Русалка - Черри Кэролайн Дженис - Страница 63

— Нет. — Саша очень выразительно покачал головой. — Нет, клянусь тебе, не буду.

— Видишь, как трудно бывает понять что-нибудь, когда кто-то проделывает это с тобой? Ведь в данном случае ты отвечаешь за то, что можешь заставить меня сделать что-либо обратное тому, что я делаю, находясь в здравом рассудке. Может быть, ты заставишь меня сломать собственную шею, кто знает? Я действительно оценю твой поступок, если ты не будешь делать такого впредь.

Саша выглядел по-настоящему выбитым из колеи.

— А если ты не прав? Что, если я знаю, что ты ошибаешься?

— А что, если ты ошибаешься насчет моих заблуждений? Уж лучше бы ты был прав, не так ли? А еще лучше ты бы вообще не делал этого так часто, а?

— Это так легко сделать, — сказал Саша, — и так трудно не…

— Я хочу, чтобы у тебя был выбор, — сказал Петр, достаточно уверенный в этот момент в сашиной откровенности, чтобы не сомневаться в себе: он чувствовал жалость к мальчику, и, более того, он неожиданно испугался за его рассудок столь же сильно, как и за свой собственный. Он торопливо обнял Сашу за шею. — Ты, возможно, и прав на этот раз. Тебе только не хватает сдержанности, ты должен следить за собой.

— Извини. — Саша прикрыл глаза и склонил голову. — Я просто боюсь.

— Время приниматься за работу, — сказал Петр и вновь опустил тряпку в котелок и занялся своей рукой, чтобы дать мальчику время вытереть свое лицо. — Ты надеешься, что сможешь не подпустить сюда этого «кто-он-там-такой-на-самом-деле» сегодняшней ночью? Но ведь этого не смог сделать даже Ууламетс.

— Мы не знаем этого.

— Дедушка очень способный колдун, на мой взгляд. Но на этот раз он не приложил должного старания, по-моему. Так что же должны делать мы? Рассыпать соль, зажечь огонь и надеяться?

— Не надо шутить, Петр. Сейчас не до смеха.

— Нет, это время действительно не для этого. — Он обмотал тряпку вокруг руки и пальцами отжал лишнюю воду, которая с шипением закапала на горячую печку. — Но я не говорю, что выводить лодку ночью на середину реки гораздо лучше, чем это твое решение, уверяю тебя.

— Вот что ты должен понять… — сказал Саша. — Петр, я честно признаюсь, что не знаю, что делать. И я не могу поклясться тебе в том, что это моя идея… Я только лишь имею такие ощущения… Меня не оставляет это ужасное чувство, что мы не должны уводить ее домой…

— Домой, — усмехнулся Петр и тут же, заметив, как расстроился мальчик, покачал головой. — Я могу позволить тебе так думать. У меня нет особой любви к этому старику, но я, на самом деле, понимаю… — Петр на мгновенье замолчал, думая про себя о том, что не может воспринимать сумасшедшего старика всерьез, а потом продолжил: -… что он еще не так плох, как мог быть. — И вновь подумал про себя, что уж Ууламетс-то, разумеется мог сделать то, что пытался сделать Саша. — Я могу даже простить его.

Бог мой, подумал он… Что же это я собираюсь сделать с этим мальчиком?

Что если он не так добросердечен, каким кажется, и не так благоразумен, как это можно видеть?

— Если ты хочешь вернуться в этот дом на некоторое время, — спокойно сказал Петр, — прежде чем отправиться в Киев, то мы сможем сделать это. Ведь старик может появиться совершенно неожиданно. Он, вероятно, уже посылает желания очутиться дома тем или иным способом или попасть на лодку. А сейчас мы поужинаем и на всякий случай рассыплем по всей палубе соль. Вероятно, мы должны были бы проделать все это и прошлой ночью. После чего мы можем лечь спать, а утром отчалим и поплывем по реке.

— Мы слишком сильно задели за дно, когда причаливали. Я думаю, что эта отмель достаточно длинная…

— Мы поставим парус, только для того чтобы тронуться с места. Я надеюсь, что он должен чуть-чуть оттащить нас от берега, а может быть, даже и слегка развернуть.

Теперь Саша глядел немного веселее.

— Лучше пожелай, чтобы завтра с утра был хороший ветер, если ты хочешь, на самом деле, что-нибудь сделать.

