Архангелы и Ко - Чешко Федор Федорович - Страница 39

Но в галактике нашей бог всё же, наверно, есть, и богу этому хакер Молчанов когда-то и чем-то изловчился понравиться. Штекер перестал отлипать от гнездовой пластинки, сквозь интеркомную какофонию пробарахтался стандартный баритон: «Ай эм рэди…» Умудряясь параллельно с наборматыванием команд молиться, чтоб внешний комп-микрофон, для их выполненья необходимый, не оказался залеплен до полной глухоты, Матвей вспомнил, наконец, о выроненной при паденьи винтовке.

А ещё – одновременно со всеми перечисленными занятиями – Молчанов даже успел подумать. То есть не подумать даже, а представить себе до омерзения натурально этакий сетевой заголовок: «Срочно!!! Сенсация!!! Экс-великий хакер в припадке компьютерного психоза пытался снахрапа решить проблему, признанную категорически неразрешимой всеми специалистами в области…» Н-да… Вот такое, с позволения сказать, исполнение превращает перспективные идеи в темы для анекдотов.

Мигом позже, так ещё и недоизготовив оружие к стрельбе, Матвей поднял, наконец, голову. И все без остатка его мыслительные способности мгновенно свелись к обмирающему «ой-ёй-ёй…»

Больше всего это смахивало на морду носорога; носорога, у которого бесформенные надолбы вместо рогов, вместо глаз – перезрелые прыщи, а единственная воронкообразная ноздря брызжет гнусным зеленоватым паром. Бронированного носорога – во всяком случае, морду его щетинила короста, цветом (а наверняка и твёрдостью) схожая с истресканным пыльным гранитом. И на фоне этой неживой пыльной серости особенно тошнотворным казался нежно-розовый растроенный язык, которым Байсанская лошадка, взрёвывая, охлёстывала себя по щекам.

Матвей как-то не удосужился углядеть маячивший надо всем вышеописанным лохматый ком всаднической головы, наискось перечеркнутый чем-то толстым и чёрным. Зато Матвей углядел коленастые то ли ноги передние, то ли лапы, которые бешено взбивали синюшную эрзац-траву в этакий пакостный брызжущий гоголь-моголь. Углядел и понял, почему так стремительно вспухают размеры всего угляженного.

Гонка.

Отчаянные перегонкИ вскидываемого винтовочного ствола и бронированной твари, налетающей со скоростью и неудержимостью давеча уже поминавшегося магистрального керамитоукладчика. Делайте ваши ставки, господа!

Что-то вдруг решило помочь хакер-бухгалтеру: рванув за левое плечо дошатнуло Матвея (и винтовочный ствол вместе с ним) на оставшиеся необходимые градусы.

Со свирепо-радостным взрыком так по сию пору и не успевший перепугаться Бэд Рашн даванул на спуск, и…

И…

И ничего.

Кроме того, что бухгалтер, наконец-то начал… как это… испугиваться… перепуговываться… словом, он вроде бы взопрел и замёрз одновременно. Потому что вдруг вспомнил про все эти активаторы самонаводки, программаторы способов ведения огня, предохранители… Дьявол!!! Этот штифт вот сюда? Или ту пупочку до отказа вперёд? Или не вперёд? Или не до отказа? А сокрушительное гу-гуп, гу-гуп, гу-гуп ближе и ближе – уже, кажется, грибные ошмётья из-под булавообразных копыт вот-вот хлестнут по шлемной лицевой маске… Господи-вседержитель, да помоги же вспомнить хоть что-нибудь из похоронных молитв!!!

Но Матюша Молчанов, видать, родился не в сорочке, а прямо в смокинге от Никаноры Лаптевой (материал – доподлинная горпигорская льноутИна, цвет – калёная медь, ретрозастёгивающиеся застёжки инкрустированы аутбриллами, цена… нет, годовой российский взнос в ООР всё-таки больше). Везунчик Матюша по спасительному наитию как надавил на спуск, так и не отпускал его во время своих панических душевных метаний. И умный оружейный процессор, выждав назначенные программой миллисекунды, ожил. Матовая серость прыщеподобных глаз неожиданно ярко отразила багряный зрачок лазерного дальномера, панически визгнули серводвигатели в винтовочных рукоятях, корректируя прицел… И раструб дульного тормоза, наконец, стеганул по налетающей панцирной образине тугим хлыстом реактивных снарядиков.

