. Иначе трудно понять, как парнишка умудрился до сих пор не заметить вытянувшийся из противоположного склона частокол заимочной ограды. И не так уж далеко была она, заимка эта. Даже острые концы бревен хорошо различались на фоне стремительно багровеющего неба. А над зубчатой верхушкой стены виднелись люди. Сперва их было двое, потом добавилось еще и еще... Суетятся, орут — слов, конечно, не разобрать, но галдеж там у них стоит отчаянный. Кажется, или действительно один из тех на стене машет рукой, указывая на что-то? Вот и еще один... А во что они тычут, отсюда не разобрать... Только надо ли разбирать? И так ведь понятно...

— Ну что теперь? — Леф облизал мгновенно пересохшие губы, судорожно сглотнул.

Ларда наконец выпустила его плечо, села, обхватив руками колени (если уже все равно заметили, то нечего вжиматься брюхом в колючки).

— Да мало ли что, — спокойно сказала она. — Мы сейчас разное можем сделать, и все может оказаться плохо. Проще всего податься туда, откуда пришли, только не получится ли это прямо к погоне в руки? Или плюнуть да идти прямо к Лесистому Склону на виду у этих? А они пойдут за нами, да еще дымом предупредят прочих, и в Сырой Луговине нас перехватят тамошние заимщики... Вот и выбирай, только недолго — мешкать в бездействии нам теперь тоже нельзя. Того и гляди, отряженные Высшими поимщики сюда нагрянут или носящие серое кончат галдеть да кинутся нападать...

Девчонка смолкла, впилась, зубами в собственный кулак. Несколько мгновений она молча разглядывала волнующихся послушников, издали очень схожих с пакостной мошкарой, роящейся на каком-то объедке. Потом сказала раздумчиво:

— Можно еще вот что попробовать: сейчас на виду у них отправиться прямо к Бездонной Мгле, а потом повернуть назад. Видишь, тот склон обрывом заканчивается, и кусты там погуще, и трава... Если над самым обрывом прокрасться, то не заметят, решат, что мы и впрямь к Мгле ушли.

Леф растерянно дернул себя за волосы:

— Так послушники же вмиг догадаются, что мы им глаза конопатим! Нечего нам возле Бездонной делать — это и круглорогу ясно... И не станут же они только сверху глядеть, они наверняка ловить нас попробуют. Слезут и все увидят... Ты, Ларда, по-моему, глупое выдумала.

Ларда даже не обиделась почему-то; лицо ее вдруг просветлело, чуть ли не радостным стало. Смысла этой перемены Леф не уразумел. Он понял только, что спорить с ней, такой, дело вовсе пустое. А девчонка снова вцепилась ему в плечо, забормотала торопливо и неразборчиво:

— Ничего это не глупость, все хорошо получится. В каменной хижине сейчас нет никого: это Первая Заимка, там только Истовые жить могут, но они еще из Черных Земель не вернулись. А вон те, которые на гребне, — они все для Истовых делают... Ну, пищу там, ухаживают по-всякому... Они в отсутствие старших на Первую Заимку сунуться ни за что не посмеют. И они-то знают, что есть у нас интерес возле Бездонной Мглы! Важный интерес — Древняя Глина. Древняя Глина... Слушай, мы сейчас в Первую Заимку заберемся, понял? Ведь не будет больше такого случая добраться до Говорящих Досок!

— Но я еще не умею понимать все знаки древних! — у Лефа от волнения взмокли ладони. — Я пока даже тот осколок, что у Гуфы хранится, толком прочесть не могу!