Пылающая полночь - Демченко Антон - Страница 46

В полной тишине повозка остановилась у каменной «бочки», и часть служек тут же бросилась куда-то, то ли внутрь нее, то ли скрылась за ней. Через минуту раздался очередной скрип, и взметнувшаяся над каменной стеной стрела крана опустила вниз пару цепей. Один из служек, вручив свой факел стоящему рядом напарнику, подхватил крюки и, белкой взметнувшись на верхнюю крышку клетки, сноровисто их закрепил. Безучастно смотревший куда-то вдаль осужденный никак не отреагировал на это вторжение в его личное пространство, как не обратил внимания и на то, что его клетка взмыла вверх и опустилась уже внутри каменной «бочки».

Пока служки убирали реквизит, судьи Церковного Трибунала успели встать перед каменным строением и замерли на месте. Стоящий по центру церковник извлек из рукава свиток с приговором и принялся долго и нудно его зачитывать. В чем только не обвиняли, оказывается, запертого в клетке старика! И в проклятиях, и в сглазах, в убийствах и доведении до смерти, в поднятии нежити и призыве нечисти, даже в скисании молока в груди кормящей матери… Не человек, а Фредди Крюгер какой-то! Еще бы вспомнить, кто это!

Но спустя четверть часа абсолютной тишины судья замолк, свернул документ и, не теряя более времени, кивнул служкам. В ту же секунду за каменную ограду полетел один факел, другой, третий… к моменту, когда последний из факелоносцев бросил свой факел в каменную «бочку», над ней уже показались жадные языки пламени и послышался нарастающий гул. И все это в полной тишине.

А через минуту над площадью пронесся дикий вопль, пламя взметнулось вверх на добрый десяток метров и, опав, оставило за собой расплывающееся черное марево, от которого на толпу пахнуло невыносимым жаром, смрадом гниющей плоти (это в пожаре-то?!)… и тьмой! Уж не знаю, сумели ощутить ее стоящие вокруг площади люди или нет, но у меня-то с этим проблем точно не было. А когда поднявшееся над оградой непроницаемо-черное марево собралось в шар и, вытянувшись эдаким веретеном, бесследно пропало, полыхнув напоследок совершенно уж безумной концентрацией тьмы, даже у меня исчезли сомнения по поводу происшедшего.

— Понял? — спросил Дим, едва действо закончилось и над площадью повис тяжелый гул голосов.

— Ага, — заторможенно откликнулся я. — Либо это шедевральный театр, либо он и в самом деле был черным магом.

— Театр?! — возмутился носитель. — Да от этого «театра» у половины присутствующих нательные обереги жаром горели. Видишь, рядом мужик себя по груди хлопает? Ручаюсь, оберег кожу пригрел.

— Ну, допустим, — согласился я. — Версию с откупоренной для такого представления «черной благодатью», распыленной над костром, можно забыть, ее аромата я ни с чем не перепутаю, а других эликсиров подобной мощности в твоей памяти не обнаружено. Их нет?

— «Черная благодать» — это, как говорит дед, квинтэссенция Тьмы в хрустальном флаконе, — уверенно и несколько высокопарно выразился Дим. — И знаешь, я склонен доверять его опыту в этом деле. А кроме того, уверяю, убийства магов, все, без исключений, выглядят именно так. Вне зависимости от того, что послужило причиной смерти: костер, плаха или серебряный болт в затылок. Говорят, так Тьма забирает их души.

— Понял. Принял к сведению. Один вопрос, Дим: а что было бы, если бы сегодня здесь казнили невиновного? Вот не было бы этого светопреставления, и что тогда? — поинтересовался я.

— Судьи отправились бы вслед за ним, прямо здесь и сейчас, — как ни в чем не бывало пожал плечами мой носитель. Вот это, я понимаю, правосудие! Как кто-то где-то говорил: «Какой мерой меряете, такой же и вам отмерено будет». Да, дела… С другой стороны, боюсь, профессия адвоката здесь не появится еще очень долго. Но, может быть, оно и к лучшему?

Дим двинулся прочь от площади, а я погрузился в размышления об увиденом. Что-то мне не давало покоя в этом страшном театре. Но что именно? И только когда носитель добрался до своего временного жилья на улице Чеканщиков, я понял, в чем дело.

— Дим, а обвинения, которые оглашал церковник, они всегда… такие? — спросил я.

— В смысле? — не понял носитель.

