Усмешка Люцифера - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 50

— Уже? — шепотом удивился Короедов, посмотрел на часы.

Вместо ответа на стол легли три увесистые пачки пятидесятирублевок в банковских контрольках. Сердце капитана трепыхнулось, вздрогнуло, словно к нему поднесли сильный электромагнит. Нервным движением он смахнул, почти уронил деньги в портфель… И вот — сразу отпустило, отлегло. Гора свалилась с плеч.

— Шапка где?

Студент похлопал по своей сумке.

— Ну, пойдем проверим, что ты там наработал…

— Проверь, если хочешь, — маска широко зевнула.

Они вместе прошли в четвертый зал. Витрина выглядела целой, и шапка там лежала… Как настоящая. Соболиный кант, крест, камни, все как положено. «Может, и в самом деле пронесет?» — подумал Короедов. И успокоился окончательно.

— Молодец, все чисто. Сигнализацию уже можно включать? — спросил он.

— Включишь утром, когда будешь уходить. Я склеил шов, надо дать ему схватиться как следует.

Короедов вдруг засомневался.

— А если не схватится?

— Я ж тебе сказал, служивый: я лучший спец в таких делах, у меня все схвачено. А что не схвачено, то схватится, не переживай.

— Ну, утром так утром!

Они дошли до следующего зала, где выставлялись экипажи и повозки. Там Студент забрался внутрь санного возка конца XVII века, представлявшего собой обитый сафьяном короб с окошками на деревянных полозьях. Здесь ему предстояло ждать утра и первых посетителей, с которыми он должен будет незаметно смешаться.

— Ну как, нормально устроился? — поинтересовался Короедов.

— По-царски, — ответили из темноты возка.

Остаток ночи Короедов провел, пересчитывая деньги и мечтая о новой спокойной жизни, в которую он сейчас вступал. Точнее, уже вступил. После выплаты долга у него останется целых пять тысяч рублей! Огромные деньги, если задуматься. Можно будет купить дачу в Вешках каких-нибудь, на северной окраине. Главное, чтобы подальше от Мамырей. Никаких больше Мамырей! Никаких больше карт! Может, даже с водкой получится завязать… Новая жизнь, в общем!

В пять утра сонный и окрыленный Короедов пошел совершать утренний обход. Теперь он смотрел на упрятанные за пуленепробиваемыми витринами золотые и серебряные украшения без малейшего раздражения, с каким-то даже чувством сопричастности. Здраво поразмыслив, он пришел к выводу, что к даче, в общем-то, полагается автомобиль. А как же? На электричке не очень-то наездишься, особенно со всякими баулами, картошкой да кабачками (а картошка и кабачки будут родить обильно, в этом он не сомневался)… Вот-вот. Если же подойти к делу с умом, то, помимо дачи, денег хватит на какой-нибудь слегка подержанный «Москвич». Главное, выбрать благородный цвет…

«Благородный цвет…» — повторил он про себя еще раз, как раз дойдя до витрины с шапкой Мономаха и прочими царскими регалиями. И остановился.

Витрина была целой и невредимой. По крайней мере, выглядела как целая. Но шапки Мономаха там не было. Слева — государственная держава с серебряным крестом, справа — императорская корона Анны Иоанновны… А между ними на бархатной подставке лежала обычная кроличья ушанка. Облезлая. Мятая. Унылого поносного цвета (совсем неблагородного). И уши наверху завязаны какой-то растрепанной веревочкой. Особенно поразило Короедова то, что цвет этой веревочки был радостно-синим и ее явно срезали с какого-то другого предмета гардероба, типа женского бюстгальтера. В окна Оружейной палаты пробивался первый утренний свет, в котором эта чертова ушанка выглядела особенно дико и нагло. Как же так? Может, опять наваждение, как тогда, с этой бабой в купальнике и огненными шарами?

Капитан Короедов обошел витрину с одной стороны, с другой. Присел на корточки, глянул на ушанку с нижнего ракурса. Ничего не изменилось. Из его горла вылетел сдавленный хрип. Оскальзываясь на полированном мраморном полу, он ринулся в зал экипажей. Резко затормозил у обитого сафьяном возка, врезался в него, отшатнулся, рванул на себя хлипкую дверцу. «Макаров» в дрожащей руке нацелился в черное нутро царской повозки.

— Выходи, тварь!

