Алракцитовое сердце (СИ) - Годвер Екатерина - Страница 30

Он не должен был уходить, но не мог отказаться: Голем был не тем, кому можно просто взять и отказать. Значит, он должен был идти. Но как он вообще мог куда-то уйти из Спокоища, уйти в большой мир, на многие десятки, на сотню верст?! Чародей все же был безумен, раз заговорил о подобном, и его безумие зашло куда глубже, чем могло показаться с виду.

- Если ты настаиваешь, я пойду с тобой. У меня нет выбора, - хрипло сказал Деян. - Но как ты себе это представляешь? Не думаю, чтобы я смог уйти далеко. - Он вытянул вперед оканчивающуюся протезом ногу.

- Это несложно подправить. Тем более тут такое разнообразие подходящего материала.

- Как... Эй, ты же не имеешь в виду...

Деян осекся: Голем взглянул сперва на тела Хемриза и Барула, затем перевел взгляд на Кенека.

И широко ухмыльнулся, не оставляя надежды на то, что имел в виду нечто другое.

Кенек, перебирая ногами, пытался отползти вдоль печи в дальний от чародея угол. Обвал набирал силу.

- Я обещал отдать твоего дружка живым. Но не целым, верно? - Голем показным жестом почесал в затылке. - А те двое - так вообще никому не сдались.

- Не надо, - прошептал Деян.

- Не надо? В самом деле? В таких случаях первым делом спрашивают, насколько подправить и надолго ли, молодой человек!

Скала обрушилась вниз.

- Нет... - Деян, вжимаясь в стул, тщетно пытался отодвинуться от наползавшей на него тени. В памяти разом возникли все жуткие сказки о кровавых жертвоприношениях Мраку, о созданных колдунами полулюдях с козьими головами и чудовищах-химерах - и о недоброй колдовской мудрости: чародеи как никто другой знали человеческие слабости и не гнушались пользоваться ими; как будто мало было колдовства! Голем попал в цель: прежде всего другого Деян подумал о том, сможет ли снова по-настоящему ходить, чувствовать землю обеими ногами - как в детстве, как во сне. И не мог избавиться от этой мысли, несмотря на отвращение и ужас.

Недопустимо было думать о таком! Он должен был бороться. Но как бороться с обрушившейся на тебя скалой?

- Вынужден огорчить - не полностью. И не слишком надолго. - Голем стоял прямо перед ним, загораживая чадящую лампу. - Но для наших нужд должно хватить.

- Нет, - из последних сил прохрипел Деян, когда ладонь Голема легла ему на затылок, принося с собой сонную одурь.

"Не со скалой, нет, с самим Владыкой Мрака! С шатуном. Чародеем-шатуном..."

- Чего у тебя действительно нет, так это выбора. - Лицо Голема скрывала тень, но Деяну казалось, что тот скалит зубы в злой улыбке. - Не обессудь.

Сквозь сон Деян услышал, как чародей приказывает Джибанду поискать по домам свечей или лампового масла получше.

- Сейчас, мастер, - пробасил Джибанд в ответ.

"Откуда он здесь взялся? Он был у Иллы. Там ведь Эльма. Только бы она ничего этого не видела..." - еще успел подумать Деян, перед тем как окончательно провалиться в забытье.

Глава шестая. Прощание

- ...прости, Господи, грехи их: слаба плоть смертная... Прости, Господи, слабость их: мал человек, что промеж твердью земной и величием Небесным...

Терош Хадем отходную службу читал одну на всех, зато очень старательно. Он наверняка хотел как лучше, но выходило еще более заунывно, чем обычно: по-видимому, желания преподобного Тероша для чтимого им Господа тоже никакого значение не имели. Тучный неуклюжий священник ходил между обернутых погребальным полотном мертвецов, едва не спотыкаясь о них и вздрагивая всякий раз, когда холодный ветер забирался под запачканную глиной и надорванную на боку рясу. Вид он имел нелепый; но люди слушали его.

Хоть и не все.

Деян то и дело замечал на себе настороженные и любопытные взгляды: скорбь - скорбью, а новости и сплетни расходились своим чередом. Все пришедшие на погост видели его, стоящего на своих двоих, и видели труп Хемриза - с дырами во лбу и с одной ногой: чародей все же не стал трогать Кенека и использовал для своего черного колдовства мертвую плоть.

