Сколько стоит корона (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна - Страница 24

Он не успел меньше чем на минуту -- на каких-нибудь двадцать ударов сердца. Тот, кто сидел в кустах, натянул лук и выпустил стрелу вперед на поляну. Закричали.

Не позволяя себе думать о том, что произошло, Дойл с наскока ударил стрелявшего рукоятью меча по затылку, и тот, всхлипнув, завалился на землю. Понукая коня, Дойл выскочил на поляну и замер.

Эйрих был невредим -- он стоял как будто в растерянности, держа в руках драгоценную корону. Его конь нервно бил копытом в стороне. Лошади теней тоже разбрелись в разные стороны, а две тени склонились над кем-то, лежащим на земле. Над третьим тенью.

 -- Дойл! -- негромко сказал Эйрих. В его голосе не было и тени страха -- только печаль.

Бросив повод, Дойл спешился и подошел к брату. Внимательно осмотрел. Потом изучил поляну и выдохнул. Не было нужды спрашивать, что произошло. По вытоптанной сухой траве, по обломку второй стрелы и по умирающему тени он и так все отлично понял. Два выстрела: напугать лошадей и лишить жизни короля. Расчет стрелявшего был верным -- испуганные кони неуправляемы, пока их укротят, можно сделать не один, а двадцать выстрелов. Он не рассчитал только того, что тени были приучены закрывать сюзерена своим телом. Безупречная охрана. Из воспитывали в одном из монастырей Всевышнего - из сирот и подкидышей с малых лет растили тех, кто мог без колебаний умереть за корону.

Дойл подошел к ним, велел:

 -- В кустах лежит убийца. Сходите за ним -- и осторожно, мне он нужен живым.

И только когда один из теней поднялся и направился к орешнику, Дойл позволил себе взглянуть в лицо умирающему. Террансу оставалось жить считаные мгновения. Если бы он открыл глаза, Дойл, наверное, наклонился бы над ним, сжал бы ему руку и высказал благодарность за спасение короля. Но тень еще раз дернулся, захрипел и затих, так и не придя в сознание.

Следом пришла еще одна плохая весть. Тень вернулся не с пленником, а с его телом. Свалил на землю, перевернул на спину -- обычный бродяга-наемник, каких десятки в переулках Шеана. Удар рукоятью был слишком силен -- Дойл размозжил ему череп.

 -- Кто он? -- спросил Эйрих ровно.

 -- Никто, -- отозвался Дойл. -- Я изучу его тело, возможно, найду какое-нибудь клеймо, но он все равно никто -- послушная кукла, которой за твою жизнь заплатили золотом.

Ему хотелось завыть от злобы и отчаянья -- он сам, собственными руками уничтожил единственного человека, который мог хоть что-то знать о заговоре и о тех, кто за ним стоит. Он прошипел:

 -- Проклятье!

Эйрих приблизился к трупу Терранса и произнес:

 -- Прими Всевышний его душу в своих садах, -- потом подошел к своему коню, все еще горячащемуся. Один из теней придержал ему стремя. Второй помог сесть Дойлу. И вовремя -- едва они собрались выезжать, как на поляну выскочил милорд Ойстер. Дойл напрягся, чувствуя, как замедляется ток крови в венах. Что он здесь ищет и зачем приехал? Мгновение растерянности -- и тут же улыбка и восклицание:

 -- Ваше величество, мы потеряли вас в пылу охоты!

 -- Значит, мало в вас внимания к королю, -- тихо заметил Дойл.

 -- Что вы, милорд Дойл, -- как-то испуганно пробормотал толстяк.

Эйрих взглянул на Ойстера, потом перевел взгляд на Дойла и шире распахнул глаза, не веря тому, о чем ему молча сообщил Дойл. Качнул головой, как бы говоря, что это невозможно. Потом его брови сошлись к переносице, профиль стал хищным, как у венчавшего его корону орла, губы слились в тонкую жесткую линию.

 -- Милорд Ойстер, спешьтесь, -- велел он.

В глазах милорда заплескался страх, смешанный с надеждой. Он неуклюже сполз по конскому боку, отряхнул шикарный камзол и поклонился, всем видом показывая готовность услужить королю. Дойл обернулся к теням и указал на замершего в полупоклоне Ойстера, одновременно с этим приказывая:

 -- Взять милорда Ойстера под стражу и с величайшей осторожностью проводить в мой шатер.

