Волчица лунного князя (СИ) - Замосковная Анна - Страница 63

И ещё интересно, как Ариан догадался о подлянке?

— Угощайтесь, — вновь широко взмахивает рукой Амат.

А мне вдруг приходит мысль, что предложение можно вырезать прямо на куске мяса — ну так, чтоб наверняка. Поэтому беру хрустящую зажаренную колбаску, осматриваю её и кладу на тарелку Ариана.

Остальные как-то странно на меня смотрят.

— Мм, — усмехается Ярейн. — А воин-то у нас нарасхват, предложение за предложением.

Соображаю… Краснею: в самом деле ведь предложила серьёзные отношения, получается.

— Но ведь нам же приносят мясо девушки, прислуживают на пиру, — возражаю я. — Я просто…

— Незнание законов не освобождает от ответственности, — смеётся Ярейн и отпивает из кубка.

— Я ему наложу, — ворчит Улай и, как и я оглядев кусок мясного рулета, укладывает его на тарелку Ариана.

— А ты ещё попробуй это, — пуще прежнего веселится Ярейн. — А то вдруг там скрытые сюрпризы.

— Ну если так угодно гостю дорогому, — язвительно отзывается Улай, то ли имея ввиду Ярейна, то ли обиженный тем, что Ариан не бросается на предложенный им кусок, и порывисто откусывает от рулета. Сплёвывает и обиженно восклицает: — С шоколадом!

Дьаар хватает колбаску, разламывает её, жадно принюхивается — и отбрасывает, хватается за пирог, ломает его: внутри шоколад.

— Здесь хоть что-нибудь есть можно? — рычит Дьаар на сжавшихся девушек.

— С глаз моих вон, — роняет Амат, и дочери пулей вылетают из зала.

Некоторое время Амат сидит, постукивая когтистыми пальцами по столешнице.

Ярейн самодовольно попивает из кубка. Кажется, только ему и его спутнице сейчас хорошо. И почему-то кажется, он знал о шоколаде в мясе, потому и предложил Улаю отведать.

— Еды несите! — рявкает Амат.

Буквально через две минуты еду на столе полностью сменяют расторопные девушки и юноши. На свой вопрос я и сама додумываю ответ: наверное, по традиции поднесение к столу блюд официантами в принципе не может считаться предложением, иначе это сильно осложнило бы обслуживание на пирах.

Ужин проходит в молчании, только Улай иногда спрашивает, что именно хочет поесть Ариан, да отрывает куски от его еды, проверяя их на несанкционированные ингредиенты. И опять мне кажется, что Ариан согласием на эти демонстративные проверки оскорбляет Амата. Или ставит на место? Или просто понижает его статус перед делегацией драконов? Иначе с чего у Ярейна в глазах столько неподдельного веселья?

Непонимание нюансов изрядно портит аппетит, и я даю зарок изучить все нормы поведения оборотней и стаи… в которую попаду. Снова меня накрывает желание поговорить с Арианом, столь же сильное, как и боязнь этого разговора. И поэтому когда ужин заканчивается и Амат говорит:

— А теперь приглашаю прекрасную жрицу посмотреть состязание по лапте.

Я почти рада передышке. Тем более о лапте я только слышала, но никогда не видела.

Игра проходит на личном поле вожака, расположенном между тремя холмами-домами. Светильники зажигают так ярко, что почти имитируют день: только луна на небе портит это впечатление.

Внезапно загадочная лапта оказывается похожа на бейсбол. Почти не внезапно оборотни играют голые, потому что пробежки по полю предпочитают делать в зверином облике, и из-за этого команды различаются лишь цветом шарфиков: белые и чёрные. И совершенно ожидаемо азарт игроков и болельщиков заражает и меня, хотя болельщиков всего сорок — семья Амата и приближённые, но они так орут и скачут, так переживают, что хватает на небольшой стадион. Парнишки и девушки разносят между кресел медовуху, жареный арахис, вяленое мясо, мозговые косточки и прочие своеобразные закуски.

К финалу накал страстей достигает такого пика, что зрители требуют игру на бис. И потом снова, а когда игроки выматываются, некоторые болельщики сбрасывают одежду и с воплями вроде «А, ты ничего не понимаешь!» или «Что ты ползаешь, как черепаха!» отнимают шарфики и включаются в состязание. Заменённые таким образом игроки падают на сидения зрителей и, грызя многочисленные закуски, сами поддерживают сменщиков:

— Лапами шевели!