Снова чувствовать землю двумя ногами было - словно вдруг выучиться бегать на руках: вроде и хорошо, но слишком странно и не слишком-то удобно. Мышцы от бедра до новообретенной правой ступни болели немилосердно, и, чтобы ходить, по-прежнему приходилось опираться на костыль или палку, а первый час утром он и стоять толком не мог.

Никто не расспрашивал напрямую о том, что случилось ночью: скорее люди решились бы заговорить с Големом, хоть и старались держаться от того подальше. Чародей после всего случившегося был в их глазах чудом, пусть и ниспосланным к ним на помощь не Господом, а сотворенным Владыкой Мрака; иными словами, фигурой хоть в каком-то отношении понятной. А кем считать теперь бывшего калеку-соседа - мало кто мог для себя решить...

Чародей использовал на нем свою колдовскую силу, и он должен был к вечеру уйти с чародеем, - то есть получалось, что в каком-то смысле он теперь был с чародеем заодно, и оставался ли он по-прежнему самим собой?

В этом Деян и сам не был уверен. Что-то изменилось, необратимо изменилось после прошедшей ночи. Был ли в том повинен Кенек с его сбродом или же от "подарка" Голема остался след где-то внутри, омерзительный и несмываемый, как затекшая между половицами кровь? И то, и другое.

Объяснение с Эльмой оказалось неожиданно коротким и мучительным. Она знала и видела все, так как вернулась ночью сразу после прихода Джибанда, но говорила, что прихоть чародея - к лучшему.

К лучшему!

"Если ты ему нужен, он не даст тебе пропасть, а сюда за Кеном явятся другие, - говорила она так просто, будто речь шла о собиравшейся на пироги соседке. - Рано или поздно - но непременно явятся: ты сам так думаешь. Уходи - и не возвращайся".

Еще вчера она отговаривала его от того, чтоб уйти в соседний дом, а теперь сама гнала в большой мир и даже пригрозила выставить за порог, если он попробует остаться.

Все это не укладывалось в голове.

Наконец по знаку Тероша мертвецов по одному начали опускать в землю. Вакиру и старикам, несмотря на их недовольство, помогал Джибанд, без которого они едва ли смогли бы справиться.

- Помилуй, Господи Великий Судия, неразумных детей своих, что стремятся к тебе, пути не ведая... - нараспев говорил преподобный. - Прими, Господи, души их, освети им путь во Мраке милостию своей...

- Удивительное дело: прежде у Небес просили справедливого суда, а теперь просят милости, - тихо сказал Голем. - И что ваш Господь? Прислушивается?

- Сделай одолжение: замолчи, - так же тихо попросил Деян.

Чародей стоял рядом, в двух шагах, опершись спиной на сосну с видом отрешенным и уставшим. Иногда он приоткрывал один глаз, чтобы окинуть взглядом толпу, но тут же снова погружался в себя.

От Эльмы Деян знал, что на рассвете Голем забрал кобылу Беона и уехал в Волковку. К полудню вернулся, а часом позже прискакал священник. В Волковке вроде как обошлось без происшествий, хотя вид у Тероша был пришибленный и помятый.

В Орыжи все утро копали на погосте общую яму Кенековым дружкам и могилы для своих. А когда закончили - оказалось, нужно на одну больше: старый кровельщик Матак Пабал, отец Кенека, поутру помогал остальным с рытьем - а потом пошел домой, поднялся на чердак и накинул на шею петлю.

Кенек сидел связанный в сарае у Беона. С того мгновения, как ему сообщили о самоубийстве отца, он не сказал ни слова. Что с ним делать - никто до сих пор не решил. Сам староста пришел в себя, но встать с постели не мог. А если б и мог - у него хватало других забот: у Пимы, узнавшей о смерти Халека, от переживаний раньше срока начались схватки. Разрешиться от бремени ей никак не удавалось, хотя Илла суетилась вокруг нее с самого утра; Эльма тоже сидела с ней. Пока одни хоронили убитых или готовили поминальный стол, другие пытались сохранить одну жизнь и помочь появиться второй... Деяну чудилось в этом совпадении что-то сверхъестественное и жуткое. Хотя, в сущности, таков был обыкновенный порядок вещей - только сжатый до единого дня и часа.