Идущие в ночь - Васильев Владимир Николаевич - Страница 64

А в следующий миг я вдруг сообразил, что вижу прячущихся за стволами сосен хорингов. Троих. Нет, четверых. Ага, вон и пятый.

Тьма! Я видел сквозь стволы! Сквозь живую древесину!

Я не поверил себе – и тотчас перестал видеть. Сразу же.

Холодный пот сам собой выступил у меня на лбу. Тьма еще раз! Что творится? Ну-ка, с самого начала.

Я посетовал, что не вижу сквозь стволы. И захотел видеть.

И тут же увидел.

Потом решил, что этого не может быть, и видеть перестал.

Хм… Не почудилось же мне это? И я страстно пожелал снова видеть.

Стволы вдруг стали полупрозрачными, и фигуры хорингов вновь открылись взору – вполне ясно и отчетливо. Трое из пятерых уже были совершенно в других местах, ближе ко мне. Вот и четвертый перетек поближе.

А вон и карса. Крадется. Хочет напасть на крайнего. Нет, малышка, нет!

С проклятием я вскочил, в каждой руке сжимая по метательному ножу. Но было поздно. Карса прыгнула и сбила хоринга с ног. В нее тотчас же вонзились четыре стрелы. И еще четыре. И еще. И еще.

Первого хоринга я заколол с разгона. Не ожидал он, похоже, что я знаю, где он прячется. Во второго метнул нож. Кажется, попал. Но теперь сразу две стрелы вонзились уже в меня. И еще две. И еще.

Впрочем, нет, не вонзились. Моя волшебная одежда устояла против стрел. Против хваленых хорингских наконечников. Правда, от синяков это меня все равно явно не спасло.

Оставшиеся трое быстро отступили, унося убитых. Боятся, джерх на динне! Я все еще видел их сквозь стволы, но все хуже и хуже, их неясные силуэты таяли в бронзовой дымке, которая застилала все, что находилось дальше сотни шагов. Пока не исчезли вовсе.

Я метнулся к карсе. Она была еще жива, хотя истекала кровью. С отчаянием я взглянул на небо над просекой – до пересвета оставался еще час с небольшим. Дотянет ли?

– Держись, Тури, – прошептал я. – Держись.

Выдергивать стрелы было нельзя. Только повредит. Эх, пересвет бы сейчас, изменяющееся тело оборотня само извергнет из себя чуждый металл наконечников и исцелит раны. Только бы дожила до пересвета!

– Держись, киса… Уже скоро…

Карса приоткрыла на миг глаза и попыталась лизнуть меня в руку. Я погладил ее по окровавленной голове. Рука моя заметно дрожала. А в душе стало на удивление пусто.

Невесть откуда выполз Корняга с пучком каких-то широких листьев. Кажется, листьев тысячесила.

– Думаешь, поможет? – спросил я, принимая листья.

– Хоть боль приглушит, – невыносимо скорбным голосом ответил Корняга и снова куда-то поспешил.

Тысячесил если и не слишком помог, хотя бы приостановил кровь. Теперь она едва сочилась из-под впившихся стрел. Тури, не открывая глаз, притихла, стала ровнее дышать и реже вздрагивать всем телом.

– Держись, – твердил я, словно зачарованный. – Держись.

Как увели Ветра, я даже не заметил. На лес стали валиться синие сумерки; пересвет близился. Вулх забеспокоился, заворочался внутри, щекоча пушистым хвостом стенки моей души, но мне, честно говоря, сейчас было не до него. Я держал в ладонях голову карсы и изо всех сил пытался поддержать в ней жизнь. Мне казалось, что из ладоней вытекает призрачная река некоей странной нематериальной силы, некая аура жизни, которая подпитывает угасающие силы карсы. Я почти видел тусклые струи, текущие к моей спутнице, и искренне верил, что действительно помогаю ей. И еще чувствовал, что карса цепляется за меня, что она все понимает и пытается подстроиться под мои усилия.

Тихое ржание немного отвлекло меня; я оглянулся, стараясь не потревожить раненую спутницу. Длинноволосый хоринг в коричневой куртке и серо-зеленых штанах уводил моего коня вдоль по просеке, и тот даже не сопротивлялся, шел покорно, словно за мной или Тури. Второй хоринг стоял рядом и держал за лапу-ветку бедного трепыхающегося Корнягу. Корняга, кроме того, что трепыхался, еще ругался, словно в дым упившийся ремесленник из дренгертских мастерских.

