Угасающее солнце: Кесрит - Черри Кэролайн Дженис - Страница 18

Ньюн опустился на корточки и стал рассматривать зверя. Дус был очень тощим, шерсть свалялась клочьями. На боку зияла открытая рана.

Дус Медая, сбежавший от регулов, от смерти. Полностью истощенный, он не покинул Медая даже после того, как тот умер.

Регулы не могли действовать, как мри. Они были способны на хитрость, на подкуп, на обман, на предательство, на убийство своих молодых, но они не могли убивать взрослых. Они не могли ни убить, ни солгать. Они нанимали мри, чтобы убивать своих врагов.

Этому Ньюна учили те, кто знал хорошо регулов, кто всю жизнь имел с ними дело.

И он верил этому.

И Медай верил.

Он поднялся и пошел обратно в Святилище, сел рядом с телом кузена, сложив руки, и глядел на извилистые линии знаков, в которых была записана история Народа.

Совершено убийство. Убийство тем или иным способом, тем или иным регулом — имя не важно. Кел'ен был убит теми, кому он служил, а дуса морили голодом до тех пор, пока не решили, что его можно выпустить умирать. Только тело вернули Келам. Такое могли сделать только регулы, неспособные скрыть случившееся, открыть свое преступление.

Ньюну очень хотелось рассказать об этом кому-нибудь, посоветоваться с Эдданом, предупредить госпожу. Но у него не было никаких доказательств, кроме дуса, лежащего у дверей. Ну, конечно же, руки регулов и их совесть были чисты. Медай сам сделал то, чего они добивались от него, к чему вынуждали. Ньюн ничем не мог доказать свои подозрения, он не знал мотивов, по которым регулы поступили именно так, заставив Медая покончить с собой.

У Ньюна мелькнула мысль, что по странной иронии он, старый соперник Медая, был единственным из всех, кому тот мог доверить месть за себя, а единственным свидетелем происшедшего был мьюк'ко.

Считалось, что дусы жили лишь настоящим. Они не помнили того, что произошло. Они помнили только хозяина и места, где жили. Дус искал Дом, где он жил, он искал Медая. Он нашел первое и не нашел второго.

8

Когда все еще спали, Ньюн начал готовиться к путешествию в Сил'атен. Он приготовил воду, ритуальную имитацию пищи для мертвого и настоящую пищу для себя.

С трудом он вытащил тело Медая из Святилища и принялся привязывать его веревками к носилкам регулов, на которых его привезли сюда. Дус, сидя у двери, наблюдал за ним, но никаких враждебных действий не предпринимал.

Начали собираться остальные: Эддан и Пасева, и Дахача, и все Келы. Дусы тоже спустились вниз, и мьюк'ко отошел от двери, выйдя на улицу. Там, на солнце, он улегся, положив голову между лап. Зверь впал в глубокое оцепенение.

— Мьюк, — пробормотал Дебас, охваченный страхом при виде лежащего у ворот зверя.

Но Пасева, которая, несмотря на множество убитых ею врагов, была по натуре очень мягкой, вышла и попыталась позвать его, оставаясь на почтительном расстоянии. Дус, рыча, попятился и снова улегся. Это усилие очень утомило его. Прирученные дусы держались в стороне от него. Они были очень возбуждены, ощущая опасность, исходящую от нового зверя. Дусы, окружив келов, приготовились защищать их от нападения врага.

В обращенных к Ньюну взглядах читался безмолвный вопрос. Юноша пожал плечами и продолжал затягивать веревки.

— Он пришел, — сказал Ньюн, — прошлой ночью в святилище. — Он посмотрел на Эддана. — Наверное, за кем-то охотился.

Ужасная догадка мелькнула в глазах кел'анта: Эддан был очень мудр, он мог бы стать сеном. Эддан спокойно повернулся и отдал приказ Пасеве, Лирену, Дебасу и Литу.

— Оставайтесь здесь, — сказал он. — Охраняйте госпожу.

— Эддан, — начала было Пасева. — Госпожа запретила…

— Любой, кто желает остаться здесь, может остаться. Пасева, охраняйте госпожу.

Ньюн, не дожидаясь остальных, двинулся в дорогу. По сопротивлению носилок, которые он волок на веревке, Ньюн понял, что упрямство ему дорого обойдется. Он уже жалел, что госпожа не настояла на своем.