— Я попытаюсь, — сказал Саша и потер лицо руками. — Но ты правильно заметил насчет соли. Старик оставил нам большую ее часть. Может быть, он даже думал об этом.

— Очень заботливо с его стороны, — заметил Петр.

Они приготовили роскошный ужин все на той же маленькой печке. У них была зажаренная прямо на колоснике свежая только что выловленная из реки рыба: Саша сообразил захватить из дома крючки. Когда они закончили уборку палубы и вытряхнули за борт золу и угли, небо над рекой потускнело, окрашиваясь в последние цвета, и кое-где уже начали проглядывать звезды.

Тем временем, Саша рассыпал поперек палубы соль и серу, от одного борта до другого, а Петр при этом воздержался от своих обычных замечаний, глядя как Саша пытался произнести какие-то заклинания и окуривал палубу дымом: мальчик мог обидеться на это. Но, положа руку на сердце, если соль срабатывала, то он не видел причин, чтобы как-то ограничивать весь ритуал, когда-то проделанный Ууламетсом: бессмысленное бормотанье, пение и все остальное, что казалось ему одинаковым и бесполезным.

А Саша уже взял чашку с водкой и накапал на палубе круг, Петр же наблюдал за этим, уперев руки в бока и выражая определенное любопытство.

— Теперь никакой ветер не найдет здесь и щели, — сказал Саша, — и, кроме того, я не думаю, что вода была бы таким хорошим средством.

После этого он посыпал влажный от водки круг все той же солью и серой, так что он превратился в застывшую корку.

Ловкий малый, подумал Петр.

— Как колдун, — произнес он вслух, — ты сделал неплохую работу.

— Надеюсь, — сказал Саша. — Ведь у тебя еще осталась та маленькая щепотка, которую я давал тебе.

Петр похлопал себя по карману.

— Точно.

Саша посмотрел на него так, словно решал, не смеется ли он, отряхнул руки и поставил чашку с остатками соли и серы внутрь очерченного таким образом круга. Затем протянул Петру чашку с водкой.

— С ней ничего страшного не произошло, — сказал он. — Там просто остатки.

Петр усмехнулся, взял чашку и не спеша выпил оставшуюся в ней водку.

Затем он налил вторую, полную, но посчитал ее последней, так как он не имел никакого желания спать в эту ночь слишком крепко. Они улеглись на палубе, глядя на звезды и прислушиваясь к окружающему, обсуждая между собой планы на завтра, как они отчалят от берега и как, в этом не было никакого сомнения, доберутся до дома еще засветло, или же заблудятся, об этом они тоже не забывали, и о том, как они могут зазимовать здесь, и как можно было бы улучшить сад и огород, и что они могли бы сделать с банькой, как, например, починить на ней крышу.

Он не имел никакого представления ни о садовничестве, ни о плотницких работах. Это все знал только Саша. Саша был очень счастлив, без умолку рассказывая ему о репе, горохе и о починке крыши, и если это отвлекало его от тяжелых мыслей, то Петр был готов сколько угодно слушать его.

Только где-то в самой середине сашиных планов относительно весенней посадки у Петра стали закрываться глаза, и он начал постепенно проваливаться в сон, что, вообще говоря, не входило в его намерения. Он сказал:

— Кажется, я готов. Давай, немного поспи, иначе не обещаю, что смогу долго бодрствовать под твои рассказы.

— Зато я могу не уснуть, — сказал Саша.

— Я уверен в этом, но про себя этого сказать не могу. — Он не хотел говорить ему, что у него была практика долгого бодрствования. Он лишь поднялся, положил меч поближе к себе и уперся локтем в колени, приготовившись к долгой ночи.

Саша продолжал что-то говорить еще и о баньке.

— Тише, — сказал ему Петр, — иначе я усну, если ты не перестанешь болтать.

Саша затих. Тишина окружала их, только плескалась вода, поскрипывали ветки да какое-то одинокое хриплое щебетанье раздавалось в кустах. Вот и все, что нарушало покой этой теплой ночи. В конце концов и этот звук исчез. Теперь он прислушивался только к реке, наслаждаясь отдыхом, и после нескольких часов, когда холодный утренний ветерок начал поднимать зыбь на поверхности реки, он раздумывал о нем некоторое время, затем откупорил кувшин и налил из него четверть чашки, только лишь для того, чтобы разогреть кровь.