Жестокий принц - Блэк Холли - Страница 61

На вкус — кислое вино.

Наступает момент, когда он сдается и привлекает меня к себе, несмотря на кинжал. Он целует меня крепко, с каким-то исступленным отчаянием, погрузив пальцы в мои волосы. Наши уста сливаются, языки переплелись. Это как борьба. Только мы боремся за то, чтобы проникнуть внутрь друг друга, влезть в чужую кожу.

И в этот момент меня охватывает ужас. Что за безумная мысль — наслаждаться его отвращением? Но что еще хуже, гораздо хуже — мне нравится это. Мне все нравится в этом поцелуе — знакомый зуд страха, осознание того, что я наказываю его, подтверждение, что он меня хочет.

Кинжал в руке становится ненужным. Бросаю его на стол, краем глаза отметив, что острие втыкается в дерево. При этом звуке Кардан пугается и отстраняется от меня. Губы у него розовые, глаза темные. Он видит клинок и разражается испуганным лающим смехом.

Этого достаточно, чтобы я отступила. Мне хочется посмеяться над ним, указать на его слабость, не проявляя своей, но я не доверяю своему лицу — на нем написано слишком много.

— Ты это себе воображал? — спрашиваю я и чувствую облегчение, потому что вопрос звучит достаточно резко.

— Нет, — отвечает он бесцветным голосом.

— Скажи мне, — требую я.

Принц как-то печально качает головой.

— Не скажу, разве что ты действительно соберешься заколоть меня. И даже тогда, наверное, не скажу.

Я иду к столу Дайна, чтобы нас разделяло какое-то расстояние. Кажется, меня распирает изнутри, а комната внезапно словно стала меньше. Своим ответом он чуть не заставил меня расхохотаться.

— Хочу сделать предложение, — говорит Кардан. — Я не собираюсь возлагать корону на голову Балекина, чтобы потерять свою. Проси что хочешь для себя, для Двора теней, но потребуй что-нибудь и для меня. Пусть даст мне земли подальше отсюда. Скажи, что вдали от него я буду вести восхитительно безответственную жизнь, и ему не придется даже вспоминать обо мне. Может произвести на свет какое-нибудь отродье, назначить его наследником и передать корону Верховного Короля. Скорее всего, его ублюдок перережет папочке горло, согласно новой семейной традиции. Мне все равно.

С удивлением приходится признать, что ему удалось продумать достаточно приемлемую сделку, хотя он и провел ночь пьяным и привязанным к стулу.

— Поднимайся, — говорю я ему.

— Значит, не боишься, что я убегу? — спрашивает он, вытягивая ноги. От его остроносых башмаков отражается свет, и я подумываю, не отобрать ли их, потому что их можно использовать как оружие. Потом вспоминаю, насколько плохо он владеет мечом.

— После нашего поцелуя я так околдована тобой, что едва держусь, — отвечаю я со всем сарказмом, на который способна. — Моя единственная забота — сделать все, чтобы ты был счастлив. Конечно, я потребую для тебя всего, что угодно, если ты меня снова поцелуешь. Давай беги. Стрелять тебе в спину я точно не стану.

Кардан хлопает ресницами.

— Ты лжешь прямо в глаза, и это несколько обескураживает.

— Тогда позволь сказать правду. Ты потому никуда не собираешься бежать, что бежать тебе некуда.

Иду к двери, открываю и заглядываю в соседнюю комнату. Бомба лежит на койке в спальне. Таракан смотрит на меня, подняв брови. Призрак дремлет в кресле, но сразу просыпается, когда я вхожу. Чувствую, что вся горю, но надеюсь, что по мне не видно.

— Допросила маленького принца? — спрашивает Таракан.

Киваю.

— Кажется, теперь я знаю, что делать.

Призрак бросает на Кардана пристальный взгляд.

— Так мы продаем? Покупаем? Или выпотрошим?

— Я собираюсь прогуляться, подышать свежим воздухом, — отвечаю я.

Таракан вздыхает.

— Мне просто надо привести мысли в порядок, — добавляю я. — Потом все объясню.

— Объяснишь? — Призраку хочется знать, он сверлит меня взглядом. Кажется, он думает о том, что обещания слишком легко слетают с моих губ. Я разбрасываю их, как заколдованное золото, которое во всех кассах города неизбежно снова превратится в пригоршни сухих листьев.

