Русалка - Черри Кэролайн Дженис - Страница 20

— Пожалуйста, не слушайте его, — сказал Саша. — У него лихорадка, и она не кончается уже несколько дней.

— Мне не нужна его помощь! — продолжал кричать Петр и вновь пытался встать.

— Извините меня, — сказал Саша и, торопливо поклонившись, подбежал к Петру, чтобы вовремя удержать его от ненужных напряжений. — Ну, пожалуйста, Петр, не делай этого…

— Это сумасшедший старик, — с бешенством прошептал Петр. — Не подпускай его ко мне, вот и все. Со мной и так ничего не случится…

— Я буду следить за ним, — сказал мальчик, но Петр привалился больной стороной к каменной кладке и сказал:

— Он не должен прикасаться ко мне.

А тем временем, старик Ууламетс добавил еще порцию водки в свою чашку, поднялся с лавки, пошарил на соседней полке, где отыскал какую-то бутылку и добавил из нее немного темной жидкости в водку. Саша предположил, что это было своего рода лекарство, наблюдая за стариком, который теперь направился к ним.

— Я не буду пить это, — сказал Петр.

— Это как раз облегчит твою боль, — сказал Ууламетс, — потому что она еще впереди. — Затем старик сделал движение, как будто хотел выплеснуть содержимое чашки на пол, но в этот момент Саша с криком вскочил со своего места, стараясь спасти чашку, которую Ууламетс в конце концов протянул ему.

— Ну пожалуйста, — сказал Саша, обращаясь к Петру, усаживаясь перед ним на колени и протягивая чашку. — Пожалуйста, выпей это. — Он поступал так потому, что больше ничего не оставалось делать и больше некого было просить о помощи. Единственной надеждой был этот старик и его медицинские познания, который, видимо, мог остановить начинавшееся воспаление. — А то, чего доброго, ты умрешь.

Петр нахмурился и протянул руку к чашке с черной жидкостью. Он одним глотком выпил ее и вдруг вздрогнул, будто на вкус она была такой же отвратительной, как и на вид. После этого он оглянулся на старика, который громыхал ножами в шкафу.

— Что он там делает? — спросил Петр. — Малый, что он ищет там?

Саше не хотелось отвечать ему. Он видел, что Ууламетс достал из шкафа: множество ножей, кувшинов, горшочков и небольших коробков. Саша чувствовал под своей рукой, как Петр постепенно опускается на пол, и слышал его затихающее бормотанье:

— Останови его, малый, Бога ради, не дай ему зарезать меня…

Но как человек, хоть однажды имевший дело с лечением лошадей, Саша понимал, что происходит. Он осторожно, как только мог, поддерживал полусонного Петра, пока его голова не свалилась, а затем осторожно же уложил его и помог старику снять с раны старую повязку.

— Она присохла, господин, — сказал он, громко шмыгая носом и торопливо вытирая его рукавом. — Пожалуйста, будьте осторожны.

— Ты еще будешь учить меня, что мне следует делать? Нагрей воду. Чтобы был кипяток! И пошевеливайся, чтобы и от тебя была польза.

— Да, да, господин, — сказал он, торопливо подвешивая над огнем котелок с водой, чтобы тут же возвратиться и быть уверенным, что Ууламетс не сделает ничего плохого.

— Так значит, рана сквозная? Спереди и сзади? — спросил старик.

— Да.

— Он был ранен мечом?

— Я думаю, что да.

Старик что-то бормотал себе под нос, а затем надавил на рану. Петр вскрикнул.

— Пока хорошего мало, — сказал старик, но Саша мог бы и сам сказать то же самое. Ууламетс намочил маслом кусочек мха и положил его на оставшуюся присохшую часть повязки, затем встал и еще раз наполнил чашку.

Он выпил медленно, глоток за глотком, пока доставал то один, то другой предмет из шкафа.

Саша в этот момент не осмеливался произнести ни слова, а лишь продолжал придерживать почти бесчувственную руку Петра, шмыгал простуженным носом и временами подрагивал, несмотря на тепло от очага и несмотря на обещания старика сделать все как следует.

Дела были плохи, он уже понял это, когда Ууламетс подошел к ним вновь, чтобы снять остатки повязки. Мальчик хотел даже закрыть глаза, но не мог, помня о том, что обещал Петру проследить за его леченьем.

