Под небом Ривьеры: Не торопи любовь - Снежин Эдуард - Страница 1

Эдуард Снежин

Под небом Ривьеры

1. Ривьера

В Сочи из Краснодара я добирался ночью, на такси. Извилистая горная дорога повторяла очертания берега моря. Внизу, во мраке, распласталось черное таинственное и необъятное чудовище. Его могучее дыхание согрело прибрежный воздух запасенной днем энергией, и я ожил, успев раньше, на равнине, чуть озябнуть от ночной майской прохлады.

Путевка моя в санаторий «Кавказский Ривьера» была с тридцатого апреля. Весна была ранняя и теплая, таксист сообщил, что температура воды семнадцать-восемнадцать градусов и купальный сезон открыт!

Убаюканный ровным рокотом мотора, я задремал.

В сонном сознании лениво перекатывались нерадостные события последних месяцев моей семейной жизни. На седьмом году брака наши с женой чувства притупились. Единственным лучиком света в темном царстве взаимных упреков и неприязни оставалась только шестилетняя дочка. Почему так случилось? Ведь была же, была любовь, это постоянное тяготение друг к другу, это ожидание, как праздника, ежедневной встречи после работы.

Жена собралась в отпуск без меня, сообщив перед самым отъездом:

— Мне выделили путевку в Крым, в санаторий «Мать и дитя». Тебе лучше не ехать с нами, Иришке осенью в школу, надо укрепить ей здоровье, пусть отдохнет от семейных сцен.

Я проглотил комок обиды и не стал возражать, опасаясь очередной такой сцены. Впрочем, в свои тридцать лет я хорошо понимал, чем кончаются подобные «оздоровительные» вояжи вдалеке от спутника жизни, и, используя дружественные связи с председателем профкома, тоже вырвал себе путевку.

Таксист довез меня до самой калитки здравницы. Я остался один под черным бархатным куполом, усыпанным звездами. Стояла пронзительная тишина, какая бывает только глубокой ночью. Сквозь фасонную железную решетку ограды пробивались крупные розы с капельками росы на лепестках.

Я ощутил сладостное томление — как всегда на новом месте, в ожидании чего-то неизвестного и увлекательного.

К корпусу вела дорожка, окаймленная зарослями пахучего лаврового кустарника. Газовые фонари на изогнутых серебристых стойках тихо жужжали в ночной тишине.

Здание было двухэтажное, старое, деревянное, но с претензией на роскошь в стиле начала двадцатого века. Высокие окна, закругленные в нижней и треугольные в верхней части, резные карнизы, двери и обечайки, балконы с веретенообразными перилами. Я толкнул дверь: узкие извилистые коридоры с заметными подъемами и спусками устланы зелеными ковровыми дорожками, казалось — идешь по заросшей травой горной тропинке.

В изгибах коридора под сенью садовых олеандров — настоящие старинные мраморные скульптуры. Я закрыл глаза… и живо представил себе, как раньше здесь гуляли выспренние графья в длинных сюртуках и обтягивающих панталонах со штрипками и томные дамы в кружевных шляпах и в длинных, волочащихся по полу юбках с кринолинами.

Я вдохнул полной грудью чуть терпкий запах многолетних испарений, впитавшихся в деревянные стены, и почувствовал благоговение — флер старины незримо витал в воздухе.

2. На балконе

Дежурная, дремлющая за столом чуть поодаль от входа, которой я сразу презентовал шоколадку, определила меня в номер на втором этаже:

— Ключа не надо, там у вас сосед, очень интеллигентный армянин.

— Номер с видом на море?

— Да.

Я быстро нашел нужную дверь и осторожно зашел в комнату. Сквозь балконный проем в нее падал мягкий, ослабленный матовой шторой свет уличного фонаря. Его было вполне достаточно, чтобы рассмотреть мое временное жилище. Комната метров четырнадцать. Две кровати, на одной спит «интеллигентный армянин» — на вид лет пятидесяти, с резким мужественным профилем. Между кроватями стол, на нем стеклянный графинчик и стаканы, рядом пара плетеных кресел-качалок, в углу одежный шкаф, над кроватями светильники, коврик на полу, умывальник с двумя кранами. Я потихоньку отвернул каждый и подставил ладонь под струю. Вода и холодная, и горячая! Я счастливо улыбнулся.

