Алракцитовое сердце. Том II (СИ) - Годвер Екатерина - Страница 43

– Напрасно, – сказал Деян. Он не чувствовал страха, как когда-то в Орыжи: ему было все равно, что сделает лекарь, узнав правду. – Твой народ заблуждается: Голем – никакой не Хранитель и не бог. Он не воскресал – потому как и не умирал по-настоящему, а вроде как крепко спал – и теперь проснулся. Но этот «сон» отнял у него много здоровья и сил. И чтобы остановить реку, ему пришлось использовать зелье, которое вы называете «вдовьими слезами»… Он был обычным человеком. А теперь стал обычным мертвецом.

– Ты знаешь точно? – Марагар подался вперед, но больше ничего не выдало его волнения. – Ему в самом деле пришлось выпить «слезы»?

– Меня не было рядом, – признал Деян. – Мы разошлись еще накануне. Но женщина-лекарь – одна из вас – говорила, что его тело не пробудилось от смертного сна до конца, и если он будет расходовать силы даже на пустяковые чары – это убьет его. Однажды я видел, как он едва не лишился чувств, выворотив ком земли для могилы. Куда уж ему остановить реку? Он не бог: это глупая сказка.

– За свою жизнь я обращался ко многим богам, но все они были глухи, – задумчиво сказал Марагар. – Тогда как Абсхар Дамар снизошел до моей просьбы и сумел ее исполнить. Что, как не это, лучше всего доказывает, что он есть истинный Хранитель?

Деян снова пожал плечами.

– Называй как хочешь: ему уже все равно.

Марагар медленно кивнул.

– Если ты сказал правду, это так… Ты упомянул женщину, «одну из нас».

– Ее зовут Харрана, Марагар. – Деян взглянул лекарю в глаза. – У нее такой же шрам на лбу, как у вас. Но вас она презирает больше, чем тех, кто изуродовал ваши с ней лица.

Лекарь с шумом выдохнул воздух; сцепленные костяшки его пальцев побелели.

– Она жива? – наконец тихо спросил он.

– Пять дней назад была жива, – сказал Деян. – Собиралась уехать за реку и начать жизнь на новом месте.

– Расскажи мне все, – требовательно сказал лекарь. – О том, что связывало тебя и Абсхар Дамара, и о Харране… обо всем, от начала и до конца.

– Что будет, если я откажусь? – равнодушно спросил Деян.

– От разведчиков известно, что Абсхар Дамана, когда тот прибыл к ен’Гарбдаду, сопровождал молодой мужчина: то ли чародей, то ли солдат, то ли голем. Разное говорят, но сходятся в одном: отчего-то Абсхар Даман держал себя с ним не как со слугой, но как с равным; говорят также, теперь люди ен’Гарбдада ищут его. С какой целью – мне неизвестно, – сказал Марагар. – Я могу помочь тебе встретиться с ними или скрыться от них: как пожелаешь; и от нас: так как Бергич знает об интересе дарвенцев, он тоже отдал приказ разыскать тебя… Ты сможешь уйти, но сперва, кем бы ты ни был, объяснись. Я хочу… я должен знать. Много лет… много лет прошло с тех пор, как я стал клятвопреступником, и все эти годы я искал то, что придало бы моему существованию смысл, – выговорил лекарь с запинкой, закрыв изуродованный лоб ладонью. – Возможно, ты прав и это все уже неважно; возможно, нет… Но не отказывай мне в просьбе.

– Вы все равно не примете отказа, – сказал Деян. – И вытянете из меня все силой, хочу я того или нет. Вас зовут Марагаром; но также и Мясником.

– Не приму, – ровным тоном согласился Марагар. – И все же, я прошу тебя ответить сейчас: так будет правильно.

Деян подумал, что уже второй раз напрасно судил о человеке с чужих слов: хавбаг был похож на одержимого местью мучителя не больше, чем Голем – на женоубийцу. Он был человеком рассудка и ожидал ответа со спокойным достоинством; но не приходилось сомневаться, что с тем же достоинством он выслушал бы отказ, кликнул на подмогу Хансека и взялся за инструменты. Какие бы чувства ни скрывались за его хладнокровием – он не принимал их в расчет и готов был любой ценой добиваться поставленных целей. Наверняка часть слухов о нем была правдива, однако то была не обычная слепая жестокость, но беспринципная прямота человека, который однажды разделил для себя правильное и неправильное и не гнушался неправильных средств; если вспомнить все то, что Голем рассказывал о людях с Островов и их вере - это было очень по-хавбагски.

