Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны - Черток Борис Евсеевич - Страница 3

Кажется, что понятие «щит» и в прямом, и в переносном, аллегорическом, смысле неправомерно относить к наступательным средствам, выполняющим роль «меча», а не «щита».

И все же в нашей литературе и публицистике Ракетные войска стратегического назначения (РВСН) считаются держателями ракетно-ядерного щита. В данном случае мы имеем дело с трансформацией понятия «щит». Стратегические ракетные комплексы обладают такой разрушительной силой, что само по себе их «мирное» присутствие на нашей Земле является «щитом» — гарантом от нападения. Стратегическое ядерное вооружение в этом смысле в мирное время является средством, сдерживающим начало «горячей войны».

История второй половины XX века определяется «холодной войной» — военной и идеологической конфронтацией между двумя сверхдержавами. Гонка ядерных и ракетных вооружений грозила человечеству полным уничтожением. Парадоксальным образом эта гонка способствовала поддержанию мира на протяжении 50 лет. Некоторое представление о различных задачах «щита» и «меча» можно получить, если вдуматься в такие теперь уже несекретные цифры[1]. К концу «холодной войны» в 1991 году США и страны СНГ имели на различных носителях более 50 тысяч ядерных боеголовок. Если принять среднюю мощность одной боеголовки 0,5 мегатонны, то общий ядерный потенциал стратегических наступательных сил составлял 25 тысяч мегатонн. Так как мы заявляли, что добились паритета, то надо полагать, что ядерный потенциал делили примерно поровну между СССР и блоком НАТО. При одновременном использовании стратегического потенциала всех ядерных средств СССР, США и блок НАТО были способны взорвать в сумме не менее 20 тысяч мегатонн (считаем, что 5 тысяч использовать просто не успеют). Одна мегатонна — это 50 бомб типа сброшенной на Хиросиму и уничтожившей около 100 000 человек. В совокупности обе супердержавы могли взорвать в эквивалентном исчислении 1 000 000 таких бомб. Значит, можно уничтожить миллион городов с общим населением 100 миллиардов человек. А людей всего на земном шаре круглым счетом 5 миллиардов. Двадцатикратный запас по уничтожению человечества накоплен двумя сверхдержавами и их союзниками в ходе «холодной войны»! Даже если в этих расчетах я ошибся в десять раз, то все равно накоплено ядерных средств вдвое больше, чем требуется для полного уничтожения всего человечества.

Ошибка в расчетах может заключаться и в том, что люди оказываются гораздо более живучими, чем рассчитывают профессиональные стратеги. Я умышленно не рассматриваю экологических последствий широкомасштабной ядерной войны. Это предмет специальных исследований, доказывающих, что выжившие при взрывах погибают вскоре от экологических катастроф.

Во время вьетнамской войны американцы сбросили на Северный Вьетнам с помощью тяжелых бомбардировщиков В-52 больше бомб (в весовом исчислении), чем было сброшено всеми воюющими странами во время второй мировой войны. Тем не менее победил Северный Вьетнам, который, кроме всего прочего, пользовался нашими ракетными системами для уничтожения этих самых мощных, по тем временам, бомбардировщиков.

Войны в Корее, Вьетнаме, на Ближнем Востоке, в Афганистане были локальными «горячими» войнами в период 50-летней «холодной войны».

Большинство профессиональных историков, отыскивающих истоки «холодной войны», ссылаются на политические факторы, связанные с принципиальными идеологическими расхождениями. При этом не оценивается по достоинству влияние военно-технического прогресса в области ядерной и ракетной техники. Я согласен с теми историками, которые считают, что «холодная война» началась еще во время второй мировой войны.