Толстяк надеялся спастись. Забормотал что-то про ошибку, потом закричал про невиновность, но Дойл уже не слушал. Тени спеленали его узкими тонкими веревками из конского волоса, которые всегда носили с собой как часть формы.

 -- За трупами вернетесь позднее, -- сказал Дойл, и Ойстера увезли.

Когда последние посторонние глаза исчезли, Эйрих опустил голову и сгорбил спину, словно корона оказалась слишком тяжелой и стала тянуть его к земле.

 -- Брось, -- заметил Дойл, -- на войне люди умирали сотнями.

 -- Мне следовало лучше слушать тебя, братишка, -- почти беззвучно ответил Эйрих и прибавил громче, выпрямляясь в седле: -- я хочу знать, кто за этим стоял. Все имена. Все мотивы.

 -- Узнаешь не позднее завтрашнего утра. Милорд Ойстер вряд ли станет молчать слишком долго.

В лагерь вернулись вместе со свитой -- о произошедшем еще никто не знал, и милорды были весьма оживлены и обсуждали подстреленного оленя. Эйрих раздавал улыбки и ликовал с остальными -- как и полагалось доброму королю. На мрачного и настороженного Дойла, к счастью, мало кто обращал внимание.

Едва он убедился, что Эйрих под надежной охраной все еще бледных после болезни, но уже крепких и сильных теней, он направился в свой шатер, где на земляном полу его ждал милорд Ойстер. Тех полутора-двух часов, которые прошли со времени его ареста, хватило, чтобы он растерял свои улыбки и ужимки и начал трястись от страха.

Дойл опустил полог шатра, шуганул Джила, чтобы не мешался, велел двум теням стоять у входа и опустился рядом с Ойстером на одно колено.

 -- Милорд Дойл! -- забормотал он. -- Я не знаю, в чем вы меня подозреваете, но я клянусь...

Дойл остро пожалел, что палачи и отец Рикон остались далеко в Шеане. Он был бы рад сейчас любому из них. Но их не было, поэтому он вытащил из-за голенища сапога кинжал и произнес:

 -- Не раздражай меня скулежом, Ойстер. Лучше расскажи подробно, кто надоумил тебя убить короля?

Ойстер затряс головой и начал клясться матушкой и Всевышним. Когда кончик кинжала коснулся его щеки, он заплакал.

 -- Разденьте его, -- велел Дойл теням, и один из них споро разрезал на толстяке одежду, обнажая рыхлое розовое тело, больше подходившее какой-нибудь матроне, а не благородному мужчине. Тело затряслось от холода.

 -- Деван Ойстер, -- сказал Дойл негромко, -- ты можешь сейчас еще немного поспорить со мной. Можешь говорить, что ни о чем не знаешь.

Он поймал испуганно-злой взгляд.

 -- Я тебе не поверю, разумеется. Мне придется сделать тебе больно. Например, -- Дойл коснулся кинжалом его жирной груди, -- я могу срезать тебе часть кожи. Это больно, но быстро проходит. Или могу отрезать ухо, -- вслед за этими словами он провел лезвием по уху милорда. -- Это значительно больнее и мало поправимо. Или, -- чтобы продолжить, ему пришлось преодолеть естественный приступ отвращения, -- я могу тебя оскопить. Это настолько больно, что можно умереть.

Ойстер заскулил как собака. Дойл поднялся и отошел в сторону, отчетливо давая Ойстеру понять, что он наг, слаб и беззащитен. В воздухе резко запахло мочой и испражнениями, и Дойл тяжело сглотнул, напоминая себе, что рядом почему-то нет очереди из тех, кто сделал бы за него -- неженку эдакого -- столь приятную работу.

 -- А тем временем те, кто тебе помогал и, может, даже советовал подослать к королю убийцу, сидят с ним за столом. Пьют вино. Жрут мясо. Разве это справедливо, Деван?

Девану Ойстеру хватило десяти минут уговоров и одной тоненькой царапины на обширном животе, исторгнувшей из его глотки вопль боли, чтобы начать не просто говорить, а заливаться клекотуном, да так, что Дойл пожалел об отсутствии писаря. Потому что поэма выходила знатная.

Глава 15

Когда Ойстер закончил рассказ, Дойл подавил страстное желание перерезать ему глотку, чтобы никогда больше не видеть. К сожалению, пока он нужен был живым -- чтобы в столице захватить остальных сиятельных мерзавцев, вообразивших, что без короля им будет жить значительно вольготней.