— Разнообразные, — подобрал я более или менее подходящее словцо. — Ну, уж больно разброс преступлений большой! Тут тебе и убийства с проклятиями на смерть… и скисшее молоко у коров и нерадивых мамаш. Сглазы на неудачу и ритуалы с принесением в жертву детей. Прямо многостаночники какие-то!

— А, вот ты о чем… — Дим на мгновение задумался. — Вообще да. Маги творят зло… по-всякому. Каким-то одним видом они редко ограничиваются.

— Но это же глупо! Ну ладно маньяки, у них психика вразнос ушла, но ведь и они за что-то одно цепляются, или хотя бы за какой-то устойчивый набор признаков. Например, убивают только блондинок. А здесь… нелогично как-то. Не находишь?

— Не нахожу. Не знаю, о каких-таких маньяках ты толкуешь, но все равно допускаешь ошибку. Ты руководствуешься нашей, человеческой логикой, а маги — уже не люди. Они — темные твари, и как любые другие порождения Тьмы, их питает только одна цель: причинить как можно больше зла окружающим. А прикрываться она может чем угодно. Местью, работой за плату или стремлением к силе, не суть, — резко ответил носитель.

— Вот так вот, вдруг, с бухты-барахты, ударило по мозгам магу, и он пошел сеять это самое зло? — Честно говоря, я был неприятно удивлен безапелляционностью Дима. Впрочем, не в первый раз.

— Не вдруг, — скинув сапоги и с видимым удовольствием вытянувшись на кровати, заметил Дим и после небольшой паузы добавил: — Давай я попробую рассказать тебе так, как объяснял мне дед.

— Внимательно слушаю. — Нет, если бы мне удалось покопаться в соответствующих воспоминаниях Дима, я бы, наверное, и сам нашел нужный момент, но этот функционал у меня то и дело сбоит. Точнее, работает, как левая пятка захочет… причем непонятно чья. Какие-то воспоминания носителя я чуть ли не сплошным потоком воспринимаю, а каких-то не могу отыскать, даже когда он сам о них усиленно размышляет. Вот как сейчас.

— Суть вот в чем. Обращение человека в мага имеет ту же природу, что и превращение в нежить или нечисть, но с одним серьезным отличием. Становление магом есть процесс полностью добровольный и направляемый самим обращающимся, тогда как превращение в нежить или нечисть — действие чаще всего неосознаваемое. Иными словами, чтобы превратиться в какую-нибудь тварь вроде кровососа, человеку, особенно гнилому, порой достаточно совершить одну, но большую гнусность. Бац, и клыки полезли. А порой и вовсе делать ничего не нужно. Помнишь, как мы головы мертвякам в Пустошах рубили? А зачем? Правильно, чтобы очередной Прилив не поднял бедолаг умертвиями. А вот чтобы стать магом, ищущий могущества мерзавец должен последовательно совершать некоторые кровавые ритуалы, шаг за шагом погружаясь во тьму с четким посылом-целью. Что это за ритуалы, не спрашивай. Не знаю и знать не хочу.

— Значит, стать магом случайно невозможно, да? — уточнил я.

— Именно так. Потому их и не проводят через очищение покаянием и епитимьей, как порой случается с теми же кровососами, если им Жажда еще не промыла мозги до скрипа. Маги же, ступая на эту дорожку, совершают осознанный выбор, и очищения им не видать. Только смерть, а уж на костре или с пролитием крови — это как Трибунал решит.

— С погружением во тьму понятно. А зачем сглазами и проклятиями швыряются?

— Я же говорил: из мести, по найму… поводов может быть много, но причина всегда одна — тяга к совершению зла. Двигаясь по этому пути, маг зачастую и сам не замечает, как перестраивается его сознание. Сегодня он может, умилившись, подарить леденец встреченной у кондитерской девочке, а завтра с той же улыбочкой вскроет эту девочку в ритуальном круге, и рука не дрогнет.

— Точно маньяки-многостаночники, — подытожил я короткий рассказ-объяснение носителя.

— А ты, кстати, так и не сказал, кто это такие, — заметил Дим.

— Это ваши маги, — вздохнул я, пытаясь переварить все сказанное и увиденное в этот день, и носитель, поняв, что я не в настроении, отвязался и, кажется, твердо вознамерился вздремнуть. Вот и замечательно, значит, у меня будет время, чтобы прийти в равновесие. Все-таки, кажется, в прошлой жизни я таких страстей, как прилюдная казнь, не видал. Да и тема беседы, хм… м-да.