Атомные бомбы и баллистические ракеты дальнего действия создавались как основное оружие для третьей мировой войны. Однако они оказались эффективным средством ведения «холодной войны» и сдерживающим фактором для ее перехода в «горячую». Одной из первопричин конфронтации между двумя супердержавами — Советским Союзом и США являлась борьба за приоритет в создании атомной бомбы и за овладение немецким ракетным наследством. Работа над созданием атомной бомбы началась в США в 1939 году. Каждый, пишущий историю создания бомбы, считает обязательным упомянуть о письме Альберта Эйнштейна президенту Рузвельту. Проект письма сочинял эмигрировавший в США венгерский физик Лео Сцилард, а передал его Рузвельту д-р Александр Сакс, вице-президент одной из ведущих промышленных корпораций, экономист, энергичный выходец из России, пользовавшийся доверием Рузвельта. Первый заход Сакса к Рузвельту не принес успеха. Однако Рузвельт предложил Саксу позавтракать с ним на следующий день. Во время этой повторной встречи Рузвельт вызвал в кабинет своего военного помощника генерала Эдвина Уотсона (Папашу). Передавая ему бумагу, которую принес Сакс, Рузвельт сказал[2]: «Па, это требует действий»

Так просто 12 октября 1939 года было принято решение поистине огромной исторической важности. Вначале дела шли «ни шатко, ни валко». Бюрократическая машина и в США не очень спешила расходовать большие средства на работы, в целесообразности которых сомневались даже известные ученые. Темп реализации всех мероприятий возрос после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Рузвельту и Черчиллю ученые внушили, что немцы могут сделать бомбу первыми.

История развития военной техники XX века изобилует примерами разработки новых технических средств по инициативе ученых, а не генералов и маршалов.

В марте 1942 года президенту было доложено, что все расчеты и эксперименты показали осуществимость главной задачи — создание бомб в 1944 году. Началась гонка в целях практической реализации. Впервые в США была создана мощная научно-производственная организация, работающая в режиме строгой секретности и напрямую подчиненная президенту.

Даже конгресс США не получил права контролировать расходы на «Манхэттенский проект». Ближайшее окружение Рузвельта в США и английский премьер Черчилль сочли необходимым сформулировать принцип, ставший впоследствии постулатом: «Монополия на атомное оружие — главный козырь в поддержании мирового равновесия в условиях нового соотношения сил, которое складывается на полях сражений в результате побед антифашистской коалиции».

К 1944 году атомная бомба, еще не выйдя из лабораторий, превратилась в важнейший фактор мировой дипломатии.

Немецкие крылатые и баллистические ракеты Фау-1 и Фау-2 впервые были применены в том же 1944 году. Однако их массовое использование не оказало существенного влияния на ход второй мировой войны. Это новое оружие никак не мешало наступательным операциям Советской Армии. Еще не пришло время великого объединения ракеты и атомной бомбы.

Военные аналитики США еще весной 1944 года предсказывали, что Советский Союз закончит войну, располагая огромной военной мощью, которой не сможет противостоять ни одна европейская держава, ни даже союз европейских государств.

Сомнения относительно послевоенной политики Сталина в Европе удерживали Рузвельта даже от намеков на работы по скорому созданию «сверхбомбы». Поэтому на встрече «большой тройки» в Ливадийском дворце в феврале 1945 года Рузвельт так ничего и не сказал Сталину по этому поводу.

Тем не менее в последние месяцы войны позиция Рузвельта была однозначно определенной: он считал необходимым и возможным послевоенное сотрудничество с СССР. Такие настроения царили в научных и инженерных кругах США.

Мы в Советском Союзе еще хорошо помнили страшные времена довоенных репрессий, при которых обвинения в сотрудничестве с «западными империалистами» были наиболее распространенными. Поэтому советские люди свои надежды на послевоенную дружбу с союзниками по оружию старались не очень афишировать и никакой активности для развития научно-технических контактов с американцами и англичанами проявлять не смели.

12 апреля 1945 года в 3 часа 45 минут пополудни президента Рузвельта не стало. Новый президент США Гарри Трумэн без долгих колебаний принял решение перейти от политики сотрудничества к политике конфронтации с Советским Союзом. Трумэна вдохновляло владение секретом атомной бомбы, он использовал атомное оружие в качестве главного козыря американской дипломатии в первые годы «холодной войны». Сбрасывание атомных бомб на Хиросиму и Нагасаки явилось не столько последним актом второй мировой войны, сколько первой большой операцией «холодной войны» с Россией[3].