Алракцитовое сердце (СИ) - Годвер Екатерина - Страница 59

- Будет, конечно.

Деян, встав сам, подал чародею руку и, только когда тот на миг замешкался, понял, что сделал это, не задумываясь; впервые он предложил помощь, не дожидаясь просьбы, не перебарывая нежелание и внутреннее отвращение.

На лбу чародея блестела испарина, но ладонь оказалась сухой и холодной. Деян чувствовал потребность что-то сказать, однако не мог найти подходящих слов.

- Долгий день был, - подвел черту Джибанд. - Отдохни, мастер. Ты устал. Я вижу.

Чародей не спорил с очевидным, но и не слушал добрых советов. Внутреннее напряжение крепко держало его, вынуждая говорить и двигаться.

- Кстати, Деян. Когда Джеб принес мешок с тушкой, я глазам не поверил. - Едва коснувшись головой лавки, Голем снова сел, указывая на серые перья на полу - все, что осталось от птицы. - Как ты умудрился поймать санху?

- Она замерзла в снегопад, и мне оставалось только стряхнуть ее с ветки, - сказал Деян. - Впервые вижу такую. Даже сомневался, годна ли одна в пищу.

- Странно: прежде их было много, и жили они тут повсюду... И доставляли немало неприятностей. Хотя сами они при правильной готовке вкусны и дорого ценятся, но - присмотрись к их клюву.

- В следующий раз - обязательно, - равнодушно сказал Деян, которого неизвестные птицы интересовали мало: съедобны - и ладно.

- В мое время санху в шутку называли "удачей птицелова". Поймать ее - к прибыли, но в девяти случаях из десяти она рвет сети, и только ее и видели. Упорхнула вместе со всем уловом: вот тебе и "удача"! А тут, значит, замерзла и сама упала в руки... Забавно. - Чародей вновь лег, заложив руки за голову. - Забавно: к чему бы это...

Вскоре он уже спал.

"Что сегодня кажется удачей, то завтра - беда. Или наоборот. Или ни так, ни эдак: не в везении же вся суть... Есть следствие у всякого поступка, но и причина важна. Хотя - кому? Кто мертв, тому все равно", - думал Деян часом позже, объясняя азы ловчего искусства Джибанду и ставя ловушки прямо за хижиной. В голове творился полный беспорядок.

- Ты правда ничего не помнишь, Джибанд? - спросил Деян перед тем, как вернуться в хижину. - О прошлом.

- Правда. - Великан опустил взгляд на свои руки. - Тело помнит, как ходить, как бить, как рубить. Но как учился - не помню. Даже мастера не помню. Знаю только, что он - это он. Я старался вспомнить, но не могу... Это нельзя, наверное.

- Я почему-то всегда думал, что память - она в теле, - сказал Деян после неловкого молчания. - А душа, дух - как искра, чтоб фитиль в лампе поджечь. Ошибался, выходит.

Про себя он подумал, что странно и даже невозможно духу жить и оставаться в мире, пребывая при том в разрыве с телом, пусть даже и частичном, - потому что-то тут, быть может, напутано: чародей или сам не все знает, или зачем-то темнит с разъяснениями.

Но, как оказалось, ничего такого не было: возможность воочию наблюдать бестелесных духов представилась Деяну совсем скоро - спустя десять дней, когда Голем заявил, что пришло время избавиться от повертухи.

Еще накануне намерения разбираться с мертвой ведьмой у чародея не было, но к вечеру поднялся ветер и спал мороз, а в ночь грянула оттепель; к полудню следующего дня под ярким солнцем половина снега стаяла, напитав водой ручей, землю, старые бревна хижины и все подряд. "Это очень кстати, - сказал Голем. - Пора покончить с тварью".

- Ты уверен, что нужно так торопиться? - осторожно поинтересовался Деян, больше беспокоившийся о том, не подтопит ли хижину, чем о повертухе. Джибанд, которому та не могла навредить, выучился охотиться и исправно приносил дичь, потому голод не грозил, а чародей достаточно здоровым еще не выглядел. - Лучше бы еще подождать. По-моему.

