Телохранитель для мессии. Трилогия - Морозова Юлия - Страница 64

Так я снова оказалась на чистой кухне матушки Дейны. Она споро собирала мне сумку с продуктами, время от времени скрываясь за дверью. Появляясь в комнате, женщина успевала поддерживать разговор:

— Не волнуйся, Рель, никуда не опоздаешь. Старый Хайан откроет ворота, только когда придет время выгонять коров на пастбище, а до этого мы еще столько всего успеем сделать.

Я в ответ согласно кивала, занятая поглощением вчерашних ватрушек, которые запивала простоквашей.

На кухню вошел отец Тайи, принеся с собой запахи раскаленного металла, мужского пота и тяжелого, но любимого труда.

— Твоя лошадка готова, парень, — большая мозолистая рука сграбастала приглянувшуюся мне зажаристую ватрушку. — Верно тебе послужит, попомни мое слово. Тут Дейна просила дорогу тебе к соседнему тракту рассказать?

— Угу, — набитый рот мешал выражать свои мысли членораздельно.

Кузнец присел на табуретку, и рена тут же поднесла ему большую глиняную кружку простокваши.

— Почитай прямо за Восточными вратами дорога разбегается на две, — рассказ начался лишь после того, как блюдо с выпечкой и кружка опустели. — Выбирай правую, а как покажется лесок — сворачивай. У трех приметных елок начнется тропинка, спустишься по ней к речке, да поедешь так, чтобы солнце в глаза светило. У сожженного в грозу дерева будет брод. Переправишься, а там уже Тренонский тракт видать. С помощью Единого после полудня будешь уже на Заячьем Перекрестье.

Просветив меня подобным образом и не став слушать слов благодарности, он покинул кухню так же неожиданно, как и вошел.

Сумка, поданная мне реной, оттянула руки до земли. Я с интересом заглянула внутрь: огромный каравай, фляжка с элем, бурдюк с колодезной водой, полюбившиеся ватрушки и кусок вареного мяса.

— Мясо обязательно съешь сегодня. Завтра уже душком потянет, — наказала мне женщина. — Не рачительствуй!

— Не буду, — с готовностью пообещала я.

— На талию бинтов не жалей, а то она у тебя слишком тонкая. Сразу видно разницу. И ходи чуть пошире, расставив ноги, вразвалочку, — продолжала наставлять меня она, когда мы уже подходили к моей лошади.

— В торбе — овес с ячменем. Не забывай кормить животное, на подножном корму оно долго не протянет. Не успела я, как следует все подготовить: поедешь, открой крышку, чтобы корм на солнышке дошел. Но не пересуши!

— Хорошо.

Кобылка, привычная к ходу в повозке, обряженная в упряжь, нервно переступала с ноги на ногу. Мягкими губами животное взяло с руки припасенную мной заранее половинку яблока и благодарно фыркнуло. Я уверенно подхватила повод и перекинула через ее спину перед седлом связанные между собой сумки.

— Что ты делаешь, Рель? — в укоряющем голосе неразрывно смешались обида и слезы. — Разве ты не обещала… обещал остаться на три дня?

Если у меня и имелась тайная надежда уехать без слез и долгих провожаний, то ей не суждено было сбыться. Босая простоволосая Тайя стояла на крыльце. Темные глаза излучали откровенные упрек.

— Обещала, — я покаянно опустила голову. — Но человек предполагает, а Единый располагает, посылая нам предупреждающие сны. Вещуны нельзя оставлять без внимания, они имеют одну нехорошую особенность — сбываться.

Я легко взбежала на крыльцо и обняла Тайю также крепко и успокаивающе, как прежде меня обнимала ее мать. Подруга порывисто обхватила меня руками, словно пытаясь удержать.

— Пора привыкать к спокойной жизни, — мой шепот был слышен лишь нам двоим. — И отвыкнуть от сумасшедших волнений, тревог за завтрашний день. Я — последнее о них напоминание. Пора, Тайя.

Ее руки безвольно упали. Я забралась на лошадь, и, не оглядываясь, поехала вперед. В затуманенных слезами глазах улица сливалась в сплошную размытую цветную полосу. Восточные ворота охранял незнакомый гражданин, вследствие чего не пришлось прощаться со стариком Хайаном, боясь, что непрошенная влага прорвав плотины сдержанности, побежит горячими потоками, размыв весь мой тщательно подобранный имидж.

