Бумажные крылья (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 20

– Хорошо. Иди. Я закрою и сотовый принесу, как подзарядится.

– Спасибо, братан. В долгу не останусь, если чего. Что там смена у ворот? Видел движняк какой-то с утра.

– Да. Охрану усилили. Ты ж знаешь Антона, у него бывает паранойя. Скоро собак спустим. Как обычно.

От досады чуть не застонала, кусая губы до крови. Не выйдет никуда бежать, меня тут же найдут и схватят. От мыслей о собаках задрожали колени. Охранники пошли в обратную сторону. А я выглянула из-за угла, выискивая взглядом склад, о котором они говорили – нашла. На противоположном крыле приоткрыта дверь. Бросилась туда, не оглядываясь и не останавливаясь. Заскочила внутрь и прикрыла дверь. От дикого разочарования застонала вслух – на складе не теплее, чем на улице. Даже слезы выступили.

Сотовый того, из охраны, мигал зеленым огоньком в полумраке. Я схватила его дрожащими руками. Сначала набрала номер мамы… и тут же замерла. Нет. Нельзя. Ей только меня сейчас не хватало! Нельзя говорить, что я так влипла. Она сойдет с ума, а с ней Митя. Да и что она сделает? Заявит в полицию? Она даже Ларкин номер телефона не знает.

Ларка… дадада, Ларка. Несмотря на то, что я ужасно разбиралась в местности и не запоминала дорогу, я превосходно помнила номера телефонов, карточек, паспортов и лица людей. И номер бывшей одноклассницы буквально всплыл в памяти цифрами на салфетке из того кафе, в котором мы были первый раз, и я записывала его второпях.

Дрожащими пальцами набрала цифры и, когда услышала ее голос, простонала:

– Ларааааа, это я. Это Ольга.

В трубке воцарилась тишина.

– Лара… Лара. Он псих. Слышишь? Ему не нужна горничная. Он так себе женщин заманивает, Лар…

Говорю и… становится еще холоднее. Так бывает. Когда вдруг, проговаривая вслух, начинаешь складывать полный пазл. И у меня он сложился перед глазами. Резко в одну картину.  Я лицо рукой протерла, сжимая волосы на виске в кулак до боли.

– Это ты… да? Ты все знала? Тыыыыыы подсунула мне договор. Ты…ты…ты!

Это был срыв. Я расплакалась вслух, всхлипывая, захлебываясь слезами.

– Надь, – голос Ларки доносился так глухо и тихо, – Ольга, прости. Я уже не могла ничего сделать. Я не хотела. Я хотела помочь. Клянусь! Он запал, а это конец… он же сотрет в порошок и меня, и Гошу. Ты не знаешь его… он… у него столько власти. Он страшный человек! Ты не представляешь! У меня выбора не было, Ольгаяяя. Простиииии.

Я задыхалась, мне казалось, я окунулась в чан со льдом и не могу сделать ни вдоха.

– Ты… ты дрянь!

– Да, дрянь. Дрянь, Ольга. Прости меня. Ты это… ты просто отключись и терпи. Он отпустит. Он… он чокнутый, но долго не держит. Он выпустит тебя и денег много даст. Никто не жаловался потом. Уходили и спрашивали, как еще раз попасть…

Я закрыла глаза. Боже! Какая я идиотка. Какая же я идиотка. Меня же просто взяли и подсунули ему. Подложили под этого олигарха. У них конвейер здесь. Через этот дом прошла вереница таких же идиоток.

– Что я подписала? Что я подписала, отвечай!

– Что… пока ты находишься в его доме, будешь исполнять все его прихоти интимного характера. Там… грамотно юридически, не подкопаешься. Он сам все составлял.

Закрыла глаза сжимая сотовый сильнее.

– Как долго?

– Бессрочно… пока ему не наскучит.

– Что?  О, божееееее! Ты в своем уме? У меня Митя и мама! Лара! Ты должна мне помочь. Ты меня в это втянула, помоги мне!

– Как? Я ничего не могу сделать… ничего.

Это я и без нее уже понимала. Сползла по стене на пол, уже даже не вздрагивая от холода. Потому что вся заледенела.

– Позвони моей маме. Найди ее номер, я давала, и позвони ей. Переведи Мите деньги! Я прошу тебя! Переведи. Сделай хотя бы это! О, господи…. зачем ты со мной так? За что?