- Я уверен, что смогу сделать все, что нужно, и не уверен, что у меня будет лучшая возможность. - Голем прошелся по хижине. - Вернутся ли ко мне силы или время возьмет свое и я рассыплюсь прахом - одним Небесам известно; а вода в нашем деле - хорошее подспорье. Мне до смерти надоело, что эта тварь таращится на нас и держит взаперти! Пора ей не покой. Не бойся. Повертуха, мертвая к тому же - не того полета птица, чтоб ее бояться.

- Да я не боюсь, - сказал Деян, малость покривив душой. - Но что мне делать, если...

- Никаких "если": все будет в порядке, - перебил Голем. - Она и вполовину не столь опасна, как тебе кажется, поверь на слово.

- Мастера сложно переубедить, когда он что-то решил, - заметил Джибанд.

- Да уж, - буркнул Деян. Чародею явно не терпелось попробовать свои силы; оставалось надеяться, он знает, что делает.

Вышло и впрямь не страшно; скорее, красиво. И быстро.

Голем, разрисовывавая кровью факел и хозяйские костяные бусы, начал было разъяснять смысл тех символов, что изображал, однако Деян отказался слушать:

- Не пытайся учить меня своим колдовским штучкам: сколько раз повторять - не знаю и знать не желаю! - Он вышел из хижины, хлопнув дверью, и стал ждать снаружи.

В журчании ручейков талой воды можно было разобрать бормотание потревоженной приготовлениями повертухи, то манящее, то угрожающее, то подобное родным голосам. Не прислушиваться к нему было не так уж и просто.

Не то чтоб Деяну в самом деле не хотелось знать, что и зачем собирается делать чародей, - но суеверный страх не позволял дать волю любопытству. Казалось почему-то, что если он начнет вникать в чародейское мастерство - или, тем паче, выучится у Голема чему-нибудь эдакому, - тогда "большой мир" непременно затянет его, возьмет в оборот, не даст вернуться домой. Жизнь в Орыжи и чародейство были, казалось, несовместимы настолько, насколько может быть несовместимо одно с другим. Потому он старался ничего о чарах не спрашивать и не слушать. Получалось не всегда, поскольку чародей это его нежелание понимать и брать в расчет отказывался - но чаще получалось, чем нет.

Вскоре Голем вышел с разожженным факелом в одной руке и расписанными бусами - в другой. Джибанд следовал за ним с выражением беспечного любопытства на изуродованном лице. Он по-прежнему не допускал мысли, что с "мастером" может случиться что-то плохое - или умело притворялся.

- Мне уйти или остаться? - спросил Деян.

- Как хочешь. - Голем лукаво улыбнулся и, не дав времени на раздумья, поднес бусы к пламени.

От костей тотчас повалил исииня-черный едкий дым. Голем быстро произнес заклятье и швырнул их в ручеек талой воды, бегущий промеж не стаявших до конца сугробов. Нить лопнула в воздухе, кости с хлюпаньем, точно горох, упали в воду, а в брызгах вспыхнула вдруг яркая радуга. Дым, густой и черный, клубился вокруг.

- Иди! Сюда! - негромко, но властно приказал Голем. - Слуги твои ждут тебя. Иди!

Движение началось со всех сторон. В клубах дыма и пара вырисовывались полупрозрачные силуэты животных. Призрачный медведь стоял, глядя в землю, где змея вилась у его лап; радужные волчьи глаза следили за темной фигурой, мечущейся в отдалении между деревьев. В той смутно угадывалась женщина средних лет; она приближалась странными широкими полукругами, оттягивая конец, не замечая того, как лес позади нее наполняется радужными бликами.

Волки набросились на нее все разом.

Нечеловеческий крик разрезал воздух и сразу же оборвался....

Удивительные твари замерли на миг, оборотив взоры к хижине. Один вышел на полкорпуса вперед: Голем швырнул ему факел. Волк, подскочив, ухватил его по-собачьи за древко, развернулся - и вся стая помчались прочь, рассеиваясь клочьями дыма и мелкими брызгами.

- Легче всего убить духа другим духам.

Деян не сразу понял, что Голем обращается к нему. Больше на поляне, кроме них двоих и Джибанда, никого и не осталось. Все исчезло, только кости лежали в воде, и еще пахло дымом.