Пустынная песня (ЛП) - Лёвенштейн Карола - Страница 53

— Сельма, — настоятельно произнёс Торин. — Мимо моей матери не пройдёшь. Она сама лично тебя задушит, если поймает в нашем доме, и я не шучу. Она злиться, и, если ты приблизишься к ней, она выпустит на тебе весь свой гнев, а твои силы сейчас — просто шутка. Ты даже не сможешь защититься.

— Это того стоит, — сказала я.

— Тебе жить надоело, — ответил Торин, а я только кивнула.

Что мне сказать ему о том, как я себя сейчас чувствовала. Возможно, он понимал это до некоторой степени, в конце концов, Адам его брат. Но по-настоящему не мог осознать, что у меня на душе.

— Я бы тоже этого захотел, — сказал Лоренц. — На твоём месте чувствовал бы себя точно также.

Он бросил на Этьена любящий взгляд, и я сглотнула, когда поняла, что оказалась сегодня исключительно среди счастливых парочек. Пока мы говорили о профессорах, специализациях и о том, как нам помочь Константину Кронворту, я весь вечер даже этого не замечала.

— Да, — ответила я и посмотрела на часы.

Была почти полночь, и внезапно я захотела остаться одна. Я чувствовала себя с боку припёку из-за испытываемого одиночества и боли. Я не хотела увлечь их за собой в отчаяние, но и не желала дольше смотреть на их счастье.

Под предлогом, что мне нужно размять ноги, я встала и ушла из дома Седони. Я медленно шла по тёмным переулкам. В Беларе было тихо и пусто, многие жители уехали на Новый год в места, которые обещали больше развлечений. Я слышала смех Ширли и Лоренца, эхом отдающейся от крыш домов, звук непринуждённой радости, которому я в этот момент завидовала.

Да, я тоже хотела снова стать счастливой, отбросить тяжёлую ношу печали и снова радоваться. Но без Адама я никогда не стану по-настоящему радостной и счастливой. Я шла всё дальше и дальше, пока не вышла за стены города и не оказалась в пустыне. Мне навстречу повеял холодный ветер, и, когда я стояла одна в темноте, мне стало немного холодно.

Ветер стал слабее, но всё ещё продувал дюны, на которых лежал бледный свет полной луны, с тихим шелестящим звуком. Я решительно подумала об Адаме и попыталась открыть сердце. Все воспоминания о нём снова наполнили мой разум: как мы познакомились, будучи ещё детьми, как он стал моим лучшим другом и духовной поддержкой во все тяжёлые времена в прошлом и как мы выбрали друг друга, хотя всё было против нас.

Я попыталась вспомнить звук его голоса, его гордость, горящий взгляд глубоких, синих глаз, тёплое покалывание в животе, которое всегда появлялось, когда он находился близко. Я пыталась вспомнить всё, потому что чувствовала, что мои воспоминания начинают блекнуть, а я не могла и не хотела отпускать его, даже если это также означало, что мне придётся жить с болью его отсутствия. Я долго стояла в пустыне и слушала пустой шёпот ветра. Когда я наконец вернулась к дому Седони, уже начало светать, и я почти не могла поверить в то, что действительно пережила Новый год.

Дни после Нового года были трудными, и я обрадовалась, когда каникулы закончились, и в Тенненбоде снова началась повседневная жизнь.

Но во время праздников мало что изменилось. Уже во время завтрака Скара сидела, хихикая, со своими подружками за одним из круглых столов и лопала мюсли, в то время как Рамон ждал возле дверей своего выхода, чтобы отнести сумку Скары на лекцию.

Торин рассказал мне, что Рамон ненавидел это, но Леннокс пообещал ему новой мотоцикл, если тот примет участие в этом спектакле. Торин рассмеялся и сказал, что Леннокс просто хочет уйти с линии огня, потому что уже смекнул, что ему угрожает та же участь, если Рамон выйдет из строя телохранителей.

— Скажи, Дульса, — сказала за завтраком Ширли, наблюдая через край газеты за Скарой, которая как раз хихикая перебросила через плечо свои каштановые волосы и подмигнула Рамону, как будто обоих связывали глубокие и близкие узы дружбы. — Есть какие-то новости?

— Не особо, — жуя ответила Дульса, и подняла взгляд с газеты. — Они объявляют о соревнованиях драконов. Ладислав Энде хочет, наконец, осчастливить Объединённый Магический Союз, а именно, дату соревнования назначили уже на май, но этого стоило ожидать. Грегор Кёниг ведь недавно обмолвился, что соревнования уже скоро.