– Прости. Ольга, прости. Я не хотела. Так вышло, правда. Потерпи. Он… он не такой уж и страшный, – она не знает, что говорить, и противоречит сама себе, а в голосе страх неподдельный, и я понимаю, что это конец. – Девочки после него… нормально все с ними. Одна только… одна вены порезала, и все. Но я не думаю, что это он и…

Я заскулила от ужаса, зажимая сотовый и ударяясь затылком о стену, не прекращая стучать зубами.

– Мы в долгах, Ольга. Гоша влез в одно дело, и мы все потеряли. Огинский нам помогает, мы зависим от него… а у меня дети и…. ты понимаешь?

– Понимаю, – едва шевеля губами, – Мите деньги переведи.

Отключилась, чувствуя, как слезы текут по щекам. Наверное, меня это просто добило. Вот это предательство. Стало окончательной каплей. Каким-то триггером всего, что со мной произошло за все это время. Вдалеке послышался лай собак, но он меня даже не испугал, я погружалась в оцепенение от холода и какой-то ноющей и нарастающей тоски. Пока не стало все расплываться перед глазами, и они сами собой не закрылись…

ГЛАВА 12

Марк уже давно забыл, что значит бояться Огинского. Прошли те времена, когда он трясся за свою задницу и взвешивал каждое сказанное слово. Они дружили еще со школы. Но слово дружба слишком относительно, если речь идет об Огинском. Стоит лишь один раз оступиться, и тот сожрет с потрохами, перемелет кости и не подавится. Месть этого человека бывала жуткой, неожиданной и стремительной, как укус скорпиона или ядовитого паука. Лейбович узнал это на собственной шкуре. А ведь до этого считал, что ему никогда и ничего не грозит рядом с другом детства. Он, типа, имеет протекцию и неприкосновенность. Зря он так думал. Близких казнят извращённей и кровожадней, чудовищней, чем чужих. Близкие всегда виноваты втройне.

Один раз Огинский заподозрил и самого Марка. Тот предпочитал не вспоминать об этом. Просто выключить этот коротенький отрезок из памяти и забыть. Но иногда он всплывал перед глазами. Потому что ничего страшнее с Марком никогда не происходило и вряд ли произойдет. Вадим мог вынашивать месть долго и тщательно к ней готовиться. Он всегда и все превращал в изысканную тонкую игру. Любой его шаг напоминал ход на шахматной доске, где продуман каждый последующий шаг. Огинскому это доставляло наслаждение. Притом он проверял на вшивость как противника, так и себя. Это случилось пять лет назад, когда Огинский начал подбираться к нефтяной компании известного магната Швецова и постепенно обрушивать акции последнего, чтобы потом скупить их и отобрать контрольный пакет, подмять под себя и слить со своим концерном. Проблема в том, что Швецов был резидентом другой страны, и, для того чтобы подорвать авторитет магната, Огинский расшатывал механизм изнутри подставными людьми, которые должны были привести Швецова к полнейшему краху после намеренных мелких махинаций… Но случилось нечто непредвиденное, и некто раскрыл все замыслы Огинского его жертве. Началось расследование и посыпались обвинения в финансовых махинациях. Сделал это некто очень близкий к Огинскому… Ни разу Вадим не показал своему однокласснику, что подозревает его в предательстве. Наоборот, он приблизил его еще ближе и даже увеличил зарплату. А перед днем рождения Лейбовича, в январе, пригласил Марка на горнолыжный курорт. Все включено, шикарный деревянный домик высшего класса, девочки, дорогущая выпивка. Все за счет компании. Праздник обещал быть шикарным, и Марк расслабился, он отправлял жене фотографии с природы, покупал детям сувениры и трахал ночью элитных шлюх, которых они привезли с собой. Огинский подарил другу ключи от новенькой квартиры и поздравил с беременностью Нины.

Утром, после веселья, Огинский поднял Марка с постели и позвал его на прогулку в горы на лыжах. Взобраться на одну из вершин и водрузить там флажок с именем Марка. Свежий и подтянутый Огинский в майке на голое накаченное тело, пахнущий дорогим парфюмом и гладко выбритый, казалось, не пил полночи виски и не трахал шлюху, которая завывала из его спальни как заведенная, выкрикивая его имя и оглушая Марика, пихающего нестоящий после обильного излияния член блондинкам в широко раскрытые рты и проклинающего про себя гребаного Огинского, у которого сучка, казалось, подыхала от множественных оргазмов. А может, и подохла, потому что утром он ее в домике не увидел, как, впрочем, и ее вещей.