7

А затем была лишь ужасающая боль, разорвавшая на куски его сознание. Он так и не понял, каким чудом оказался в лесу, заблудившись в самой его чаще, где, обессилевший, упал в окружении бесчисленных леших и бесов. Многие из них почему-то имели лица его давних друзей или знакомых, некоторые были с лошадиными головами, а у других были головы черных и белых кошек.

Но вот он вновь оказался в мрачной лачуге, около горящего очага, а над ним пел какую-то заунывную песню все тот же ужасный старик. Казалось, что он пел не для него, а потому лишь, что сидел рядом с ним, наклоняясь вперед и выпуская прямо ему в лицо дым из костяной трубки.

Петр закашлялся. Он с ужасом вглядывался в этот словно бы рисованный призрак, освещенный отблесками огня, и как будто в продолжение своих ночных кошмаров он увидел тут же, рядом с собой, лицо Саши Мисарова, плавающее в облаках дыма. Освещенное огнем, оно одним своим присутствием напоминало о злорадстве всего происходящего, в то время как звуки пения, подобно колоколу, гудели в его ушах, а едкий дым раздирал его горло.

Он снова закашлялся. Тогда пение неожиданно прекратилось.

— Укрой его, чтобы он был в тепле, — сказал старик. Он забрал свою трубку, вместе с которой исчез и раздражавший Петра отвратительный дым. Сам же старик превратился в огромную тень, растворяющуюся где-то вверху, среди беспорядочных потолочных балок.

Саша склонился над Петром. Весь его облик, странным образом искаженный, навевал что-то зловещее. И едва Петр смог пошевелиться и чуть-чуть вздохнуть, как Саша подтянул на нем одеяло до самого подбородка и расправил его со всех сторон. Теперь Петр был бессилен, чтобы хоть как-то противодействовать тому, что бы ни делали с ним Саша или старик.

— Лежи и не двигайся, — сказал мальчик, и его слова отдались в ушах неприятным гулом. — Лежи тихо. Теперь все будет хорошо. Самое страшное позади, и сейчас ты можешь поспать.

Он никак не мог вспомнить, о чем говорил мальчик. Слова, произнесенные им, звучали угрожающе и пугали Петра. Он наблюдал, как по потолку метались причудливые тени, напоминающие кошек, мчащихся по потолочным балкам. Эти странные созданья постоянно меняли свои причудливые формы, то замирали на какое-то мгновенье, сливались, разлетались в стороны и исчезали, чтобы появиться вновь.

— Я все время буду рядом, — сказал Саша.

— Хорошо, — ответил Петр, едва шевеля губами. Он все еще не был уверен, что может доверять Саше, или по крайней мере, этому видению, которое имело с ним сходство. Виденье было таким призрачным и хрупким, что Петр невольно вспомнил о том, что его друзья частенько проделывали над ним злые шутки. Сейчас он не мог лишь припомнить, когда и сколько их было. Но он был почти уверен, что теперешнее его состояние и место, где он сейчас находился, были результатом одной из них.

— Этот старик — колдун, — шептал, тем временем, Саша, в очередной раз подтягивая одеяло ему на подбородок. — Я знаю, ты не веришь в колдунов, но этот самый-самый настоящий. Он говорит, что ты мог бы умереть, если бы не добрался до этого дома. А еще он сказал, что ты должен лежать очень тихо и не пытаться вставать, если даже и почувствуешь небольшое улучшение.

Петр не был уверен, что ощущает себя хоть на чуточку лучше. В голове у него стучало и звенело, возможно, от дыма, а, может быть, от странного пения, а его бок был так крепко перевязан, что казался полностью онемевшим. Но в этот момент он услышал, как Саша сказал:

— Я собираюсь поспать, прямо здесь, рядом с тобой, и никуда не исчезну.

Дневной свет ворвался в окружавший их ночной хаос, разрушая его. Это был привычный дневной свет, в лучах которого беспорядочно плясали пылинки, и Саша наслаждался, лежа в приятном тепле, и думал о том, что его теперешние ощущения могли бы поспорить с теми, которые он имел в своей комнате в «Петушке», хотя этот странный убогий дом перевозчика явно отличался от трактира. Он наблюдал, лежа под одеялом, как Ууламетс с треском и грохотом открывает одну за другой ставни на окнах и в комнате становится светлее и светлее. В таком тепле выздоровел даже Сашин нос, а горло побаливало лишь чуть-чуть, несмотря на столько дней, проведенных на холоде.