Архангелы и Ко - Чешко Федор Федорович - Страница 13

И ещё одну глупость он сделал: на вопрос об имени и фамилии не придумал ничего лучшего, чем сказать с наглой улыбочкой:

– Бэд Рашн.

Секретарь заломил брови, но ничего не сказал. Зато вдруг решил заговорить Шостак:

– А наш… мнэ-э-э… общий друг Ричард Крэнг, помнится, говорил, что вы славянин…

– Имеет право, – пожал плечами Матвей, – Мы ведь, кажется, живём в демократическом обществе?

Шостак с секретарём переглянулись, и вроде бы телепатически постановили считать данный вопрос исчерпанным.

А Молчанов-Чинарёв-Бэд Рашн, сохраняя на лице идиотски-самоуверенную ухмылку, мысленно честил себя распоследнейшими словесами. То, что он миг назад глюкнул… Уж лучше бы прямо на лбу вытатуировал: «Имею основания скрывать настоящее имя». Четыре месяца пребывания на Новом Эдеме прям-таки фатально отупили некогда самого перспективного из членов первой десятки опаснейших кримэлементов.

Слава то ли Господу, то ли чёрту (кто там из них курирует хакеров?), больше Матвею тогда говорить не пришлось. Матвею пришлось только слушать: в течение приблизительно получаса ему излагали круг его производственных обязанностей. Выяснилось, что Дик не наврал – вся подготовительная работа по принятию на баланс экспедиционного оборудования, открытию счетов, начислению авансов и те пе действительно выполнена безвременно почившим предшественником; бухгалтерские и околобухгалтерские операции, связанные с Новоэдемской вербовкой, тоже уже кем-то выполнены; а в обязанности собственно Матвея, то есть – пардон! – Бэда Рашна входит учёт расходования балансовых средств и их пополнения «уже после прибытия на Байсан, когда экспедиция развернёт работы… ну, то есть вы понимаете, всё это делается по-современному… вы, фактически, не бухгалтер, а руководитель компьютера, хе-хе…»

Молчанов было подумал, будто его персональные обязанности включают ещё и пойти под суд при всплытии каких-либо не им допущенных злоупотреблений, но ляпнуть этого вслух не успел: Шостак вовремя объявил, что по уставу экспедиции единственным материально и нематериально ответственным лицом является главный её руководитель, то бишь лично он, Шостак сын. Что ж, это его право – мы ведь действительно живём в демократическом обществе… вроде бы.

Вот, собственно, и всё, вниманья достойное – разве только ещё одну любопытную мелочишку Матвей успел приметить незадолго до конца собеседования.

Шостаковский секретарь, очередной раз угощая нового сотрудника куревом, взялся за сигарный ящик левой рукой, и свежеиспечённый бухгалтер Рашн вдруг чуть не присвистнул от удивления. Секретарь-то – вальяжный, барственный, холёный и прочая обладатель оперного голоса – оказался мужиком тёртым: его левая кисть, которую он старался поменьше выставлять напоказ, была явным биорегенерантом. Причём новёхоньким, не старше года: безволосость, по-детски шелковистая кожа, неуверенность движений… Ну, да и чёрт побери эту руку с её хозяином вместе. Как уже не раз было сказано, мы живём в правовом демократическом обществе, основанном на принципе уважения тайны приватной жизни.

Потом (это уже после старта, на борту «каракатицы») имело место ещё и поголовное собрание всей экспедиционной братии, в ходе которого Матвей впервые получил возможность приблизительно оценить дарёных судьбою спутничков. Картина показалась удручающей. Не сказать, чтобы в случае чего бухгалтер Бэд Рашн собирался на кого-то расчитывать, но… Э, да что там!

Нечто интересное примерещилось ему только в командире корабельного экипажа. Но осторожная попытка завязать беседу в два счёта доказала: этот парень с ярко-азиатской внешностью и неожиданным именем Клаус не разумное существо, а так – деталь навигационного оборудования. Матвей уже имел случаи убедиться: если у человека зрачки словно бы сопространственной мутью подёрнуты, то вместо мозгов у него бортовое счётнологическое устройство, а вместо души – технический паспорт какого-нибудь корабля.

