Мерло красное или Мурло страстное (СИ) - Ардмир Мари - Страница 13

Что и требовалось доказать — ему плевать с высокой горки на сплетни и шантаж. Угроз в свой адрес я до сих пор не услышала — это радует. Но чтобы спокойно работать дальше, осталось только кое-что узнать.

— Зачем вы меня подобрали по дороге?

— Решил пообщаться.

— Много узнали? — не сдержала обычного женского любопытства.

— Знаю, почему вы в разводе. — Я не ответила, отстегнула ремень, взяла сумку в руки. Пусть думает, что ему заблагорассудится. Главное, чтоб не приставал.

— Удивительно, — задумчиво произнес он и разблокировал двери, — как с таким характером, вы нашли добровольца в мужья.

— А я удивлена, как будучи крайне недальновидным, вы додумались развестись с Вазиян Олесей. — Не осталась в долгу я.

Все-таки быть учителем в средней школе МО не так уж плохо. Память на учениц и учеников феноменальная и на их судьбы тоже.

— Владимир Александрович, спасибо что подбросили. — Вышла из машины и закрыла дверь. Повернулась чтобы уйти и слышу, как опускается стекло с моей стороны.

— Татьяна!

Крепко сцепив зубы, обернулась с выжидательной улыбкой на лице.

— У него перед показом мандраж. Чтобы снять, зависает в своем любимом клубе.

Стекло поднялось, авто отъехало.

Не «уволил».

Пункт 9: если проблему можно разрешить, не стоит о ней беспокоиться

Попав домой, я забыла об ужине, ванне и более удобной одежде. И первым делом стала искать информацию о любимом месте зависания модельера. Но сеть изобиловала не той информацией, либо я вбивала не те запросы. Промаявшись час с выяснениями нужного ключа, я это дело бросила. Просмотрела старые интервью с ним как видео, так и печатную продукцию, и упоминаний о клубе не нашла. Я предположила, что в честь любимого места препровождения он назвал одно из платьев или же всю коллекцию. Потратив еще два часа, убедилась, что и этот вариант не верен.

С тяжелым сердцем, решилась на звонок его агенту ближе к 12:00 следующего дня, точнее уже этого дня, потому что на дворе давно перевалила за полночь. В ежедневнике по пунктам набросала варианты нахождения его клуба:

Спросить агента, или музу.

От воспоминаний о Раисе меня слегка передернуло. Надо же какие музы нынче непосредственные.

Навестить еще раз моего бесценного информатора уборщицу тетю Юлю.

Втереться в доверие к его личному водителю. Правда, вначале нужно узнать, где прячется сам модельер, что само по себе вызывает сложности.

Ну и самое сверхъестественное. Обзвонить все клубы. Может быть, поделятся ценной информацией или захотят прорекламировать себя. А может быть посчитают информацию конфиденциальной.

И нужно подумать о том. Кому они готовы ее открыть, при каких условиях или на каком основании.

Записав все-все, в третьем часу ночи пошла спать.

Уснуть, как все нормальные люди мне не дал голодный желудок. Его не слышали разве что соседи в конце улицы. Встаю и как медведь-шатун иду к холодильнику. Открываю нашего снежного рыцаря в доспехах, беру колбасу, масло пару помидор, закрываю. Тянусь в шкафчик за хлебницей. Когда уже сделала бутерброд, вспоминаю про вкусный соус в пакетиках. Встаю, иду к холодильнику, а в голове все так же колоколом звучит мысль: «как найти любимый клуб Дмитрия Дьюко?»

«Как же найти!», «Должна быть зацепка!», «Должна я ее увидеть!»

И вдруг рука замирает, вцепившись в ручку холодильника, а взгляд фокусируется на фотке моей племянницы в каком-то столичном клубе. Этой затемненной фотографии уже года четыре, на ней Лиля и три ее закадычные подруги отмечают чей-то день рождения в майские праздники. Помимо счастливых улыбок и не скромных нарядов отчетливо видно, что у всей компании на запястьях ультрафиолетом горит зигзагообразная печать. И в моем мозгу вспыхивает идея. Точнее воспоминание съемки Дмитрия Дьюко в затемненном зале, где он под руку идет с моделью в черном свадебном платье, чтобы поклониться почитающей его талант публике. И на левом запястье модельера идущего из темноты к свету всего пару секунд горит голубой зигзаг. Я выдвинула стул из-за стола, медленно присела и только после этого позволила себе расхохотаться.

