Ракеты и люди - Черток Борис Евсеевич - Страница 69

Всякая помощь отделу № 3 могла рассматриваться как ущемление их интересов. Шли жалобы в партком и даже Мытищинский горком партии.

Учитывая особую государственную важность решаемых задач, для руководства партийной организацией НИИ-88 по опыту военного времени был прислан парторг ЦК ВКП(б) вместо обычно избираемого секретаря парткома. Гонор должен был искать с ним общий язык. Это было гораздо труднее, чем на заводах во время войны, когда всех объединяла единая производственная программа и единый лозунг: «Все для фронта, все для победы».

Партийные конференции и всякого рода партхозактивы, а затем партсобрания в отделах в те годы были одним из действенных методов общения руководителей с массами и обратного контроля — коллектива над руководителями. В обязанности директора входили не просто выступления на таких сборах с постановкой задач, но обязательна была критика действий и поведения руководителей. Как правило, Гонора обвиняли в недостаточной требовательности по отношению к беспартийному Королеву. Гонор был достаточно умен, чтобы не перегибать палку критики сверху, тем более, что общая партийная атмосфера становилась все более тяжелой. Разворачивалась уже не локальная, а широкая кампания антисемитской направленности под лозунгом борьбы с «безродными космополитами». Чем больше действительных заслуг и высоких наград было у очередной жертвы этой кампании, тем эффективнее выглядела победа идейных борцов за генеральную линию партии.

Гонор во время войны был членом президиума Советского антифашистского еврейского комитета. Когда появилось сообщение о «несчастном случае» с Михоэлсом, который возглавлял этот комитет, Гонор во время одной из деловых встреч проговорился: «Это очень большое несчастье. Имейте в виду, что теперь начнется чистка и в нашем министерстве. Наш институт слишком на виду. Очень завидная и перспективная тематика. Устинов нас прикрыть не сможет».

Действительно, в 1950 году Гонора сняли с должности директора НИИ-88 и отправили директором артиллерийского завода в Красноярск.

В январе 1953 года во времена знаменитого «дела врачей» Гонора арестовали. Правда, ему не предъявляли обвинения в преднамеренном убийстве Горького или Куйбышева. Почти одновременно был арестован и маршал артиллерии, наш покровитель Яковлев и ряд сотрудников ГАУ. Их обвиняли в преднамеренном вредительстве при

производстве новых автоматических зенитных пушек конструкции Грабина. Все они были спасены смертью Сталина. Гонор был полностью реабилитирован. Ему вернули все награды и назначили директором филиала ЦИАМ в Тураево — это в Люберцах под Москвой.

Какой логикой руководствовались во многих подобных случаях высшие наши руководители, объяснить трудно.

Специалист в области технологии артиллерийского производства стал директором крупнейшего в Европе, а в те годы, может быть, и в мире ракетного научно-исследовательского центра. Четыре года руководящей работы на ракетном поприще дали умному и богатому опытом Гонору очень много ценных знаний, связей, знакомств и позволили бы использовать его с наибольшей пользой именно в этой отрасли.

Но отдел оборонной промышленности ЦК решил, что надо укреплять опытными кадрами базу авиационного моторостроения. И вот Гонор должен был снова начинать с нуля, изучать технику новейшего авиамоторостроения. Но здоровье было уже подорвано. Развилась гангрена конечностей, ему ампутировали пальцы. 13 ноября 1969 года Гонор умер в возрасте 63 лет.

В подмосковном Калининграде, для которого он сделал очень много в самые трудные первые послевоенные годы, его имя практически забыто.

Вероятно, не без подсказки аппарата ЦК партии Устинов утвердил структуру НИИ-88 такой, что место, занимаемое Королевым в служебной иерархии, было весьма невысокое — он всего только начальник отдела. А отделов в новом НИИ в 1947 году уже насчитывалось более двадцати пяти.

С первых дней начала работы Королева в новом НИИ его стремление к единоличной власти и расширению сферы деятельности вызывало конфликты с административным и партийным руководством.

В Германии Королев был главным инженером института «Нордхаузен» и ему подчинялись Глушко, Рязанский, Пилюгин, Кузнецов и многие другие гражданские и военные специалисты.

