Мышеловка для кота (СИ) - Николаева Ольга - Страница 32

Белье тоже придется новое покупать… Лоскутки когда-то красивого комплекта, истерзанные, свалились к ногам. Вот зачем его, спрашивается, рвать, когда оно замечательно снимается? Можно даже одной рукой, если вторая занята.

Наверное, для того, чтобы не позволить отвлечься на такие мелочи, не дать шансов притормозить.

А мир окружающий не только разгонялся, увлекая с собой и меня, он еще начал раскачиваться и крутиться… Галлюцинации? Нет, это Кир снова куда-то меня поволок, заставив схватиться руками за плечи, ногами — за талию. На самом деле, понятно, куда и зачем, но осталась надежда, что заблудится. А потом отстанет от меня, наконец…

Надежда на освобождение, которая, по идее, умирать не должна, безвременно испустила дух. Как только я спиной горизонтальную поверхность ощутила, так она меня и покинула. Краткий момент просветления в мозгах, давший возможность собраться с силами, закончился тут же.

Кир на секунду замешкался, скинув остатки одежды, и опустился рядом со мной. Прижал телом, отрезая все возможности вывернуться. Моё тут же отозвалось, так естественно, будто мы вместе проводили каждую ночь. И это вызвало новый приступ беспричинной обиды. На глупость и неправильность жизни, на Кирилла и на себя. Почему я так остро на него реагирую? Больше ни на чью близость, тем более, такую, почти невинную, я так не отзывалась. Приходилось настраивать саму себя, чтобы не зря партнер старался. А тут…

Я ведь искренне не хотела так легко поддаваться его желанию! И никто от меня не требовал отчаянно выгибаться лишь от того, что Кир нечаянно пощекотал дыханием какой-то участок тела, а потом процарапал отросшей щетиной жгучий след на губах и щеке… И я так старалась не замечать в том, как он дышит, какой-то исступленно-злой и жадный голод, заводящий намного быстрее, чем тонны бессмысленных и глупых слов, что раньше приходилось слышать от кого-то… Не от него. И губы закусывала до боли, чтобы не показать, как невозможно остро чувствуется… Все — слишком остро и слишком больно от понимания, что все — неправильно…

Я так надеялась, что он быстро дойдет до конца и успокоится, и оставит меня в покое. Ха. Кир, будто угадав мои мысли, задался другой целью. Останавливался, прекращал движения, а затем разгонялся заново, разгоняя меня до последнего предела. Сквозь неплотно сомкнутые веки видела — наблюдает, ждет, не успокоится, пока не добьется своего…

А я так не хотела отдавать ему эту победу… Дело принципа, пусть и глупого, и он его все равно не понял бы, никогда… Но ведь знала же, с самого начала знала — от его настойчивости никуда не денешься, либо он сдохнет от перенапряжения, либо я, наконец, сдамся.

Меня колотило крупной дрожью, все тело, вплоть до кончиков пальцев, болело, требовало разрядки, и спорить с этим уже было невозможно, но… чего-то, совсем немногого, не хватало. Может быть, просто согласиться с происходящим?

Кир, похоже, уловил какую-то перемену, а может быть, просто совпало… Нашел горячими губами мочку уха, прикусил, шепнул "Лиза, давай, расслабься, уже пора…"

Будто ждала этого тихого приказа…Оказывается, удовольствие может быть и таким — граничащим с болью, когда слишком остро и чересчур мощно, и забываешь, как дышать, и веки не слушаются, и новые касания будто жалят уставшую от ощущений кожу, и голову не поднять, от налившейся тяжести…

Осколки сознания вертелись в темноте калейдоскопом, не желая возвращаться на место. Мне нравилось. И я была бы не прочь остаться надолго — вот так, расслабленной и без мыслей.

Но чей-то голос мешал этому, что-то произносил, настойчиво заставляя прислушаться… Кирилл… Даже сейчас не мог угомониться…

— Ну, вот… А ты все пряталась, дразнилась… Зачем? Хорошо же всё… — Он ласково перебирал волосы, видимо, довольный, и собой, и мной.

Приоткрывшиеся, было, глаза снова закрылись. Не было желания его видеть. Молодец. Доказал, наказал, воспитал. Глупую и своенравную девочку Лизу. И доломал до конца жалкие остатки иллюзий, согревавших меня долгие два года. Осознанных выдумок, спрятанных глубоко, даже от себя. Иллюзий, ни хрена не похожих на реальность…

Снова накрыло ощущением неправильности, теперь — неодолимым. Слезы наворачивались долго, надеялась, что спрячу. Не вышло. Потекли, не останавливаясь, горячим ручейком.