Внутри никого не было. У Короедова округлились глаза. Он отодвинулся, уставился на табличку с надписью «Возок зимний потешный. Москва, 1689–1692 гг.», словно мог ошибиться экипажем. Огляделся вокруг, бросился к сияющей позолотой французской карете XVIII века. И там никого. Ринулся дальше — нырнул в королевский портшез, едва не опрокинув его на себя. Карета венская! Карета немецкая! Колымага, мать ее, английская!..

Он сбивал оградительные столбики, дергал дверцы, светил фонариком. Обежал все залы. Осененный внезапной догадкой, рванул вдруг в полуподвал, в электрощитовую… Но и там было пусто. «Лучший в мире спец», скотина, гад! — бесследно исчез!!! Сбежал! Обманул! Под ложечкой у капитана Короедова закололо. Глянул на часы. Скоро придет сменщик, осталось каких-то двадцать минут… Звонить на пост, поднимать тревогу? Но как он объяснит исчезновение ценнейшей реликвии и появление этой наглой поносной ушанки? Как это все могло случиться? Уснул, проворонил? Или сам помогал?

«А ведь докопаются, как есть… Узнают! «Вышак» впаяют!» — подумалось ему с необычайной ясностью. И тут же, еще яснее, еще кристальнее: «А зачем мне «вышак»? У меня ведь деньги есть!! Уйду с концами! Сменюсь и уеду, даже домой не пойду!»

Такси с зеленым огоньком стояло на Манежной улице, как раз на выходе из Кремля. Короедов упал на заднее сиденье, бросил портфель на колени, сунул таксисту новенький хрустящий полтинник.

— На Павелецкий, шеф. С ветерком!

Двигатель «Волги» отозвался на его слова радостным рыком. Машина вылетела на проспект Калинина, лихо развернулась на пустынном по случаю раннего утра Садовом кольце и устремилась на юг.

— На поезд? — не оборачиваясь, бросил таксист.

— Он самый, — сухо ответил Короедов. Подумав, добавил: — В Саратов, в командировку.

Ни в какой Саратов он, конечно, не собирался. Пересесть на Павелецком на метро, махнуть на Курский вокзал, а оттуда — к родственникам в Тулу. Ну а там видно будет… Примерно такой вот план сложился в опухшей от волнений голове капитана Короедова.

— Да ты что? А у меня теща из Саратова! — таксист хмыкнул с таким видом, будто они оказались близкими родственниками. — Анекдот такой есть, слыхали? Померла, значит, теща у мужика… ага. Жена ему: как будем хоронить — кремировать, бальзамировать или просто закопаем? А он, слышь, такой: давай, говорит, все сразу, чтоб наверняка!.. Ха-ха-ха! Неплохо, да?

Короедов посмотрел в зеркало и промолчал.

— Уловили юмор, да? — не отставал, продолжал веселиться таксист. — Он, значит, боится, что теща может ожить случайно, понял, да? Ну и, такой, значит, собирается ее забальзамировать, а потом сжечь, а потом еще и закопать! Во дает! Ха-ха! Давай, говорит, все сразу! Ха-ха-ха!

— Я понял, — сдержанно сказал Короедов.

— А командировка — это дело серьезное… ответственное даже! Я верно говорю, товарищ капитан? — глаза снова возникли в зеркале. Таксист явно соскучился по общению. — Да… Я вот, верите ли, люблю на поезде ездить! Сел в купе, принял сто грамм — и баиньки… Милое дело! Красота! За баранкой этой проклятой не поспишь ведь! И коньячку не навалишь! «Гайцы» так за хобот ухватят, никакого коньячку потом не захочешь!.. У вас есть знакомые «гайцы», товарищ капитан? Я бы вот, честно, что хочешь отдал, чтобы закорефаниться с каким-нибудь «гайцом»! Не познакомите, а?..

Какой-то уж больно болтливый таксист попался, подумал Короедов. И навязчивый.

— Нет у меня никаких знакомых! — рявкнул он. — Смотрите за дорогой и не отвлекайтесь!

И сам отвернулся в окно, чтобы не встречаться взглядом с таксистом. В молчании они ехали некоторое время, и тут Короедов заметил по правому борту торчащее над верхушками деревьев колесо обозрения.

— Это что, парк Горького? — удивился он. — А где же вокзал?.. Мы его что, проехали?

— Чего это проехали? — неожиданно злобно отозвался таксист. — Ничего мы не проехали!