Архангелы и Ко - Чешко Федор Федорович - Страница 45

Молчанов перестал слушать. Полученной информации вполне хватало, чтобы понять: или он вот-вот лишится жизни способом, не имеющим даже приблизительного названия ни в одном из человеческих языков, или пора хоть что-нибудь попробовать сделать.

– Двус-сторонний транс-слэйт-режим, экш-шн! – прошипел Матвей, и, дождавшись комповского рапорта о готовности, громко и внятно сказал:

– Я пришел с миром.

Собственно, нужда в громкости-внятности отсутствовала – не сами же Матвеевы человеческие слова предлагалось услыхать всадникам!

Подвешенный у Молчановского пояса предок людской счётнологической техники проныл нечто раз в пять длиннее оригинального текста, и… Нет, вроде бы на слух всё осталось, как было – ни тебе топота вздыбливаемых лошаденосорогов, ни каких-нибудь изменений в фоновом верещании всадников…

Так прошло секунд с надцать. Матвей, у которого от стояния на четвереньках затекли и ноги, и руки, и шея, и Бог знает, что ещё затекло, уже совсем было решился вскочить – и будь там что будет! Решился, но не успел. Сквозь обезьянские звуки пропоролось вибрирующее нытьё, и тут же, словно только нытья этого и дожидавшись, залопотал ноут:

«Это он сказал (вопрос); это он сказал; это отрыгнутый тучами тот, который делает (исполнитель, функционер, выбираю „исполнитель“) сказал; это не он сказал, исполнитель не мог сказать; он до текущего времени продолжает стоять совсем, как проклятый тем, кто создал всё и всех (много значений, выбираю „создатель“), возможно, он и есть проклятый создателем (вопрос); это не он сказал, это сказал маленький, который на нём; непереводимое выражение; сказал тот, кто на (вопрос), как такое может быть (вопрос); у тех, кого отрыгивают тучи, много такого, чего не может быть; а что он сказал (вопрос); он сказал, что пришел не для того, чтобы вынуть из кого-нибудь то, что внутри…»

Комп на секунду прервался, и вдруг выдал, уже пробуя насытить перевод интонационностью – весомо так выдал, словно бы приговор: «Любимец создателя».

Электронный переводчик снова замолк. Бухгалтер Рашн ждал продолжения, ждал, а потом, не дождавшись, залихватски махнул на всё рукой (мысленно) и отважился, наконец, повернуть голову.

По-прежнему загораживали полмира три верховые фигуры; по-прежнему вертелись в сёдлах, исходили визгливым стрёкотом кудлатые всадники (интересно, как они сами без комп-обработки разбираются, что в этом стрёкоте знАчуще, а что нет?)… Вот только нелепые помеси луков с ружьями в лапах двоих из них целились теперь льдистыми наконечниками вложенных стрел не в Матвея Молчанова, а в низкое неприятное небо.

Впрочем, стоило только «любимцу создателя» обнаглеть и приподняться (не на ноги даже, лишь на колени), как алмазные острия разом вернулись в исходное положение. Наверное, один из аборигенских арбалетчиков при этом дал своей «лошади» каких-то байсанских шенкелей, поскольку та замотала головой, хрипя и повизгивая.

А потом вновь ожил ноут-транслэйтор:

– Ты, отрыгнутый тучами, пришел не любоваться нашими внутренностями. А зачем ты пришел?

Да, комп, похоже, уже изрядно подразобрался и с интонациями аборигенов, и с вариантами перевода разных заковыристых слов. Всё-таки, оказывается, «Полиглот-1001» не такая уж никчемная писанина… если, конечно, комп с интонациями и вариантами перевода освоился правильно. Что ж, кто не верит, пусть проверит… Да не о том ты думаешь, ты, отрыгнутый тучами любимец местного создателя! Не о том! Давай-ка, соображай, ради чего ты сюда отрыгнулся! Да быстро соображай, покуда этим макакам не опостылело ждать… покуда у которой-нибудь из них пальчик не свело на спусковом крючке… или что там его заменяет в этих идиотских стрелялках?

И вдруг Матвея осенило. То ли вспомянулись ему виданные в детстве вестерны, то ли идейка дообсусоливалась уже до полного автоматизма своего воплощения, а то ли просто по какому-то недоступному логике наитию он вдруг ляпнул, тыча пальцем в сторону прислонённой к бревноподобным головешкам винтовке:

– Я пришел продать вам вот это.