Засунув дорожный баул в шкаф, я осторожно вышел на балкон — на первую встречу с новым местом обитания. Балкон оказался длинной крышей выступающего вперед первого этажа. Множество лежаков, оставленные тут же пляжные принадлежности. Значит, загорать можно, что называется, «на дому». С удовольствием же я обнаружил, что совсем рядом, там, где балкон заканчивался, можно легко спрыгнуть — высота не более полуметра — на бетонную стенку, а оттуда — на землю. «Здорово! — подумал я. — Можно покидать номер и возвращаться обратно в любое время, даже если дверь корпуса закроют на ключ».

Ниже начиналась освещенная голубым светом фонарей крутая гранитная лестница с каменными головами львов по сторонам. Лестница заканчивалась где-то во тьме, у самого пляжа. Тут и там по спуску в беспорядке разбросаны развесистые кроны туи и южной низкорослой сосны. И конечно, пальмы. Какой же юг без пальм?

С моря доносился ленивый шелест волн и стойкий солено-эротичный йодистый запах. Цикады пронзительно исполняли томную песню о сладости жизни и ее суете…

3. Вспышка

Вдруг я обнаружил, что стою под черным небом уже не один. На соседний балкон вышла девушка — в белом халате и голубой полотняной шапочке с красным крестиком. Девушка была миловидна сама по себе, а белый медицинский наряд, если из него контрастно выступают гладкие загорелые ноги, возбуждает неимоверно. Я сразу понял, что ей скучно одной в такую ночь, распаляющую плоть острыми запахами зрелой весны. Предлог к общению она выбрала самый тривиальный — попросила спичек, прикурить сигарету.

— Сейчас! — с энтузиазмом откликнулся я.

Осторожно, чтобы не разбудить соседа, я нырнул в номер, прихватил из дорожного саквояжа бутылку коньяку и вернулся на балкон. Девушка стояла, опершись на перила, и смотрела куда-то вдаль. Халатик ярко белел в загадочной тьме. На мое приближение она обернулась и протянула руку, изящно придерживая пальцами сигарету. Я поднес зажигалку и с хитровато-невинной улыбкой покрутил бутылкой, дескать, что с ней делать, раз есть — надо употребить…

Девушка несколько раз жадно затянулась, потом решительно отбросила сигарету.

— Пошли в комнату, раз ты такой прыткий, — прошептала она. — Кто-нибудь еще увидит…

Это было явное и неожиданное приглашение к близости. Сердце мое затрепыхалось, чуть не выскочив из груди.

Комната по соседству оказалась медпунктом, слабый свет ночника освещал белые шкафы, розоватую кушетку, огромное, сверкающее никелем гинекологическое кресло и голубоватый столик, на который я и водрузил бутылку.

— Господи, какие у тебя губки! — прошептал я, впиваясь в маленький пухлый ротик, благоухающий яблочным ароматом. Одновременно я пытался нащупать под соблазнительным халатиком трусики. Но трусиков не оказалось — моя рука скользнула по гладким упругим ягодицам. Я посадил девушку на кушетку, а сам встал на пол, на колени.

— Не надо! Не надо! — бормотала она, подчиняясь, однако, движениям моих рук, настойчиво раздвигающих ее округлые коленки.

Вспыхнувшая внезапно обоюдная страсть не нуждалась даже в коньячной прелюдии, и я сразу неистово овладел девушкой на жестком ложе кушетки. Кушетка жалобно заскрипела под неудержимым напором моего восставшего органа. Его недельное воздержание излилось бурным горячим потоком, который переполнил ложбинку ночной соблазнительницы и оросил ее пухлые розоватые берега.