У азиата Клауса вместо души был техпаспорт списанного из резервной эскадры кросстаровского десантнотранспортника «Каракал». На собрании Матвею среди разномастной публики сразу бросились в глаза по-военному стриженый затылок и чёрная парадная «офицерка» со следами недавно отклеенных погон. Но когда, подсев ко всему этому, бухгалтер Бэд попытался поздороваться и представиться… Хозяин затылка, погонных следов и немецкого имени выслушал его, не отводя азиатски-бесстрастный взгляд от ораторствующего Шостака, а потом вдруг сказал вполголоса: «Они приконтачили к нашей корме какую-то грушу на кишке. Размером с ходовую рубку. Н-нагар дюзовый…» Засим последовал миг раздумья и новый выброс информации: «Аварийная катапульта жилого модуля предназначена для спасения корабля и экипажа от пассажиров.» Матвей выдавил неопределённое «гм» и поспешил отодвинуться.

А Шостак-сан тем временем разглагольствовал, живописуя предстоящую экспедицию этаким турполётом в край, где на деревьях вместо листвы подвешены купюры и кредитные эллипсеты.

Всадников при этом он особым вниманием не ощасливил. Помянул лишь, что вдоволь наобжигавшись на всяких дельфинах (с одной стороны) и на плосколобых флерианах (с другой), земная наука давно уже перестала увлекаться объемом мозга да сложностью извилин оного. Перестала, значит, и выработала «безошибочный триединый комплекс» признаков разумности.

«И вот с точки зрения этого комплекса… Да, всадники пользуются весьма сложными орудиями труда… Более того, их человекоподобие гораздо выраженнее, чем у любой известной нам разумной внеземной расы, они даже имеют настоящие – в человеческом понимании – руки… Впрочем, теоретически доказано, что, например, щупальце является гораздо более совершенным органом с точки зрения созидания предметов материальной… Но я, кажется, слишком увлекся. Так вот, орудия труда байсанских всадников и их якобы социальная организация – это лишь два из трех необходимых признаков. Без наличия возможности общения особей посредством членораздельной речи либо ее полноценного аналога (которых, кстати, современная наука не знает)… Так вот, без этой возможности, которая и является третьим признаком, нельзя говорить именно о социальной организации, а можно говорить лишь об организации инстинктивной (пример – земные муравьи и подобные им). Это что касается псевдонаучных измышлений о якобы разумности всадников. С практической же точки зрения, упомянутая форма организованной жизни намертво припаяна своей скотоводческ… э-э-э… симбиотической ориентацией к степной зоне планеты. А поскольку наша область интересов – псевдомангр, эта многократно преувеличенная вздорными слухами угроза нам не – хе-хе! – угрожает.»

И вот теперь – полёт.

Тусклая радужность за иллюминатором; вместо каюты – уютная келья, вместо койки – тесноватый, но в общем уютный гробик…

«Здесь всё подвластно мне…»

Врёшь, ты, Бэд Рашн! Миражишь хуже, чем запаразиченный комп. «Всё…» А ты сам-то себе подвластен? Скис, выдохся – как пиво в банке с неисправным кондиционером.

Вот бы впрямь дозналась Ленок: Матвею Молчанову дали в полное безраздельное распоряжение макросупербрэйн, набитый конфиденц-информом немелкой фирмы, а он, Матвей-то, чёрт-те сколько дней только и удосуживается, что ноги задирать на контактор!

Не-е-ет, хватит! Нельзя так! Сделай же хоть что-нибудь – убей сволочугу Крэнга; помирись с ним, сволочугой; залезь в супер, надёргай секретов; наплюй на всё да учини диверсию на корабле и под шумок сыграй в убегалки – вон у них тут глиссер-разведчик до чего классный…

Или хоть отравись, хоть расшиби башку о ближайший комингс – только не сползай же вот так, куском дерьма в унитаз-деструктор!!!

Тем более, что идейка-то, прихваченная за хвост во время диспута с Крэнгом в новоэдемской каталажке – богата она, идейка, перспективна, слюноточива… Сейчас бы её самое время обдумать как следует (на месте-то думать станет некогда, там дай бог успевать делать)… А у тебя именно теперь думало отказало. И получается впрямь всё по-крэнгову. И по-шостакову. Получается, стая в суб-память клюнутых пустобрэйнов тащит Матвея Молчанова на стопроцентную гибель, а он – как так и надо. Вот бы Ленок обхохоталась, узнавши!