— Ага, — сказала Ширли, и выглядела так, будто её совсем не интересуют соревнования драконов.

— Тебе ведь нравиться Рамон, верно?

— Эм, — Дульса покраснела и удивлённо подняла взгляд с газеты. — Верно, но не думаю, что я действительно ему интересна.

— Ах ерунда, — сказала энергично Ширли. — Ты ему нравишься, и кроме того, пришло время снова спустить Скару с небес на землю.

— Нет, — испугалась Дульса, которая догадывалась, какой план придумала для неё Ширли.

— Почему нет? — спросила Ширли.

— Это нереально, — попыталась урезонить её Дульса.

— Почему нет? — допытывалась Ширли. — Я навела справки и выяснила, что ты хоть и ведешь себя всегда как плебейка, но на самом деле ты патриций. У тебя есть все права пойти туда и поцеловать Рамона.

— Ты тоже патриций, — вздохнул Лоренц. — Я окружен дворянами. Боже ты мой.

Я удивленно взглянула на нее.

— Ты патриций? Правда?

— Да, она патриций, — энергично ответила Ширли. — Тебя не удивило, почему во время выборов у нее в руках не было папки с зажимом?

— Верно, — задумчиво сказала я.

Я не обратила на это внимание.

— Ширли! — укоризненно сказала Дульса, подняв взгляд. — Хватит уже. Мне не нравится об этом распространяться. Мы не богатая семья, и, честно говоря, никто в нашей семье ничего не хочет знать обо всех этих глупостях, которые устраивают патриции. Я не хочу посещать балы, не хочу, чтобы мне что-то дарили, только потому, что я, к счастью, родилась с серебренной ложкой во рту. Моя мать всегда придавала значение скромности и тому, чтобы мы росли нормально, и я ей за это благодарна. Я сама стала бы себя ненавидеть, если бы была такой, как Скара.

— К счастью, у тебя есть мать, которая вырастила из тебя разумного человека, но Скаре с этим не повезло. Она испорченная и далёкая от реальной действительности истеричка. Пришло время показать ей границы и заставить понять, что она не может делать всё, что пожелает, — Ширли вызывающе смотрела на Дульсу. — Впрочем, это не слишком большая жертва. Тебе нравится Рамон, а ты нравишься ему.

— Только потому, что между тобой и Торином вспыхнула любовь, это необязательно потенцированный рецепт и для меня, к тому же, это не мой стиль.

Дульса недовольно сложила газету и задумчиво переводила взгляд то на Скару, то на Ширли, туда-сюда. Я точно видела, как Ширли прикусила губу, чтобы не напирать на Дульсу. Это ничего не даст, Ширли тоже это поняла.

Затем Дульса взяла в руку чашку с чаем и медленно его выпила, в то время как её взгляд теперь метался между Скарой и Рамоном. Даже если с Дульсой произошло за последние недели удивительное превращение, и она стала более уверенной в себе и вовсе уже не была невзрачной женщиной, теперь я увидела, что глубоко внутри она всё ещё испытывает робость и идея подойти к мужчине и просто так с ним заговорить, была для неё не вариантом, не говоря уже о том, чтобы поцеловать его как в фильме. Так, как это представляла себе Ширли.

В этот момент Рамон перевёл взгляд на нас, скользнул по нашему столу и нашим лицам и на некаторе время остановился на Дульсе. Его высокая и крепкая фигура, обтянутая кожей и с той же загадочной аурой, какая была присуща всем братьям Торрел, не слишком вписывалась в окружение студентов.

Скара внезапно щёлкнула пальцами и энергичным жестом подозвала к себе Рамона. Не только я заметила страдальческое выражение в его карих глазах. Я с надеждой посмотрела на Дульсу и внезапно увидела сияние в её глазах, решительный блеск, которого прежде не было.

— Ты права, — наконец решительно сказала она, и я увидела, как исчезло её застенчивое «я», словно туман на ветру и там заняло место нечто другое — воинственная и стойкая черта.

Она поставила чашку на стол, когда Рамон в тоже время медленно направился к Скаре. Затем встала и неспеша пошла прогулочным шагом в середину восточного зала, так что примерно в двух метрах от стола Скары преградила Рамноу дорогу. Это выглядело как бы случайно, словно она направлялась к небольшому буфету у окон, чтобы взять себе ещё одного скрипыша.