Надо же! Наше подсознание умеет работать и в ночную смену и утра, которое мудрее вечера ждать не пришлось. Хотя сколько там осталось до утра…

До утра оставалось немного, странным образом я забыла о голоде и пошла спать. Урчание живота разбудило поздно. Так что бутербродами я завтракала, предварительно проглотив порцию медикаментов до еды, за затем и ту, что идет после. Оделась, допечатав статью от своего личного имени, отправилась в редакцию журнала.

Настроение было приподнятое, состояние почти парящее, вид — так себе. Я не пыталась дать хвалебную оценку и попросту закрыть глаза на такие вещи как полное отсутствие макияжа и какой-либо прически. Скорее я давала себе время окрепнуть свыкнуться с мыслью, что я стою большего, и раньше себя недооценивала. Пока внутри вновь не появится крепкий стержень «Я — ценная личность» наводить марафет не стоит. Во всяком случае, мне. Иначе в минуты горести, когда я не смогу ответить колко, не отобью удар и стану мишенью для дерзких шуточек «доброго» общества, тщательно нанесенная маска макияжа обязательно поплывет на скисшем лице, хорошо подобранный костюм обвиснет на ссутулившейся фигуре, а прическа ляжет паклями.

Так как раздраженная и недовольная собой и своей уязвимостью я непременно ее разрушу извечным движением — растопыренной пятерней зачесать локоны назад. Думая о том, что после этого они будут паклями, расстраиваюсь все больше, сержусь все сильнее и все активнее зачесываю их назад. Плюс кусаю губы, то расстегиваю, то застегиваю блузы или пиджаки, закатываю рукава и начинаю обмахиваться чем-нибудь на подобии веера. Что усугубляет внешний вид, следом за ним внутренние терзания и все начинается вновь. Как по замкнутому кругу.

Так что решено! Вначале лечим внутреннее, а за ним внешнее, если оно к этому времени само не исправится.

А сейчас невзрачно одетая с собранными в ракушку волосами я легко поднялась на третий этаж. Там обошла всех легально работающих, что столпились в коридорах и, не претендуя на всеобщее внимание, направилась к главреду. Его кабинет оказался закрыт, кабинет его зама пуст, а на ресепшене вместо миловидной блондинки двое громко разговаривающих молодых людей. Точнее одного молодого и одного молодящегося. Молодой брюнет с модельной стрижкой щетины — усо-бородкой, очерчивающей рот. Такие давно не в моде, но видимо его это не трогает. Тот, что постарше — блондин или же светло-русый с отросшей челкой на подобии чуба. Лицо треугольного типа, нос перебит. При этом оба в серых штанах и отдающих в розовый цвет рубашках.

Что ж делать, направилась за информацией к ним. По ходу приближения слышу:

— Смотри новенькая. — Молодой стукнул собеседника по ребрам

— Скорее старенькая, — ответил тот без улыбки и обратился к подошедшей мне. — Вы кого-то ищите?

Что ж делаю вид, что ничего не слышала:

— Здравствуйте, мне нужен Глинка…

— Горной породой не торгуем. — Меланхолично оборвал меня молодящийся блондин явно застарелой шуткой, от которой второго перекосило, но он все-таки издал поддерживающий смешок.

— И пиде…, то есть гомосексуалистов среди вас нет, — опередила я шутку над именем главреда Глинка Петра Георгиевича.

Он попытался возразить, но кто ему даст такую возможность?

— Ну а Георгиевича — Победоносца вы давно не видели, так как побед с собой никто не носит.

— Я не… — взгляд блондина с чубом стал цепким.

— Не поняли? Конечно, не поняли. Вам же еще расти и расти до Глинки, чтобы хоть наполовину вылезти из образа гламурного Питера.

— Что?

Издевка была из прошлого контекста о Петре, но это не значит, что ее следует повторять и подтверждать. Вдруг нам еще предстоит вместе работать

— Вы петербуржец, я не ошиблась?

Молодой хохотнул, блондин нахмурился, в точности вторя низкому серому небу северной столицы.