– Рибен не ваш Хранитель, – сказал Деян, – однако он уважал и любил твой народ; думаю, он хотел бы, чтобы я тебе ответил. Я не чародей, и даже солдат я не настоящий – крестьянский сын, из Медвежьего Спокоища; село мое Орыжью зовется… звалось, пока бароновы люди его не пожгли. Меня родители нарекли Деяном, а друзья – с тех пор, как покалечился – прозвали Цаплей. Но то было давно. А Голем появился в моем селе в последние дни лета…

– VI –

Хансек отвел его назад, когда уже стемнело.

Позже, когда Деян возвращался в памяти к проведенному за разговором с хавбагом времени, он не мог точно припомнить – что было на самом деле, а что только примерещилось ему; картины перед мысленным взором возникали запутанные и бесплотные, подернутые сине-черной дымкой.

В палатке чадил светильник; слова с паром вылетали изо рта и повисали в холодном и сыром воздухе, каплями оседали на потолке. Марагар оказался немногословным слушателем: он сидел недвижно, точно мертвый, и только амблигон у него на лбу багровел, налитый кровью, и чернели живые подвижные глаза; Деяну даже подумалось, что Джибанд, когда еще был самим собой, мог бы быть с ним схож. В отличие от Венжара ен’Гарбдада или Ранко Альбута хавбаг верил в то, что слышал; быть может, потому, что сам не имел привычки обманывать.

Более многого другого его удивил способ, каким в хижине Деян пытался наудачу вернуть Голема к жизни; тот же самый, которым когда-то с воспользовалась Сумасшедшая Вильма.

– Несложный ритуал, он мне знаком – сказал лекарь, – но что-то в твоей истории не так. Чтобы он сработал, нужно, чтоб была общая кровь: хотя бы толика.

– Голем говорил, что я, возможно, потомок его деда, который был известный любитель с девками гульнуть: вроде как лицом похож, – сказал Деян. – А старуха Вильма, я слышал, немолода была, еще когда моя мать в девках ходила… Потому как тоже колдунья: теперь-то я понимаю. Общая кровь нужна, вы говорите – или общая хинра?

– Важна хинра; но общая нить в ее потоке есть только у родственников, – сказал лекарь. – Так кто такая была эта Вильма?

– Может, и она двоюродная прабабка мне какая-нибудь… Кто ее знает, – солгал Деян. Кое-какие предположения у него были, но высказывать их казалось излишним. Как и упоминать то, чему и почему обернулась для жены Голема его попытка передать ей долю своей силы; это была чужая и скверная тайна.

Хансек принес в палатку лекарство или просто подогретое вино: Деян выпил, ничего не спрашивая, едва ощутив кисло-горький привкус; после этого говорить стало легче. Он смутно помнил, что рассказал все – от пасмурного орыжского утра до последних мгновений на бруствере второй линии.

И когда дошел до конца, то уже знал, о чем попросит.

Вороны над сожженной деревней, Голем, нетвердой походкой бредущий от пепелища назад к лесу, с незавидным упрямством стремящийся добраться до Венжара ен’Гарбдада, уложенные во рву мертвецы – все это сложилось вдруг в единое целое.

– Если вы готовы меня отпустить… Если это возможно – отправьте меня домой, – сказал он. – Не к ен’Гарбдаду: в Спокоище. Сам я на одной ноге не доберусь, но хотел бы вернуться.

– Зачем? – Марагар внимательно посмотрел на него. – Я видел карту – в тех местах побывали наши отряды: гроссмейстер сказал тебе правду.

– Я и не сомневаюсь, – кивнул Деян. – Но хочу похоронить мертвых. Увидеть все сам. Потом… потом, если буду жив, – может, пойму, что делать потом.

– Это непросто устроить, – сказал Марагар. – А тебя уже ищут. Если Абсхар Дамар сумеет выжить – он тоже будет тебя искать. Ты и от него хочешь скрыться?

– Чтобы идти дальше – нужно идти хоть куда-нибудь, – твердо сказал Деян. – Вы меня понимаете, Ивэр-абан. Я вижу: понимаете.

Марагар долго смотрел куда-то мимо него. Затем кивнул.

– Завтра мы собирались отправить тела нескольких офицеров в город; я усыплю тебя так, что никто не усомнится в твоей смерти, и ты покинешь лагерь вместе с ними, – сказал он. – Дам охранительные бумаги, лекарств и проводника. Но больше я ничего сделать для тебя не смогу – если только ты не решишь остаться. Что с твоей раной, должен заметить, было бы разумно.