* * *

Выбрав из двух дорог правую, я пустила лошадь легкой рысцой. Теплый ветерок нежно ласкал волосы, осушая соленые слезы, собравшиеся в уголках глаз и изгоняя из непутевой головы смурые мысли. Любуясь таким погожим деньком и вдыхая умасшедшее сладкие запахи последних цветов лета, ехать на резвой лошадке было сущим удовольствием.

Кстати о последней: я решила осчастливить ее именем и не долго думая, назвала Морковкой. И вовсе не за пристрастие к данному овощу, хотя, наверное, и это имело место. Лошадка очень походила на мою пятнадцатилетнюю соседку Оксану, обладательницу такой же густой каштановой челки и больших карих глаз с загнутыми ресницами.

— Морковка, выходи! — вызывая даму сердца, каждый вечер под нашими окнами надрывался Оксанкин ухажер, так называемый «перец».

Это вовсе не что-то обидное, просто слово «морковка» в переводе с молодежного сленга означало классная девчонка. Прозвище прилипло к Оксанке намертво. Впрочем, она даже им гордилась.

Мы с новонареченной Морковкой, строго придерживались объяснения: свернули в ближайший лесок. Но Приметные елки не спешили обнаруживаться. Нет, разнообразных хвойных деревьев было в достатке, на мой пристрастный взгляд, очень приметных — лес оказался ельником. Выбрать из такого разнообразия мне не удавалось.

Пришлось положиться на «авось» и свернуть у первой попавшейся троицы елок.

Удача меня подвела — близился вечер, а блеска воды и жужжанья речного комарья не обнаруживалось.

Пора констатировать неутешительный факт: я заблудилась. Да так, что не могла вспомнить, как выехать на обратно дорогу. Солнце скатывалось за островерхие ели, живот, недовольный моей забывчивостью о его наполнении, громко урчал, лошадка устало двигала копытами. Пора устраиваться на ночлег, спасибо недолгому путешествию за знание, как это делать. На первой пригодной для лагеря поляне я спешилась и привязала Морковку за повод к дереву. Сваленные в кучу сумки обозначили место предполагаемого ночлега. Усталые пальцы с трудом расстегивали застежки подпруги. Несдерживаемое ремнями седло свалилось на землю рядом с кобылкой. Я отволокла его за луку в сторонку и взялась за скребок.

— Цени, какая тебе попалась заботливая хозяйка!

Морковка не оценила моих героических усилий по ее обиходу и презрительно отвернулась к торбе с кормом, намекая на положенный утомленному животному ужин. Я вняла напоминанию, после чего решила, что пришло время позаботиться о собственном пропитании и отдыхе.

Хвороста для костра оказалось в избытке, и скоро он уже успокаивающе потрескивал в импровизированном очаге. Над огнем коптился котелок, а рядом с кострищем сушились надетые на воткнутые в землю палки сапоги и развешанные на них же портянки. При сборе топлива я умудрилась провалиться в овраг, на дне которого притаился лесной ручей. Промокшие ноги меня нисколько не огорчили — ведь если завтра пойти вслед за бегущей водой, то можно без труда обнаружить потерянную речку.

Вода в котелке закипела, и брошенные туда листья земляники и душицы, которыми меня заботливо снабдила рена Дейна, распространяли божественный запах. Прекрасно благоухал и огромный бутерброд с толстенным куском мяса, который почти мгновенно оказался у меня в животе, куда следом за ним отправился его брат близнец.

«Так недолго лишиться совершенной фигуры!» . С таким-то расходом калорий?!

Я, закутавшись в плащ, прихлебывала из кружки горячий отвар. Расслабленному телу было тепло и спокойно, спина чувствовала под собой крепкий ствол дерева. Загадочные ночные звуки нисколько не мешали. Браслет безмолвствовал, прозрачно намекая на отсутствие нечисти в округе. На мгновение показалось, что я нахожусь в моем мире, у Наташки на даче. Они с Серегой ушли «полюбоваться закатом» и вот-вот вернутся. Наталья выйдет на поляну и скажет:

— Так, скотина, отдаешь пожитки добровольно, и твоя жалкая жизнь останется при тебе!