По возвращении в Союз Королеву решили такой воли и власти не давать. Теперь Глушко, Рязанский, Бармин, Кузнецов, Пилюгин по служебной «табели о рангах» стояли значительно выше Королева, потому что они были руководителями либо первыми заместителями руководителей союзных предприятий — институтов с опытными заводами.

Государственный союзный НИИ-88 по своей структуре состоял из трех крупных блоков: СКВ — специального конструкторского бюро, блока тематических научно-исследовательских и проектных отделов и большого опытного завода.

Начальником СКВ был назначен К.И. Тритко, бывший главный инженер артиллерийского завода. Тритко был типичным административным руководителем артиллерийского производства военного времени, с ракетной техникой и наукой до назначения в НИИ-88 он не соприкасался.

В СКВ входили проектно-конструкторские отделы, возглавлявшиеся главными конструкторами ракетных систем, со следующими задачами:

отдел № 3 (главный конструктор С.П. Королев) — проектирование баллистических ракет дальнего действия Р-1 и Р-2 и воспроизводство немецкой ракеты А-4;

отдел № 4 (главный конструктор Е.В. Синильщиков) -проектирование управляемых зенитных ракет дальнего действия с головкой самонаведения (Р-101) и доработка трофейной ракеты «Вассерфаль», так и не доведенной немцами до сдачи на вооружение;

отдел № 5 (главный конструктор С.Е. Рашков) — проектирование управляемых зенитных ракет Р-102 среднего радиуса действия и воссоздание немецких ракет «Шметтерлинк» и «Рейнтохтер»;

отдел № 6 (главный конструктор П.И. Костин) — проектирование неуправляемых твердотопливных и жидкостных зенитных ракет Р-103, Р-110, дальностью по высоте до 15 км, в том числе на базе не доведенной до принятия на вооружение немецкой твердотопливной ракеты «Тайфун»;

отдел № 8 (главный конструктор Н.Л. Уманский) — специальный отдел ЖРД, на высококипящих окислителях для зенитных ракет с испытательной станцией и экспериментальным цехом;

отдел № 9 (главный конструктор A.M. Исаев) — отдел ЖРД для зенитных ракет. Этот отдел был создан в 1948 году на базе коллектива, переведенного из НИИ-1.

Здесь делаю отступление, чтобы сказать, что Исаев, покинув институт «Рабе» в конце 1945 года, вернулся на родной завод № 293 в Химки. Завод к этому времени стал филиалом НИИ-1 Министерства авиационной промышленности.

НИИ— 1 был создан на базе НИИ-3 -бывшего РНИИ в Лихоборах. До сих пор на главном корпусе этого исторического института, в котором работало так много «врагов народа», красуется маскировавшая некогда сущность деятельности этого заведения надпись: «Всесоюзный институт сельскохозяйственного машиностроения».

Дело в том, что это здание действительно строилось для Института сельскохозяйственного машиностроения. Но когда в 1933 году по настоянию Тухачевского произошло слияние ленинградской ГДЛ и московской ГИРД, им отдали это здание под Реактивный научно-исследовательский институт.

Весной 1947 года, когда я уже с головой ушел в организационное становление НИИ-88, меня разыскал Исаев. Он был в самом мрачном настроении. Поведал, что наш любимый «патрон» Болховитинов как научный руководитель НИИ-1 не поладил с руководством министерства, махнул рукой на всю ракетную перспективу и возвращается в авиацию — заведующим кафедрой проектирования в Военно-воздушную академию имени Жуковского. В НИИ-1 приходит новое руководство из ЦАГИ — Мстислав Келдыш. «Он в ЖРД ничего не понимает, и мне там делать нечего».

Я рассказал Исаеву о перспективах НИИ-88, всячески расхваливал отношение к нашей работе министра Устинова, которого Исаев еще не знал, Ветошкина и директора Гонора. «Ну, а Победоносцева ты прекрасно знаешь, он наверняка поддержит твой переход!»

Исаев умел принимать радикальные решения. В жизни и личной, и служебной он не боялся резко «переложить руль», если приходил к выводу об ошибочности старого курса. «Пуля в лоб! Как же я раньше не додумался? Чего я медлил и ждал?»