Дус медленно поднялся и побрел следом. Он сделал несколько шагов и снова опустился на землю в полном изнеможении.

Другие дусы следили за ним, все время оставаясь между ним и келами. Они не пошли за скорбной процессией. Они не хотели. Они остались охранять эдун.

Эддан и остальные кел'ейны догнали Ньюна на склоне горы. Они тоже ухватились за веревки. Ньюн не возражал. Он чувствовал себя виноватым за то, что ему приходится принимать их помощь.

Ньюн одной рукой опустил вуаль, чтобы сохранять влагу, выступающую на лице. Зная о предстоящих трудностях, он взял с собой воды больше, чем следовало. Одинокий мри на Кесрит был заведомо обречен. Эта планета годилась только для регулов, не знавших недостатка в технике.

Чрезмерные усилия быстро лишают тело влаги, поэтому лишняя вода не помешает.

Однако никто не сказал, что такое трудное путешествие никому не нужно.

Ни один кел не мог оспаривать решения Матери.

А ведь Ньюн поступил вопреки ее воле — и она могла через Эддана заставить его подчиниться. Но она не сделала этого.

Ньюн не считал это проявлением ее любви к Медаю. Скорее всего она снова выпила комал и уже спала, когда вернулась Мелеин с отказом Ньюна подчиниться. Такова была Интель, госпожа эдуна. Подобное с ней уже случалось.

Непочтительный гнев разгорался в нем. Он отказывался верить в то, что госпожа может быть так безжалостна, так жестока после стольких лет, которые он провел рядом с ней.

Ньюну даже не приходило в голову, что после того, как он ослушался, она может изменить свое отношение к нему.

Ньюн упрямо продолжал идти вперед даже тогда, когда подъем стал круче, острые камни начали впиваться в ноги, холодный воздух обжигал легкие.

Корабли регулов продолжали взлетать в небо. Клокотавшая в них бешеная энергия, скорость невыносимо резко контрастировали с муками горстки медленно бредущих мри. Эти корабли увозили регулов и их добро с планеты, которой отныне будут владеть земляне.

Тропа в Сил'атен вовсе не была тропой. Это был путь меж камней, который хорошо помнили те мри, что хоть раз прошли по нему. Тропа появлялась только тогда, когда требовалось обогнуть большое препятствие. Ньюн знал этот путь, так как на его веку было немало погребений. Зато на его памяти не было ни одной церемонии рождения. Он и Мелеин были последними детьми в Доме. Теперь Ньюн впрягся в веревки в одиночку и, с трудом передвигая носилки по мелким камням и выбоинам, тащился за высокой стройной фигурой Эддана. Он хрипло дышал, легкие его горели. Его готовили к войне, а не к такой работе. Каждые несколько метров подъема давались ему с большим трудом.

— Ньюн, — сказал один из братьев, — давай я ненадолго сменю тебя. — Но Ньюн с негодованием оттолкнул руку помощи. С ним шли старики. Все, за исключением Пасевы, которая осталась охранять эдун. Ньюна мучила совесть, что из-за его глупого упрямства эти старые люди подвергали себя таким мукам. И возможно, кто-нибудь из них не выдержит и умрет по дороге. Скорее всего, госпожа, вынося свое решение, предвидела это, а он был слеп, думал только о себе. Он плохо думал о Медае и теперь сожалел об этом. Постепенно его стали посещать мысли, что он ошибался и во многом другом.

Но теперь уже нельзя было повернуть назад. Он привел их сюда. Он и его упрямство. И он радовался, что его мучения и боль наполняют мозг туманом, не давая ему с полной ясностью осознать свою глупую жестокость к мертвому. Медай не был трусом. Ньюн знал это наверняка. Он был уверен, что его кузен очень долго сопротивлялся своим хозяевам, богам и кто знает, чему еще.

Но как это было, Ньюн не знал.

— Эддан, — тихо позвал он, когда процессия остановилась в тени скалы для короткого отдыха. Песок внизу переливался мелкими искрами в лучах Арайна. Там, где они прошли, осталась глубокая борозда от носилок. И ветер с песком уже набросились на борозду, словно на жертву, быстро засыпая ее.

— Да?

— Мне кажется, ты понимаешь, что регул сказал нам не всю правду о смерти Медая.

Эддан опустил вуаль, жестом выразив свое согласие с Ньюном.