— Беги!

— Двигай, а то хвост сломаю!

И всё в таком духе. И хотя медовухи я отведала всего два кубка, не хуже прочих ору и скачу, болея за всех сразу. В какой-то момент мне предлагают попробовать сыграть. На адреналине я готова согласиться, но Ариан рыкает чуть, и голова проясняется: ну в самом деле, какая лапта с оборотнями?

На финальный пир Ариан меня тоже не пускает, и судя по тому, что идут туда одни мужчины, мне там и впрямь не место.

Пошатываясь, отправляюсь следом за Арианом в дом. Волнистые стены волнуются больше обычного, потолок перекатывается, точно живой, а внутри у меня всё трепещет: то ли от восторга болельщицы, то ли от волнения перед уединением с Арианом. Меня чуть ли током не прошибает от всего многообразия чувств и переживаний. Хочется петь. И кричать. Обнять Ариана. И бежать от него.

Поднявшись на задние лапы, он толкает дверь в наши комнаты. Принюхивается, а я, привалившись к косяку, разглядываю его серую шкуру.

Хорош, чертяка, даже так хорош.

— Проходи, — разрешает Ариан.

Качнувшись, вплываю в сумрак небольшой гостиной и закрываю дверь. Сама задвигаю засов. Опираюсь на створку ладонями.

Хмель медленно, но неумолимо, покидает разгорячённую кровь.

И мне опять страшно спрашивать. Но надо.

— Ариан, — выдыхаю я. — Ариан, ты…

Сильные руки разворачивают меня. Обнажённый Ариан придавливает к двери, зажимает ладонью рот и прижимается лбом ко лбу.

— Не спрашивай, — почти шепчет он, обжигает дыханием и своим телом в кромешной беззвучной темноте. — Князь обязан отдавать жриц в стаи, потому что земле князя не нужна сила жриц, а стаям — нужна. Это не закон, но обязанность. С тобой… с тобой я хожу по грани, Тамара. Не вынуждай переступать её ещё больше. Я… не могу пройти этот путь с тобой. Ни просить, ни приказать не могу. Я должен, просто обязан сделать всё возможное, чтобы ты выбрала себе стаю. Не мою.

Сердце ухает куда-то в бездну. Ладонь соскальзывает с губ, но пальцы ещё касаются их почти невесомо.

— …а я не делаю ничего… — выдыхает Ариан и отступает.

Я будто одна остаюсь в темноте. Сердце бешено стучит. Но сквозь накативший страх ощущаю, что не одна, ощущаю, как Ариан передвигается по комнате.

Щёлкает выключатель, и гостиную заливает сияние светодиодов.

— Умывайся и ложись спать. — Ариан проходит в спальню и укладывается на шкуру у моей кровати.

«Я должен, просто обязан сделать всё возможное, чтобы ты выбрала себе стаю. Не мою. А я не делаю ничего», — стучит в висках. Да он не просто ничего не делает, он делает так, чтобы я другую стаю не выбрала! Закрыв глаза, я обхватываю себя дрожащими руками. Страшно.

Ноги вязнут во мху, я иду бесконечно долго, но ни конца, ни края нет дороге, освещённой луной. Чёрные деревья тянутся пальцами-ветками. Трещит, стонет лес. А оглянусь — нет пути назад, всё непролазным буреломом затягивается, стоит ногу от земли оторвать. И я продолжаю торопливо идти вперёд, туда, куда тянет меня ночной лес да манит громадная неземная луна.

Впереди сотней глаз вспыхивают зелёные светлячки, поднимаются волной с влажного мха, окружают меня, вытягиваются лентой вдоль лесной дороги, точно сигнальные огни на взлётной полосе. И, подхватив подол расшитого шёлком сарафана, я бегу вперёд, и тёмные волосы мечутся, бьют по плечам и лицу, извиваются так неестественно, точно я сквозь воду двигаюсь… воздух и впрямь густой, как вода, и светлячки всё чаще пульсируют, приглашая следовать по дороге, а за спиной страшно трещит бурелом.

Ветки сзади дёргают подол. Трясётся земля. Луна вспыхивает ярче, обливая дорогу текучим, словно ртуть, серебром. И я бегу. Бегу следом за стайкой взмывших светляков к прорехе в стенах чёрных деревьев, к двум фигурам, что стоят там впереди, полупрозрачные от падающего на них сияния: человек и гигантский зверь. Ариан и Чомор в облике кота. И у Ариана в руках корзинка.