Судя по стремительной скороговорке, так и брызнувшей из ноута в интерком, всадников сам факт предложения не удивил. Их, всадников, озаботила практическая сторона дела.

«Он предлагает хорошее. Злое оружие.» «Отрыгнутая тучами вещь не будет слушаться наших исполнителей.» «Будет. Это просто: нажать. Я видел, куда.» «Но зачем отдавать вещи за то, что можно взять безвозмездно? А ему – стрелу. В глаз.» «Правило (обычай, закон, уголовный кодекс; выбираю обычай) говорит: не обижать тех, кто ходит между посёлками менять вещи на вещи.» «Обычай касается только тех, кто проклят Создателем. Обычай молчит про отрыгнутые тучами дурно пахнущие гениталии полуразложившихся жабродышащих слизней.»

А потом кто-то из всадников опять произнёс: «Любимец Создателя». И перебранку словно бы обрубили.

«Что ты хочешь за свою не пригодную ни к чему полезному смеющуюся дубинку?» – перевёл ноут уже явно к Матвею обращённый вопрос.

Тот пару секунд соображал, что такое «смеющаяся дубинка». Сообразив, ответил:

– Наконечники стрел.

«В глаз», – перевёл комп-транслэйтор мгновенно последовавшую встречную реплику. И добавил: «Фиксирую множественные внесмысловые эмоционасыщенные звуки, обозначающие высшую степень проявления положительных эмоций».

То есть, значит, всадники ржут, как лошади. Это, значит, шутка была. Значит, у них и чувство юмора имеется. Правда, юморочек этот под стать крэнговскому – так чего ж ещё ожидать от примитивного дикарского разума?

Бухгалтер Рашн крепко закусил губу, сдерживая очередной параксизм истеричного хихиканья. Вот прямо так, с до крови прикушенной губой, он и вымямлил:

– Не в глаз. В карман. В сумку. В эти… как там у вас… вьюки.

Чёрт знает, как комп перевёл всю эту багажную терминологию. Наверное, удачно перевёл, потому что с ответом всадники не промедлили:

«Хорошо. Одна дубинка – одна стрела.»

– Десять стрел, – сказал Матвей.

«Пять», – сказали всадники.

Вот вам и сказочки про совершенно чуждый тип разума. Таких чуждых на любой земной толкучке больше, чем некастрированных тараканов.

Матвей вздохнул, потом ещё раз вздохнул, а потом сказал:

– Ладно. Подавитесь, мартышки.

Комп тут же заныл по-всадничьи, и его хозяин втянул голову в плечи, запоздало сообразив, какой может оказаться реакция аборигенов. Но ничего страшного не произошло. Наверное, давиться у всадников не считалось чем-то плохим, а мартышки… может, это у них вообще комплимент?

Всё ещё боясь подняться с колен, следил хакер-поэт-бухгалтер, как один из всадников отстегивает от седла и роняет на песок увесистый длинный чехол; как другой шимпанзеобразный спешивается и на полукорточках крадётся к винтовке…

«Теперь быстро уноси свой пока ещё невыпотрошенный живот», – бесстрастно пробаритонил ноут, после чего опять доложил о фиксировании высшей степени проявления положительных… в общем, что очаровательные байсанские остроумцы во всю радуются своему остроумию.

Тем временем всадник-пешеход стыл в нерешительности близ «смеющейся дубинки»: косматая лапа протянулась было к винтовочному стволу, да так и зависла, не дотянувшись. То ли шимпанзоид опасался своего новоприобретения, то ли…

Абориген был так близко, что ни биноскоп, ни запотелость вотч-амбразуры не мешали коленопреклонённому бухгалтеру вполне отчётливо видеть даже бахромчатых многоножек, снующих меж колтунами голубоватой шерсти. И уж тем более отчётливо Матвей видел ощереную заросль слюнявых клыков. Длинных клыков – чуть ли не с Матвеев мизинец. Под впечатлением такого соседства Молчановская вера в светлое будущее заметно поиссякла. Тем более, что мутные прыщеподобные глазки шимпанзоида, устремлённые вроде бы главным образом на винтовку, то и дело позыркивали и на её бывшего обладателя.

Разобраться в выражении хищной аборигенской морды, естественно, не представлялось возможным; так что позыркиванье могло означать что угодно. Например, равную опаску перед человеческим злым оружием и перед самим человеком. Или… Чёрт, уж не подумывает ли поганая обезьяна испытать покупку на отрыгнутом тучами неправильном продавце?!