— Я говорила с Мадоком, и он предложил мне все, что захочу, в обмен на Кардана. Золото, магию, славу, что угодно. Первая часть сделки заключена, а я даже не сказала ему, что знаю, где находится потерянный принц.

При упоминании о Мадоке Призрак кривит губы, но молчит.

— Так за чем задержка? — спрашивает Таракан. — Мне все эти вещи нравятся.

— Как раз сейчас я обдумываю детали. А вы должны сказать мне, чего хотите. Только точно — сколько золота, чего еще. И запишите.

Таракан кряхтит, но, похоже, не собирается возражать. Своей когтистой рукой делает Кардану знак, приглашая вернуться к столу. Я убеждаюсь, что все острые предметы лежат там, где я их оставила, и направляюсь к двери. У порога оглядываюсь и вижу, что Кардан проворно собирает карты со стола, но не сводит с меня мерцающих черных глаз.

Иду к Озеру масок и сажусь на один из черных валунов у кромки воды. Заходящее солнце заливает небо огнем, пламенеет на верхушках деревьев.

Довольно долго просто сижу и наблюдаю, как волны плещутся о берег. Дышу глубоко, чтобы мысли улеглись и в голове прояснилось. Надо мной птицы щебетаньем созывают друг друга, устраиваются на ночевку; я замечаю, как в дуплах деревьев зажигаются мерцающие огни — просыпаются феи.

Если только я смогу что-нибудь сделать, Балекин не станет Верховным Королем. Он жесток и ненавидит смертных. Из него получится ужасный властитель. Сейчас существуют правила, которые регулируют взаимодействие с миром смертных, но эти правила можно изменить. Что, если отменят обязательные сделки и людей начнут просто воровать? Забирать кого угодно и когда угодно? Некогда так и было; кое-где и сейчас так делают. Верховный Король способен изменить оба мира к худшему, он может благоволить Невидимым Дворам, может на тысячи лет посеять раздор и ужас.

Что случится, если я передам Кардана Мадоку?

Он посадит Оука на трон и станет править как регент, склонный к тирании и жестокости. Начнет войну против Дворов, которые откажутся присягнуть трону. Воспитает Оука на кровопролитиях, и тот превратится в подобие Мадока или, возможно, в подобие Дайна, более скрытного, но такого же жестокого. И все равно Мадок будет лучше Балекина. Он заключит честную сделку со мной и с Двором теней — хотя бы ради меня. А я, что буду делать я?

Например, исчезну вместе с Виви.

Или выторгую себе рыцарство. Останусь и буду защищать Оука, попробую оградить его от влияния Мадока. Конечно, у меня мало возможностей для этого.

Что случится, если я удалю Мадока из этой схемы? Тогда Двор теней не получит золота, торговаться будет не с кем. Придется как-то добывать корону и возлагать ее на голову Оука. И что потом? Мадок все равно станет регентом. Я не сумею остановить его. И Оук будет слушаться его. Мальчик станет марионеткой, жить ему придется в условиях постоянной опасности.

Если только каким-то способом не короновать его и увезти из Волшебной страны. Он станет Верховным Королем в изгнании. А когда вырастет и будет готов, может вернуться в ореоле власти, символом которой является корона Зеленого вереска. До возвращения Оука Мадок сумеет справиться с Волшебной страной, но у него не будет возможности воспитать мальчика таким же кровожадным и воинственным. Не будет абсолютной власти, которую он получит в качестве регента при Верховном Короле. А если бы Оук получил поддержку мира людей, то можно надеяться, по возвращении в Волшебную страну сохранил бы доброе отношение к тому месту, где вырос, и к тем людям, с которыми там встретился.

Десять лет. Если мы удалим Оука из Волшебной страны на десять лет, то он вырастет такой личностью, какой и должен быть.

Конечно, к тому времени может получиться и так, что ему придется отвоевывать трон. Кто-нибудь — вероятно, Мадок или Балекин, или даже кто-то из малых королей и королев, — сумеет засесть на троне, как паук, и сплести паутину собственной власти.

Искоса смотрю на черную поверхность воды. Если бы только существовал способ сохранить трон незанятым достаточно долго, пока Оук не достигнет зрелого возраста вдали от всех этих войн, планируемых Мадоком, вдали от всяких регентов.