До боли в костяшках тиская вибрирующие оружейные рукояти (и чувствуя, что вибрация эта отдаётся где-то в самом его нутряном нутре зачатками беспричинного истеричного хохота) Матвей видел, как полоснула коростяную чешую извилистая полоска разрывов, как кувыркнулось со спины подседельного монстра кудлатое длиннорукое тело… А сам монстр, едва не выведя из строя внешний микрофон Матвеева шлема оглушительным звонким криком (и едва уже не черканув мордой по винтовочному стволу), с неожиданной ловкостью отвильнул в сторону и рванул прочь тем же неудержимым, сотрясающим почву аллюром.

Глядя ему вслед, бухгалтер Рашн окончательно задохся от смеха, потому что на широченном бронированном заду обнаружился скрученный этакою куцей спиралькою розовый хвостик, презабавно метеляющийся в такт скачке.

Глаза Матвея слезились; в лёгких резало; палец напрочь омертвел на спуске, хоть винтовка давно уже перестала дрожать и только зуммерила растерянно, докладывая о пустоте магазина… А хакер-поэт-бухгалтер всё ржал, всхрюкивал, взвизгивал, силясь сквозь муть запотелых вотч-амбразур рассмотреть, как к обезвсадневшему куцехвостому кошмару по одному, по двое прибиваются безвсадничные собратья и как все они плотным косяком уносятся прочь, прочь, прочь…

Что-то дёрнуло из Матвеевых рук винтовку. Раз дёрнуло, потом ещё разок – посильнее – и выдернуло-таки. Матвей перестал ржать и оторвался, наконец, от созерцания уходящего в пригоризонтную даль табуна подседельных монстров.

В каком-нибудь полушаге от себя Молчанов обнаружил увешанную походной сбруей обкомбинезоненную фигуру с пучеглазой дыхательной маской вместо лица и с двумя штурмовушками в руках (одну из винтовок – вероятно, Матвееву – фигура этак небрежненько держала за пламегаситель). А в интеркоме обнаружился увещевающий голос Крэнга: "…угомонись, вояка, всё уже, всё… Эге, да у тебя рукав разодран! Погоди, не вставай…»

Фигура выронила оружие и шатнулась куда-то влево, открыв лжебухгалтерскому взору распростёртое на синюхе не по-живому плоское тело. Что-то вроде мелковатого шимпанзе, как бы вывалянного в сероголубом пигменте. Вот только зубы… У шимпанзе они, кажется, на обеих челюстях растут всего в один ряд. И у шимпанзе в зубной комплект входят не только клыки. И глаза у шимпанзе… впрочем, глаза этого, мёртвого, разглядеть было сложновато – слишком уж их залепило содержимым расквашенной черепной коробки.

А Крэнг бормотал деловито:

– Та-ак… Шевельни плечом… Ещё… Не болит? Хорошо. Кожа не задета, а рукав я сейчас в два счёта… Сейчас… Ишь, дьявол, действительно в момент схватывается! Теперь бы ещё пальцы от тебя отклеить… Куда смотришь? А-а… Лихо ты его подпустил, я даже чуть за тебя не испугался…

Матвея вдруг затошнило, и он торопливо отвёл глаза от заляпанной соплеобразными сгустками морды, смертно ощеренной в небеса.

Отведенный взгляд тут же самовольно запнулся о стиснутую в мёртвой обезьяньей лапе штуковину – вроде толстого короткого удилища, концы которого стянуло неудачно захлестнувшейся леской.

«Готово, срастил», – объявил тем временем Крэнг, заботливо помогая другу Мату подняться на ноги. То есть друг Мат вообще-то вставать не хотел, он бы ещё малость постоял на коленях или даже прилёг… Но сопротивление крэнговой заботе требовало несоизмеримо больших трудозатрат, нежели прямостояние, и Бэд Рашн, как истый бухгалтер, из двух зол выбрал то, которое подешевле.

Удостоверясь, что Матвей способен далее обходиться без посторонней помощи, Дикки-бой тут же утратил к нему всяческий интерес и встрял в диалог Клауса с Фурункулом, состоящий из повторения на разные лады тезиса про «это им, распроперетаким макакам, не на хлопоухих геологах-ювелирах отрываться».

А Молчанов еще раз поглядел на удилище, на вялую, словно бы уже покойницкой синевой тронутую лапу – совсем почти обезьянью, вот только пальцев не пять, а шесть, и суставов в пальцах этих вроде бы многовато, и больно уж когтисты они, пальцы эти… Потом Матвей попробовал найти на левом своём рукаве место сростки. Не нашел. Потом решил было отправиться назад, к остальным, но на первом же шаге чуть не упал, споткнувшись о косо торчащую из грибной эрзац-травы какую-то дурацкую палку с ещё более дурацкой кисточкой на конце.