Кир запнулся. Рука застряла в волосах, забытая на время. Бросился вытирать, обеспокоенно спрашивая:

— Что? Что не так, Лиза? Тебе больно, скажи? Что я сделал не так?

— Все не так, Кирилл. Все. Зря мы снова встретились. Ни к чему оно… — Отвернулась, закапываясь под одеяло. Не желая больше ни голос его слышать, ни ощущать прикосновений.

Он замер на время, все еще пытаясь обнять, прижаться. Я дернулась в сторону.

— Черт. Как же с тобой сложно, Лиз…

— Потому, что вообще не нужно было связываться. Ни тебе, ни мне.

Глава 4

Редко приходилось просыпаться рядом с мужчиной. С Киром, вообще, никогда не приходилось. Не жалела об этом раньше, и сейчас не расстроилась бы, если смогла бы избежать такой радости. Но деваться мне было некуда. Нужно быть полной идиоткой, или семнадцатилетней восторженной девочкой, чтобы податься в ночи из незнакомого дома в неизвестном направлении. Ни к дурочкам, ни к несовершеннолетним себя не причисляла. Хотя, признаться, был порыв сорваться и убраться подальше. Благо, хватило ума сообразить, что Кирилл догонит, а от себя и вовсе не убежишь.

Потому — порыв погасила на корню, зубы сжала, чтобы не начать хамить соседу по кровати. Все-таки, ругань перед сном — точно, не залог хорошего отдыха. Единственное, на что меня хватило, это попросить его убраться из помещения и не засорять атмосферу своим присутствием.

Кир, как-то, видимо, потерялся. От того, что праздник взятия Елизаветы Вздорной оказался не очень радостным. Был подозрительно тихим и на все согласным. Собрал манатки, выдернул из комода подушку и убрался вон. Проскреблась мыслишка, что в доме, вероятно, больше нет ни одной постели. И комнат нормальных нет. Зато есть диван на кухне. На этом мыслишка убрела туда же, откуда и пришла.

А я провалилась в сон. Как в яму.

Из этой ямы меня бесцеремонно выдернули руки, подтягивающие под бок. К горячему телу, подозрительно пахнущему одеколоном Кирилла. Так-то, сомнений не было, что и одеколон, и руки, и тело принадлежат этому самому товарищу. Но я была к нему повернута затылком, на котором, как известно, нет глаз. И мне отчаянно хотелось верить, что все, произошедшее ночью, приснилось. А за спиной лежит кто-то другой. Согласилась бы даже на Виктора…

Но тот не умеет так нагло будить, бессовестно загребая своими лапами… Хотя, я не знаю, как Витька ведет себя по утрам, ни разу не оставалась…

Лапы, похоже, проснулись вместе с хозяином и характер движений сменился, стал более ласковым, но от того — не менее раздражающим.

Резко дернулась, зацепила, похоже, затылком и локтем Кирилла, он зашипел возмущенно, зато я вывернулась.

Он тут же навис надо мной, опираясь на локти и потирая ушибленный нос.

— Ты зачем дерешься? Доброе утро. — Он мог бы казаться милым, если бы уже не раздражал. Фактом своего присутствия.

— А кто тебе разрешил меня лапать с утра? Сам напросился. И утро не доброе, это тебе спросонья кажется. — Дурное настроение быстро возвращалось.

— Лиз, ты такая смешная с утра… Шипишь, как котенок, которого обрызгали водой, а глаза такие злююючиееее… — Он улыбался, так сонно и мило. И даже, как будто, без тени насмешки… Протянул руку и… пощекотал. Под подбородком. — Ну, давай, помурлычь уже, что ли…

— Ненавижу людей, которые улыбаются по утрам. Как классового врага. Сто пудов, это они придумали начало рабочего дня с восьми и девяти. И будильники — тоже их рук дело.

— Можешь сегодня на работу не ходить. Поспи еще, раз не выспалась. А потом порепетируем побудку еще раз. Так устроит?

— Жаль, что я сейчас лежу. Иначе, бухнулась бы в ноги, ботинки поцеловать, за такую щедрость…