– Встань, оборотень! – сказал хоринг жестко.

Я бережно убрал ладони из-под головы карсы и метнул нож. Хоринг отбил его небрежным движением короткого узкого клинка. А мне-то казалось, что моя рука быстрее молнии.

В следующий миг мое горло пробила пущенная третьим хорингом стрела. Никогда еще я не испытывал такой жгучей и беспощадной боли. Наверное, боль хлынула из меня, словно вода из лопнувшего кувшина, потому что карса дернулась и жалобно захныкала, как обиженный ребенок. И сразу затихла.

Мир померк у меня в глазах. Вулх в панике заметался, но его время еще не пришло. Тело мое обмякло и стекло на примятую траву. Я еще слышал, что вокруг происходит, но жизнь постепенно покидала анхайра по имени Моран.

– Она тоже оборотень?

– Да.

Звук, словно пнули куль с мукой.

– Готова. Издохла, Тил.

– Крикни Ганиону, чтоб привел коня. Этого заберем с собой.

– Ганион!

Потом протяжная фраза на наречии хорингов. Я пропустил ее мимо угасающего сознания.

– Отпусти меня! – хныкал Корняга. – Все расскажу, все, только отпусти!

Я из последних сил попытался ощутить к изворотливой деревяшке презрение, но почему-то не смог. Наверное, слишком ослаб.

Чья-то холодная рука коснулась моей руки и вытащила из-за пояса хадасский кинжал.

– Быстрее, Ганион! Он умирает.

Я и вправду умирал.

Но тут на просеке появился еще кто-то.

– Не слишком ли вы спешите, шерхи?

Голос был удивительно знакомый, но я никак не мог вспомнить – чей.

– Дост? Клянусь Радугой – ты вездесущ! Что тебе нужно здесь?

– А вам?

– Я не отвечу тебе, рианар, ты ведь знаешь это.

– Знаю.

– Тогда зачем ты пришел?

– Затем, чтобы отогнать смерть от тех, кому еще рано во Тьму.

Последний звук, который запомнила моя человеческая половина, я не смог внятно истолковать. Сумерки заволокли и просеку, и весь мир, и мою угасающую душу.

Пришел пересвет.

КНИГА ВТОРАЯ

ГЛАВА 17

Четтан, день девятый

Темнота донесла до меня слабый стон. Звериный или человеческий – я не знала. Карса, это ты?

Молчание.

Одинец? Отзовись, анхайр!

Молчание.

Я привычно напрягла мысли, чтобы выбраться из глубин сознания к свету и звукам, к свежему воздуху внешнего мира. Но внезапно серая душная муть хлынула мне в глаза, в уши, в глотку. Я задохнулась и судорожно забарахталась во тьме. Наверх, скорее наверх!

Страшная боль пронзила меня. «Смерть, – поняла я. – Умираю». Карса?! Карса, что с тобой? Что с нами?! Ох, как больно… Не должно быть так больно, не может быть. Я ведь не чувствую тела – что же болит?

Безвольным и бесформенным сгустком боли, как разбитая штормом медуза, я опускалась назад в глубину.

«Очнись и действуй, – сказал чей-то холодный властный голос. – Встань на ее пути. Ты еще можешь перехватить ее и вернуть».

Вернуть ее? Кого – Карсу? Откуда?

«Из Тьмы. Быстрее!»

Из Тьмы? Неужели внизу – Тьма?! Или вверху?

«Здесь нет ни верха, ни низа. Ты сама облекаешь чувства в привычные образы. Позови ее – и ты убедишься».

Хэй, Карса-а!

И Карса откликнулась на мой зов. Но не голосом.

Серый туман вдруг рассеялся, и оказалось, что я стою на дороге. Блеклый мертвенный свет исходил от неровных плит у меня под ногами. Дорога выглядела заброшенной – плиты растрескались, и в трещины пробивалась призрачная трава. Видно, не часто по ней ходят…

Фиолетовая вспышка прорезала тьму. Оглушительный раскат грома посмеялся над моими мыслями.

Впереди на дороге, на расстоянии полета стрелы от меня, огромная кошка присела и сжалась в комок. И подняла на меня растерянный взгляд.

Стой на месте, Карса. Не смей идти дальше!

Что-то коснулось моей ноги. Я опустила глаза. Шерсть вулха была насквозь пропитана мертвенным сиянием; и моя рука, которая легла ему на шею, тоже бледно светилась. Вулх не глянул на меня, он смотрел вперед.

Как вулх оказался здесь? И зачем?